Дуче! Взлет и падение Бенито Муссолини

— Как поступит армия?

— Ваше величество, армия выполнит свой долг, но лучше не подвергать ее этому испытанию, — отрезвляюще ответил генерал.

Король понимал, о чем думал хитрый генерал. Ему было известно, что тот, ужиная на балконе префектуры Флоренции в тот же день, тепло приветствовал демонстрацию фашистов. Более того, девять вышедших в отставку генералов, не потерявших своего эмоционального влияния на армию, играли ключевую роль в разработке стратегии фашистского марша на Рим.

Девятью днями раньше один из них, генерал Эмилио де Боно, вместе с еще одним организатором марша, Цезарем Марией де Веччи, встретились с женщиной, которую король побаивался, — его матерью, непреклонной голубоглазой королевой Маргеритой. В гостиницу «Парк-отель», где остановились четверо фашистских лидеров для обсуждения вопроса о разделении Италии на двенадцать командных зон, пришло ее приглашение на обед на ее вилле. И королева-мать не стала скрывать своих симпатий. Когда, отобедав, они собрались уезжать, королева сказала:

— Желаю всяческих успехов в вашем предприятии! Я знаю, что ваши планы преследуют единственную цель — безопасность и процветание нашей страны.

С того дня она не переставала указывать сыну, в чем заключался его долг.

— Положение дел, — произнес король задумчиво, разрешив Факте уйти, — заслуживает самого серьезного внимания. Переговорим снова завтра.

Аудиенция продолжалась двадцать минут, но король так и не решил, что ему делать, из-за неясности собственных интересов. Смогут ли фашисты обеспечить безопасность короля и страны или же выиграет монархия, объявив чрезвычайное положение?

Генералу Амброджио Клериси не оставалось ничего другого, как самому пойти выполнять поручение. В 2 часа ночи в субботу 28 октября в длинных коридорах дворца, покрытых серой ковровой дорожкой, стояла мертвая тишина — даже посыльные короля разошлись по домам. Несколько минут тому назад сын короля был разбужен телефонным звонком премьер-министра Луиджи Факты. Ему во что бы то ни стало было необходимо переговорить с шефом Клериси генералом Артуро Читтадини, но тот не отвечал.

Поспешая по пустынным коридорам, Клериси вдруг остановился, заметив полоску света, пробивавшуюся под дверью покоев Читтадини. Войдя в комнату, он увидел старенького генерала, мирно уткнувшегося в какую-то книгу.

Клериси вкратце доложил сложившуюся ситуацию. Поскольку король не назначил другого премьер-министра, Факта, оставаясь у власти, проводил ночное заседание кабинета министров. В течение часа они выслушивали резкую критику генерала Эммануила Пуглизе, требовавшего «письменных распоряжений».

Пуглизе подчеркнул, что около 26 000 фашистов удерживаются на железнодорожных линиях севернее города всего 400 карабинерами.

— Дайте мне право, — яростно говорил он, — и армия восстановит порядок во всей Италии за несколько часов. Фашисты не войдут в Рим!

Нельзя было терять ни минуты: по всей Северной Италии чернорубашечники начали забастовку. В Кремоне, где королевская гвардия открыла по ним огонь, было убито семеро фашистов. Чернорубашечники Ровиго заняли правительственные типографии, намереваясь не допустить объявление чрезвычайного положения в прессе. В Перудже, Флоренции и еще шести городах они удерживали коммунальные учреждения — водопроводные сооружения, почту, телеграф, телефон.

Но Факта и его кабинет ожидали указаний, так как, судя по сообщениям из различных городов, например Сиены, в армейских казармах шла добровольная раздача оружия и боеприпасов фашистам.

Вдруг Клериси прервал свое сообщение, заметив, что телефонная трубка лежала снятой с рычагов. Однако когда он попытался ее поправить, начальник остановил его:

— Оставьте все как есть и сообщите Факте, что меня не нашли.

— Но, извините меня, правильно ли это? Читтадини ответил невозмутимо:

— Это — распоряжение его величества. Он желает, чтобы правительство занималось своим делом — но не возлагало ответственность за свои действия на него.

Король читал телеграмму со всевозраставшим недовольством. За высокими окнами его кабинета было еще темно, дождь продолжал омывать пальмы в дворцовом саду. Часы из золоченой бронзы, стоявшие на камине, показывали восемь часов утра. Прошло шесть часов с тех пор, как Факта пытался связаться с генералом Читтадини.

Телеграмма была получена десять минут назад. Из нее было ясно, как проходило ночное заседание кабинета министров. От имени председателя государственного совета и министра внутренних дел она была адресована всем командирам воинских частей: «№ 288/59: Кабинет министров принял решение о введении во всех провинциях королевства чрезвычайного положения с пополудни сего дня. Декрет об этом будет опубликован немедленно. Примите все меры по поддержанию общественного порядка и обеспечению безопасности граждан и имущества».

— Вы явно проигнорировали конституционное право, — резко сказал король премьеру, — отдав распоряжение военным, не проконсультировавшись со мной.

Пробормотав извинение, Факта подумал о прошедшей ночи, самой длинной и напряженной в его жизни. До трех часов обсуждался проект декларации о введении чрезвычайного положения, который он сейчас представил королю. В течение пяти часов он терпеливо дожидался вызова короля, но такового не последовало. Только настоятельные требования министров заставили его пойти на такой шаг.

Ему было известно, что войска на железных дорогах в Орте, Чивитавеккье и других узловых станциях находились на расстоянии около ста пятидесяти метров от остановленных ими поездов с фашистами. Что произойдет дальше, неизвестно.

Факта попытался объяснить причину появления проекта декларации:

— В различных провинциях Италии проходят несанкционированные демонстрации… которые могут ввергнуть страну в хаос… Граждане должны сохранять спокойствие и доверять предпринимаемым полицейским мерам…

К изумлению Факты король не только не достал свою авторучку, но, сказав что-то непонятное для него, сунул декрет в ящик письменного стола. Все его сомнения и колебания, видимо, закончились. Слухи о том, что почти семьдесят тысяч фашистов готовы к штурму города, если возникнет такая необходимость, вызывали беспокойство. К тому же чернорубашечники Корсо-Умберто в самом Риме размахивали трехцветными флагами, выкрикивая: «Да здравствует король!», демонстрируя ему свою лояльность.

— Премьер, — сказал он сухо Факте, — единственной причиной для объявления чрезвычайного положения является гражданская война. И призывать к ней означает, что один из нас должен пожертвовать собой.

Впервые за всю свою карьеру слабовольный и добродушный Факта решился на иронический ответ с ничего не выражавшим лицом:

— Нет никакой необходимости, ваше величество, уточнять, кто из нас должен это сделать.

Девятилетний Джиорджио Ботелли чувствовал себя покинутым. Странные люди, расположившиеся три дня назад в гостинице его деда под названием «Бруфани-Палас» в Перудже, исчезли также неожиданно, как появились. Ему казалось, что такой жизни, как в те дни, больше никогда уже не будет.

Обычно это старое здание из красного кирпича, расположенное на высоте более пятисот метров над долиной реки Аззизи, было излюбленным местом для английских туристов, которых вполне устраивали слегка затемненные комнаты, пахнувшие льняным семенем, глубокие кожаные кресла и папоротник в латунных горшках. Однако за те три дня, которые провели здесь представители фашистского руководства, в доме многое изменилось. Постовые чернорубашечники, худые и внушавшие страх своими кинжалами, расположились в украшенных колоннами портиках. За вращающимися дверями, откуда портье в свое время вызывал кареты постояльцев или гостей, были установлены пулеметы. Каждое окно было забаррикадировано мешками с песком.

Джиорджио не знал, что фашисты избрали Перуджу для размещения своего штаба, исходя из стратегических соображений: в радиусе всего нескольких километров тут находились заводы по производству боеприпасов, фабрики мясных консервов, кондитерских изделий и шоколада. А в случае провала своих планов они могли быстро отойти в долину реки По.