Зверь на престоле, или правда о царстве Петра Великого

«…и тут Петр был в своем амплуа: при наступлении Карла XII в 1708 году перепугался так, что велел вывезти из Москвы сокровища Кремля и стал по периферии страны строить систему укреплений…» [14, с. 103].

Но и «укрепления» эти его выглядели все так же однопланово: «…чтобы создать укрепления, стали засыпать землей действующие церкви» [14, с. 103].

То есть даже и здесь был найден предлог для борьбы с русскими святынями.

Потому становится понятным, что это эрзац-воинство супостата воевать всегда могло только с мирным населением. Об этом шведский король был осведомлен. Потому-то впоследствии, под Полтавой, уже практически безоружный Карл, у которого давно закончился порох, все так же настойчиво продолжал пытаться выбить четырехтысячный русский гарнизон из Полтавской крепости. При этом он не сомневался в «благоразумии» Петра, который на этот самый «газарт» не решится — в коленках жидковат, а предпочтет куда как более освоенный «маневр» — «здоровое отступление».

И возьми шведы Полтаву, все случилось бы так, как планировал Карл: Петр опять сбежал бы, уже в который раз предав очередному позору честь русского государства!

А он, собственно, это делать и вознамеривался. На эту тему им даже:

«Учинен воинский совет, каким бы образом город Полтаву выручить без генеральной баталии (яко зело опасного дела) …» [61] [124, с. 261].

Вероятно, полтавский гарнизон, великолепно зная эти присущие ему «качества», бился до последнего, уже вовсе и не надеясь на помощь этой никчемной трусливой душонки, смелой лишь перед беззащитными, которая с огромнейшим, великолепно оснащенным воинством трусливо выжидала результата этой неравной смертельной схватки с врагом.

Так значит и не столь силен швед, коль с таким подавляющим численным превосходством так и не смог взять русской крепости?!

Советские источники о численности защитников Полтавы сообщают: «…гарнизон Полтавы (4,2 тыс. солдат и 2,5 тыс. вооруженных горожан) …» [118, Т. 6, с. 435].

Вот какое, количество русских людей не смогла одолеть армия Карла, два месяца яростно штурмуя их укрепления.

Слабым же оправданием Карла служит ожидаемая им поддержка переметнувшегося к нему в лагерь гетмана Мазепы, который так же, как и Петр, дожидался исхода сражения, где шведы победить просто обязаны — ведь у них солдат в десять раз больше (ополченцы не в счет — это полубезоружная необученная толпа).

Но эта «толпа» все же была русской (малоросской), а потому и билась с врагом насмерть, ничуть не уступая русским солдатам, сражавшимся с ними плечом к плечу. В единстве сила, а потому и враг был не только остановлен, но и разбит.

А полностью подкосивший силы шведского воинства штурм крепости продолжался исключительно из-за редкостного упрямства самого авантюрного полководца тех времен — Карла XII.

Только через два месяца, поняв наконец всю вопиющую беззубость своего противника, а также его необычайную измотанность при затянувшемся штурме, увидев отсутствие у шведов пороха и сильный недостаток иного снаряжения, отбитого до этого под Лесной Шереметевым, Петр, отбросив свое извечное желание к ретираде, на этот раз все же решается выступить:

«Со стороны его противников все способствует этому: в конце июня у них истощились боевые припасы, и они остались без артиллерии и даже почти без какого бы то ни было огнестрельного оружия, принужденные сражаться только холодным оружием. Накануне решительного сражения они оказываются без вождя: во время рекогносцировки на берегах Ворсклы, разделявшей две армии, Карл, как всегда опрометчивый и без нужды подвергающий себя опасности, был ранен пулей. «Пустяки, в ногу…» — сказал он, улыбаясь… Но по возвращении в лагерь он потерял сознание, и тотчас, рассчитывая на моральное значение этого происшествия, Петр решился перейти Ворсклу… [62]

Прошло, однако, еще десять дней в ожидании нападения, на которое русские не осмеливались. Карл предупредил их…» [16, с. 339].

То есть даже в полностью безвыходной ситуации своего давнего соперника, когда и командовать тот своим безоружным и крайне истощенным воинством из-за ранения уже более не мог, Петр снова был не готов к каким-либо решительным действиям.

Чем же он занимался все это время?

«Петр I во главе русской армии (42,5 тыс. человек) расположился в 5 км от Полтавы. Перед позицией русских войск расстилалась широкая равнина, ограниченная лесами. Слева находился перелесок, через который проходил единственно возможный путь для наступления шведской армии» [149, с. 41].

Почему шведы могли сунуться только лишь через этот самый злосчастный перелесок?

Так ведь лезть безоружным, с пустыми пороховницами, напролом через широкое поле было бы, с их стороны, уже полным безумием. На открытой местности сблизиться на ружейный выстрел им не предоставлялось возможности. А как обойти по полю без потерь выставленные неприятелем пушки?

Потому Петр с армией, втрое большей количественно и вооруженной до зубов, решил обрубить шведам даже и эту самую последнюю надежду — сойтись с его армией врукопашную:

«Петр I приказал на этом пути построить редуты (шесть в линию и четыре перпендикулярно). Они представляли собой четырехугольные земляные укрепления со рвами и брустверами, располагались один от другого на расстоянии 300 шагов… За редутами находилась конница (17 драгунских полков) … Замысел Петра I состоял в том, чтобы измотав шведские войска на редутах, нанести им затем сокрушительный удар…» [149, с. 41].

Вся эта трусливая ретирада с окапыванием против втрое слабейшего и имеющего на вооружении лишь холодное оружие противника нынешними историческими источниками поименована как: «…тактическое новшество Петра…» [149, с. 41].

Так ведь всемером от одного безоружного да еще и за редутами прятаться — это и действительно: новинка.

И это все притом, что: «…Карл пришел с малочисленным войском, и трудно было ему дополнять его из далекого своего отечества, а Петр явился с ратью, вдвое превосходившею силу его соперника. Войско Петра безпрестанно увеличивалось…» [51, с. 659].

То есть уже в самих историях историков указывается на то, что войско Петра, бывшее вдвое большим, постоянно пополнялось. Шведы же еще продолжали атаковать Полтавскую крепость. То есть их число постоянно уменьшалось, появлялось множество раненых. Так что, соотношение сторон, что логически следует из историй этих самых историков, было уже как минимум 3:1. Но Петр все еще чего-то выжидал.

Так на что свалить исторической науке это трусливое выжидание?

На то, что наш «великий», будучи слишком в коленках жидковат, требовал все новых дополнительных пополнений:

«Готовясь к битве, Петр откладывал ее со дня на день до прибытия 20 000 калмыков…» [51, с. 659].

То есть тройного перевеса ему было все ж маловато: он ждал еще подкреплений.

И лишь полная инициатива предводителя шведского войска, давно разгромленного малочисленным полтавским гарнизоном, подвела черту под его гегемонистскими планами по отношению к России. Лишь упрямое желание Карла XII вступить в единоборство со своим трусливым соперником довершило это самоубийство, кажущееся теперь столь странным:

«Сражение было просто бешеной схваткой, в которой славные остатки одного из самых удивительных войск, когда-либо существовавших на свете, без оружия, без вождя, без надежды на победу, окруженные врагами и подавленные их численностью, борются некоторое время только для того, чтобы не покинуть своего короля. Через два часа Карл сам покидает поле сражения…» [16, с. 340].

Безоружные шведы, судя по всему, были просто расстреляны в упор. Вот каковы их потери, доказывающие полное отсутствие какой-либо хоть малой надежды этого воинства, вооруженного лишь холодным оружием, при вступлении в противоборство с количественно, как минимум, трехкратно их превышающим свежим войском неприятеля, вооруженным до зубов: