Зверь на престоле, или правда о царстве Петра Великого

«Шведы потеряли всего более 9 тыс. убитыми… потери русских войск составили 1345 чел. убитыми…» [118, т. 6, с. 435].

То есть произошел расстрел остатков безоружного войска легендарного предводителя, окончательно спятившего от любви к своему собственному «гению». Но, может, Карл, слишком хорошо зная «храбрость» своего оппонента, просто ни на секунду не усомнился, что этот редкостный трус, в данном вопросе никем еще не превзойденный (впоследствии воспетый Лажечниковыми как великий метатель неких «гранад»), и на этот раз, по милой своей давно освоенной привычке, все равно сбежит? Ведь повезло ж ему на этого отъявленного труса уж в куда как не менее безвыходных ситуациях: под Нарвой и под Гродно.

Но двухмесячный безуспешный штурм Полтавы подточил боеспособность шведского войска. Из-за полученных при неудачных штурмах Полтавы ранений более трети шведского войска в сражении участия принять не могло:

«Общая численность армии Карла XII, по шведским источникам, достигала 27 тысяч человек, из которых непосредственное участие в сражении приняло около 17 тысяч человек» [35, с. 23].

А подошел-то Карл к Полтаве, между прочим, в составе 40-тысячной армии!

То есть шведы оставили под стенами этого слишком для них злого города 13 тыс. убитыми и 10 тыс. ранеными, которые ко времени Полтавского сражения еще не успели вернуться в строй.

На что надеялся противник, оставив на подступах к маленькой русской крепостце более двух десятков тысяч мертвецов и калек?! Куда ему было лезть на армию, большую этого малюсенького гарнизончика в десятки раз?!

«Русские (Петр I) — 60 000 человек (без иррегулярных войск), 102 орудия» [53, с. 70].

А с иррегулярными, стало быть, так и все 80 000! И это — как минимум. То есть Петр имел здесь пятикратное над своим врагом численное превосходство!

Но Карл был просто уверен в ставшей уже давно привычной поистине нечеловеческой, какой-то просто патологической животной трусости Петра. Лишь она одна была просто обязана вернуть Карлу уважение Европы, поверженной им ниц.

И вот многократно превосходящей противника армии Петра, вместо вполне понятной в данном случае для шведов ретирады, было вдруг навязано это нигде не виданное по безумству и самоуверенности столь теперь выглядящее непонятным сражение:

«Против четырех шведских орудий были выставлены восемьдесят два русских (а по другим данным сто двенадцать)» [15, с. 385].

По другим данным и у шведов было не четыре орудия, а только два. Но ведь даже и те — без пороха…

Таков расклад сил этого странного единоборства.

Но Петру повезло, а то бы опять сбежал: совершенно случайно Карл получил серьезное ранение.

Так что исход этого сумасбродного поступка шведского короля был заранее предрешен. Но Петр и здесь до самого конца оставался верен себе. Сам помышляя лишь о бегстве, пытался изобличить в этом же и все свое вполне достойное своего «гения» творение — очень уж ненадежное эрзац-воинство:

«…даже располагая крупным превосходством в людях и вовсе уж подавляющим превосходством в артиллерии, Петр применил «новинку» — впервые в русской военной истории появились расположившиеся в тылу наступающих заградительные отряды, которые получили от Петра приказ стрелять по своим, если те дрогнут…» [15, с. 385].

И это является тем единственным, что следует отнести к личному вкладу Петра Великого в искусство, именуемое «воинским». То есть и здесь единственным новшеством, принадлежащим лично нашему «дивному гению», является один из элементов построения карательного аппарата, чем затем прекрасно воспользуются: и Ленин, и Троцкий, и Сталин, и даже Гитлер.

Вот еще отблеск сугубо петровского толка творенья, о чем спешит сообщить нам Соловьев: «…когда в губерниях рекрут сберут, то сначала из домов их ведут, скованных, и, приведши в города, держат в великой тесноте по тюрьмам и острогам…» [124, с. 446].

Но вот и до антихристова клейма добрались: «…захватив рекрута..» [14, с. 99], петровские птенчики «…делали на кисти правой руки татуировку…» [14, с. 99].

Просто гениальнейшим изобретением Петра было «…клеймить своих подданных как скот…» [14, с. 99].

«…в дороге приключаются многие болезни, и помирают безвременно, другие же бегут и пристают к воровским компаниям, ни крестьяне и ни солдаты, но разорители государства становятся. Иные с охотой хотели бы идти на службу, но, видя с начала над братией своей такой непорядок, в великий страх приходят (из доклада Военной коллегии Сенату, 1719 г.)» [15, с. 386].

А потому «…в 1718 году по армии числилось 45 тысяч «недобранных рекрут» и 20 тысяч в бегах» [14, с. 100].

«Недобранных» — значит умерщвленных «птенчиками» при захвате, транспортировке и «хранении».

И это сводка всего лишь за год!

И вот как был устроен Петром этот страшный конвейер смерти:

«…если рекрут умирал на сборном пункте, его деревня или посад обязаны были поставить другого, точно такого же… и государство ничего не теряло, получая нужный ему «винтик»» [14, с. 100].

Теперь понятно — каким же это образом ему удалось уничтожить половину мужского населения России!

А ведь эту ужасающую цифру мы почему-то никогда недооценивали: лес мол рубят — щепки летят. Ведь в Великую Отечественную войну в качестве воинов, убитых на полях сражений, мы потеряли всего 10 % своего мужского населения. И это была ужасная цифра: с войны, по свидетельствам очевидцев (а не всякой шушеры, сегодня про нее басни изобретающей), в сельской местности не вернулась и половина (город потери имел много меньшие из-за занятости многих на оборонных предприятиях). Так кто ж возвратился домой после того, как побывал на изобретенных Петром «забавах»? Половина мужского населения — это возврат: 0 целых 0 десятых процента!!!

И спасся от затей этого людоеда лишь тот, кто вовремя у махнул в бега…

Но какая-то часть из свеженабранных рекрутов в ряды армии супостата все ж вливалась. И хоть меченые солдаты антихриста шли в бой без кандалов, желания стать убитыми было что-то уж слишком маловато. Ведь они были все же русскими, а потому прекрасно осознавали, куда они теперь после смерти попадут после того, как получили на руку отметку зверя.

Однако ж здесь, в Полтавском сражении, им рисковать собою не пришлось. Безоружные, голодные, изорванные в долгом походе шведы лезли под жерла пушек и умирали, словно мухи в осеннюю пору. И их безнаказанно расстреливали в упор многократно количественно превосходящие их жандармские части Петра, помеченные его печатью — печатью антихриста.

Но ведь даже и здесь, что самое интересное, вновь все обошлось без этого воспетого историками «славного гения»: «Всею русскою армиею командовал фельдмаршал Шереметев…» [51, с. 660].

Где же был в это самое время Петр? Может быть, он командовал атакой кавалерии или столь полюбившейся ему пушечной пальбой?

Командовали «…артиллерией — Брюс, правым крылом — генерал Ренне, а левым — Меншиков» [51, с. 660].

То есть даже и эта вроде бы и выигранная Петром баталия о личном его в ней участии вообще ничего не говорит! И очень может быть, что и здесь он не приблизился к шведам и на пушечный выстрел.

Однако ж во все тех же аллегорических пиитоупражнениях по историософическим изысканиям петрообожателей, кое-что находим.

Соловьев: «Петр распоряжался в огне, шляпа его и седло были простреляны» [124, с. 262].

Но имеются и иные версии, где пуль, неизвестно кем выпуленных, из Петра понавыковыривали еще больше.

Костомаров: «Сам Петр участвовал в битве, не избегая опасности: одна пуля прострелила ему шляпу, другая попала в седло, а третья повредила золотой крест, висевший у него на груди» [51, с. 660].

Хороша сказочка! А в особенности, если учесть, что шведы сражались лишь холодным оружием: порох у них давно закончился! То есть при всем их на то желании выпуливать эти самые со всех сторон якобы поиздырявившие Петра пули было просто нечем: порох в шведских пороховницах отсутствовал напрочь!