Дуче! Взлет и падение Бенито Муссолини

— Товарищи по вере, всегда готовые выступить на защиту короля и страны, великий час восстания народа наступил…

Дождь усилился, капли его падали прямо ему на голову с веток магнолии, под которой он стоял. Марчи продолжал стараться изо всех сил, но слушающие аплодировали вяло.

Площадь была похожей на гигантское колесо, от которого радиально отходило семь улиц, подобно его спицам. Но вот поверх голов толпы он увидел, как на каждой из них показалось по автобусу, которые, въехав на площадь, остановились, перекрыв все подходы к ней. Водители их, выключив двигатели, вышли из кабин. Для генуэзских фашистов час «икс» пробил уже шесть минут назад.

Прикрытые автобусом от глаз посторонних, восемь человек спокойно прошли сквозь вращающиеся двери небольшого кинотеатра «Сивори», примыкавшего сзади к зданию префектуры. Их возглавлял двадцатидвухлетний студент юридического факультета Джузеппе Гонелла. Миновав зрительный зал, они направились к боковой двери, которая вела в префектуру. За ней Гонелла услышал голоса морской стражи, охранявшей префектуру. Тем не менее он стал открывать отверткой дверной замок, прислушиваясь к ожидаемому сигналу.

И вот с площади послышались громкие крики. Триста человек, собравшихся там, оказались фашистами. Повернувшись спинами к оратору, они устремились на штурм тяжелых деревянных дверей префектуры. Гонелла услышал, как вдали раздался треск ломаемых дверей, вскрыл дверь, у которой остановилась его группа, и бросился вперед, обходя охрану префектуры с тыла.

Когда охранник попытался остановить его, выставив винтовку со штыком, Гонелла ухватил его по-медвежьи. Почти моментально на мраморной лестнице образовался клубок из восьми борющихся пар. В этот момент через входные двери во главе своего отряда ворвался Бонелли с пистолетом в руке.

Не теряя ни минуты, Бонелли помчался по лестнице к кабинету префекта. Направив на него пистолет, приказал:

— Звоните в Рим — в министерство внутренних дел. Префект позвонил, и Бонелли взял трубку.

— Все ли в порядке? — услышал он голос помощника министра.

Для Бонелли это был звездный час, когда он, широко ухмыляясь, произнес:

— Лучше быть не может. Говорит начальник местных вооруженных сил фашистов — мы только что заняли префектуру Генуи.

— Арнальдо, — обратился Бенито Муссолини к своему брату, — возьми себя в руки. Нам надо быть готовыми к выпуску специального номера газеты.

Арнальдо, казалось, его не слышал. В этот полдень, когда Бенито показал ему только что полученную телеграмму от генерала Читтадини, он тяжело опустился в кресло и снял свое пенсне. Затем снова надел его и вышел из комнаты, шатаясь как пьяный.

Телеграмма содержала как раз то, чего так ожидал Муссолини: «Его величество король просит вас прибыть по возможности быстрее в Рим, так как желает поручить вам формирование правительства».

Как он и предполагал, редакторская статья в газете сделала свое дело. К тому же захват префектуры в Генуе показал, что даже в городах, не очень-то поддерживавших фашистов, чернорубашечники были в состоянии силой взять власть в свои руки.

Сейчас же, в восемь часов вечера, он инструктировал Арнальдо по вопросу выпуска газеты на понедельник, готовясь к собственному «маршу на Рим». В 8.30 вечера он выехал экспрессом ДД-17, шедшим из Милана в Рим, в вагоне первого класса.

Мальчишки-продавцы газет в эту дождливую ночь сновали по улицам города. Когда Муссолини с пятью сподвижниками из своей свиты прибыл на Центральный вокзал, он остановился, чтобы прислушаться и осмотреться. В их криках ему слышалось приближение своего триумфа: «Кабинет Факты распущен. Муссолини вызван к королю».

Около вагона его ожидали машинист локомотива и кочегар в черных рубашках с военными медалями на груди, чтобы выразить свое почтение.

Идя к поезду глубоко засунув руки в карманы своего серого дождевика и нахлобучив на глаза шляпу, он представлял себе, как все изменится после его прихода к власти: люди будут вырывать газеты из рук друг друга, тысячные толпы запрудят все улицы, для встречи будет выстроен почетный караул, апартаменты завалены цветами.

Вместо прощальных слов провожавшим он распорядился: еще до рассвета сжечь редакцию социалистической газеты «Аванти», где когда-то работал сам. Он опасался, что она может призвать к генеральном забастовке и тем самым смазать его триумф.

Когда поезд тронулся в путь, Муссолини долго стоял у коридорного окна, посылая воздушные поцелуи.

Триумф нарастал и ночью. Муссолини сообщил журналисту туринской «Ла Стампа», что в составе его будущего кабинета министров предусмотрены пятнадцать нефашистских представителей из общего числа тридцати. В Пьяченце, Пизе и Карарре продолжался бум. Войска возвращались в казармы, а в Чивитавеккью король даже выслал две автомашины на тот случай, если связь оказалась бы нарушенной.

Когда поезд подходил к Риму, в 10.50 утра Муссолини увидел в небе три серебристые черточки, кружившие подобно соколам: это фашистские летчики из Центоселли проделывали фигуры высшего пилотажа в его честь.

Из вагона он вышел со слегка осунувшимся лицом, так как всю ночь не спал. Одежда его представляла собой своеобразную визитную карточку: черная рубашка, утренний пиджак, черные брюки, на голове котелок, на ногах белые гетры, припудренные тальком, прикрывавшие поношенные ботинки.

В 11.45 он вошел в комнату приемов на первом этаже дворца.

В течение дня мимо его порталов пройдут шестьдесят тысяч фашистов, отмечая свою победу. Подойдя к королю, Муссолини, никогда не отказывавшийся от театральных поз, произнес с пафосом:

— Прошу извинения за свой вид, ваше величество, я прибыл прямо с поля боя.

Глава 2

«День, когда будет трепетать вся Италия…»

Июль 1883 года — октябрь 1922 года

Тридцать девять бурных лет отделяли день появления на свет сына кузнеца в Предаппио, что в Романии, от дня его появления в комнате приемов дворца Квиринале. Бенито Муссолини родился 29 июля 1883 года на железной кровати, изготовленной его отцом. С первых же часов своего бытия он относился к окружавшему его миру как к врагу. Целых три года, несмотря на все старания родителей, он не говорил. Только специалист уха, горла и носа из ближайшего населенного пункта Форли немного успокоил их, заверив:

— Это пройдет. Я уверен, когда подойдет время, он будет даже говорить слишком много.

Хотя семья Муссолини была дружной, в ней процветала схизма, что отражалось в их художественных пристрастиях. Над двухспальной кроватью его мать, двадцатипятилетняя Роза, деревенская школьная учительница, повесила символ католицизма — изображение Девы Марии. Почти рядом с ней, как бы для баланса, ее муж Алессандро повесил портрет своего почитаемого героя — освободителя Сицилии, республиканца генерала Джузеппе Гарибальди.

Грузный, темноволосый и неглупый Алессандро, согласившийся на церковное бракосочетание, тем не менее говорил друзьям, что остается атеистом. Главный смысл жизни он видел в международном социализме. За свои левые убеждения и деятельность он находился под постоянным надзором полиции, отсидев шесть месяцев в тюрьме, так что даже на поездку в Форли — менее двадцати километров — ему потребовалось специальное разрешение. И все же своего первенца он назвал Бенито в честь мексиканского революционера Бенито Хуареса, совершившего казнь императора Максимилиана.

Кузница, в которой он иногда работал в большом кожаном переднике, пока отец обсуждал политические вопросы со своими закадычными друзьями, оказывала на Бенито поляризующее воздействие. Спрятанный в подвале в железном ящике красный запрещенный флаг из сатиновой материи, флаг партии, извлекался один раз в году на Первое мая и переходил из рук в руки.

Хотя его мать хотела, чтобы он стал священником, Бенито усматривал в борьбе отца с властями, которую он вел всю свою жизнь, более важную деятельность. Своей сестре Эдвиге, бывшей моложе его на пять лет, он однажды сказал: