Ди Канио Паоло. Автобиография

Футбол — это только игра, а не война, хотя порой приходится по–настоящему ненавидеть противника, если хочешь добиться успеха. И, тем не менее, все, что случилось на поле, после финального свистка должно там и остаться.

Мне кажется, мы часто об этом забываем.

В том сезоне «Арсенал» играл в Риме против «Лацио» в рамках Лиги Чемпионов — матч, омрачившийся несколькими скандальными событиями. В одном случае защитник «Арсенала» Жиль Гриманди ударил хавбека «Лацио» Диего Симеоне кулаком в лицо. А потом случился один из самых скандальных эпизодов того сезона. В конце матча игрок «Лацио» Синиша Михайлович позволил себе расистские высказывания в адрес футболиста «Арсенала» Патрика Виейра.

За это Михайловича пригвоздили к позорному столбу. В мгновение ока он превратился в козла отпущения за все грехи современного футбола. Он получил дисквалификацию от УЕФА и его не принялся критиковать разве что ленивый.

Я, конечно, его не оправдываю. Он поступил неправильно. Это было неприемлемо, и он сам это признал спустя несколько недель. И все же мне кажется, то, как журналисты и другие обозреватели прокомментировали произошедшее, это просто позор.

Я читал интервью в итальянской прессе, в которых Михайлович утверждал, что он и Виейра обменивались оскорблениями в течение всего поединка. Я знаю, что Михайлович обозвал Виейра «черным куском дерьма». Я также знаю, что самого Михайловича — боснийского серба по происхождению, в прошлом оскорбляли фанаты, и что кроме всего прочего, его обзывали «цыганом» и «убийцей». Я уверен, что после того, как он сам пострадал от оскорблений, он понимает, насколько опасны расистские высказывания.

Чего я не знаю — это что в действительности случилось на поле, и что конкретно Виейра сказал Михайловичу, если он вообще что–нибудь сказал. Но если Виейра хоть как–нибудь оскорбил Михайловича, тогда у меня возникает резонный вопрос: чем одно оскорбление хуже другого?

Интересно, избежал бы Михайлович порицания, назови он Виейра «французским куском дерьма» вместо «черного куска дерьма»? В конце концов, ведь Виейра такой же француз, как он чернокожий…

Конечно, никто не хочет слышать, как игроки оскорбляют друг друга на поле, особенно если эти оскорбления имеют отношения к их этнической или расовой принадлежности. Но, к сожалению, это происходит регулярно. Я уже со счета сбился, как часто люди называли меня «итальянская п…а» или «лживый сукин сын», или еще как–нибудь так.

Но я никогда не жаловался.

Дело в том, что если вместе на одном поле находятся 22 молодых парня, которые бьются друг против друга под огромным внешним давлением, такие неприятные инциденты, как между Михайловичем и Виейра вполне вероятны. Да, может, это не очень красиво, но такова уж природа человеческая: мужчины есть мужчины.

Разница заключается в том, что сразу после финального свистка все заканчивается. Ты обмениваешься с соперником рукопожатием, и вы расходитесь в разные стороны.

Это особенно характерно для Англии. Меня оскорбляли, били по ногам, в меня плевали все 90 минут, но когда игра заканчивалась, те же самые футболисты, которые преследовали меня на поле, предлагали угостить меня выпивкой и общались со мной, как с братом, которого они давным–давно не видели. Вот почему я обожаю футбол в этой стране. Здесь это по–прежнему игра.

Но конфликт между Виейра и Михайловичем — это совсем другое дело. Сделав произошедшее достоянием публики, было нарушено одно из основополагающих правил футбола: все, что происходило на поле, должно остаться на поле.

Я уверен, что это был не первый раз, когда Виейра подвергся расистским оскорблениям. И, увы, не последний. Однако после того, как о конфликте узнали все, был создан опасный прецедент, и одного из наших собратьев–профессионалов унизили (уже не в первый раз).

Спросите у Виейра, какое из двух зол он бы выбрал: расистские оскорбления в свой адрес или удар соперника ногой в его колено. Мне кажется, я знаю, что он ответит.

Некоторые считают, что футболисты — это образцы для подражания, и что такое поведение недопустимо. Что ж, это, может, и было бы правдой, если бы кто–нибудь из фанатов услышал слова Михайловича. Но нет. Никто, кроме их двоих и, возможно, пары одноклубников, понятия не имел, что конкретно было сказано, поэтому не вполне справедливо утверждать, что Михайлович — плохой образец для подражания. Названный всеми расистом, Михайлович мог бы стать героем и мучеником для тех, кто думает, что из него сделали козла отпущения.

Все эта история была перекручена, и, к сожалению, отвлекла внимание общественности от некоторых реальных проблем, стоящих перед футболом в Италии и в других странах, таких как расизм и насилие.

В то время как из Михайловича сделали чудовище, меня фактически возвели в ранг святых на «Гудисон Парк» в том сезоне, в основном за то, что, я надеюсь, обязан был сделать любой достойный футболист.

18 декабря 2000‑го года моя карьера в Англии совершила полный цикл.

Через восемьсот одиннадцать дней после конфликта с Полом Элкоком — дня, когда меня официально объявили одним из самых отъявленных негодяев в истории футбола, я, наконец, искупил свою вину, сделав то, что одна газета (из тех самых газет, которые за три года до того призывали дисквалифицировать меня пожизненно) назвала «благородным поступком настоящего спортсмена».

Мы играли на выезде против «Эвертона» и счет был

1:1, когда добавленное арбитром время подходило к концу. Их голкипер Пол Джеррард выбежал к линии штрафной площади с правой стороны от ворот, если смотреть с точки зрения нападающего, подобрать отлетевший мяч. Когда он выбежал из штрафной, шипы его бутс запутались в траве и он, как подкошенный, рухнул на землю. Мяч отскочил на правый фланг, где Тревор Синклер подобрал его и сделал идеальный навес в штрафную площадь. В полном одиночестве я стоял возле одиннадцатиметровой отметки, и видел, как мяч летит прямо на меня. Не знаю, забил бы я тогда или нет (в футболе никогда нельзя быть уверенным в таких вещах), но учитывая, что рядом со мной не было соперников, а голкипер в тот момент беспомощно лежал за линией штрафной, шансы забить у меня были превосходные.

Все ждали, что я пробью головой, или приму мяч на грудь и вторым касанием вгоню его в сетку. Однако вместо этого я вытянул руки вверх и поймал в них мяч.

Некоторые одноклубники посмотрели на меня так, будто у меня выросла вторая голова. Но я точно знал, что делаю. Пятнадцать лет карьеры научили меня моментально понимать, когда игрок получил действительно серьезную травму.

Когда я увидел, как упал Джеррард, как он споткнулся и всем телом (а он довольно габаритный парень) упал на колено, я знал, что вероятность серьезной травмы очень велика.

В подобных ситуациях экстренная медицинская помощь играет важнейшую роль. Квалифицированный физиотерапевт, оказавшись возле пострадавшего в первые секунды, может предотвратить тяжелую травму. Ударь я по воротам, шестьдесят–девяносто бесценных секунд были бы потеряны, а может, и больше, если бы один из защитников заблокировал удар и мяч остался в игре.

Я неоднократно говорил, что когда я на поле, соперник — мой смертельный враг. Но в тот момент я перестал воспринимать Джеррарда как соперника, и вспомнил, что он просто мой коллега, брат–профессионал, рисковавший преждевременно завершить карьеру и, возможно, потерять средство заработка, если ему не будет срочно оказана медицинская помощь.

Был только один вариант: немедленно остановить игру.

Как только все поняли, что случилось, «Гудисон Парк» взорвался овациями. Только через некоторое время до меня дошло, что они аплодируют именно мне.

Реакция на мой поступок была просто феноменальна. Эпизод показали на телеканалах по всему миру. Я даже получил официальное письмо с благодарностью от ФИФА, подписанное самим Зеппом Блаттером.

Это было как в сказке!

Я всем говорил, что так же, как меня нельзя было записывать в дьяволы после толчка Элкока, так же не нужно было делать из меня святого теперь, только лишь потому что я прервал игру, дав возможность медикам оказать срочную помощь своему коллеге.