Сталин. Большая книга о нем

масс. 9-го начался в Смольном новый острый конфликт с правительством, постановившим

вывести революционные войска из столицы на фронт. Гарнизон теснее примкнул к своему

защитнику, Совету. Подготовка восстания сразу получила конкретную основу. Вчерашний

инициатор Бюро перенес все свое внимание на создание военного штаба при Совете. Первый

шаг был сделан в тот же день, 9-го октября. «Для противодействия попыткам штаба вывести

революционные войска из Петрограда» Исполнительным Комитетом решено создать

Военно-Революционный Комитет. Так, логикой вещей, без всякого обсуждения в ЦК, почти

неожиданно, восстание завязалось на советской арене и стало строить свой советский штаб,

гораздо более действительный, чем «Бюро» 7-го октября.

Ближайшее заседание ЦК с участием Ленина в парике состоялось 10 октября и получило

историческое значение. В центре обсуждения стояла резолюция Ленина, выдвигавшая

вооруженное восстание как неотложную практическую задачу. Затруднение, даже для самых

убежденных сторонников восстания, состояло, однако, в вопросе о сроке. Под давлением

большевиков соглашательский ЦИК еще в дни Демократического Совещания назначил съезд

Советов на 20 октября. Теперь имелась полная уверенность, что съезд даст большевистское

большинство. Переворот, по крайней мере в Петрограде, должен был во что бы то ни стало

завершиться до 20-го, иначе съезд не только не смог бы взять в свои руки власть, но рисковал

бы быть разогнанным. В заседании ЦК решено было без занесения на бумагу начать в

Петрограде восстание около 15-го. На подготовку оставалось, таким образом, каких-нибудь пять

дней. Все чувствовали, что этого мало. Но партия оказалась пленницей срока, который сама она,

в другом порядке, навязала соглашателям. Сообщение Троцкого о том, что в Исполнительном

Комитете постановлено создать свой военный штаб, не произвело большого впечатления, ибо

дело шло больше о плане, чем о факте. Все внимание было сосредоточено на полемике с

Зиновьевым и Каменевым, которые решительно возражали против восстания. Сталин в этом

заседании, видимо, не выступал вовсе или ограничился короткой репликой; во всяком случае, в

протоколах не осталось следов его речи. Резолюция была принята 10-ю голосами против 2-х. Но

тревога насчет срока осталась у всех участников.

Под самый конец заседания, затянувшегося далеко за полночь, по довольно случайной

инициативе Дзержинского, было постановлено: «Образовать для политического руководства

восстанием бюро в составе Ленина, Зиновьева, Каменева, Троцкого, Сталина, Сокольникова и

Бубнова». Это важное решение осталось, однако, без последствий: Ленин и Зиновьев

продолжали скрываться, Зиновьев и Каменев стали в непримиримую оппозицию к решению

10-го октября. «Бюро для политического руководства восстанием» ни разу не собралось. Лишь

имя его сохранилось в приписке чернилами к отрывочному протоколу, написанному

карандашом. Под сокращенным именем «семерки» это призрачное Бюро вошло в официальную

Сборник: «Сталин. Большая книга о нем»

106

историческую науку.

Работа по созданию Военно-Революционного Комитета при Совете шла своим чередом.

Однако тяжеловесный механизм советской демократии не допускал слишком резкого скачка. А

времени до съезда оставалось мало. Ленин не без основания боялся промедления. По его

требованию созывается 16 октября новое заседание ЦК с участием наиболее ответственных

петроградских работников. Зиновьев и Каменев по-прежнему в оппозиции. С формальной

стороны их положение даже укрепилось: прошло шесть дней, а восстание не началось.

Зиновьев требует отложить решение вопроса до съезда Советов, чтоб «посоветоваться» с

провинциальными делегатами: в душе он надеется на их поддержку. Прения носят страстный

характер. Сталин впервые принимает в них участие. «День восстания, — говорит он, — должен

быть целесообразен. Только так надо понимать резолюцию… То, что предлагают Каменев и

Зиновьев, это объективно приводит к возможности контрреволюции сорганизоваться; мы без

конца будем отступать и проиграем всю революцию. Почему бы нам не предоставить себе

возможности выбора дня и условий, чтобы не дать возможности сорганизоваться

контрреволюции». Оратор защищает абстрактное право партии выбрать момент для удара, тогда

как дело идет о назначении конкретного срока. Большевистский съезд Советов, если б он

оказался неспособен тут же взять власть, только скомпрометировал лозунг «власть Советам»,

превратив его в пустую фразу. Зиновьев настаивает: «Мы должны сказать себе прямо, что в

ближайшие пять дней мы не устраиваем восстания». Каменев бьет в ту же точку. Сталин не дает

на это прямого ответа, но заканчивает неожиданными словами: «Петроградский Совет уже

встал на путь восстания, отказавшись санкционировать вывод войск». Он просто повторяет

здесь, вне связи с собственной абстрактной речью, ту формулу, которую пропагандировали в

последние дни руководители Военно-Революционного Комитета. Но что значит «встать на путь

восстания»? Идет ли дело о днях или о неделях? Сталин осторожно воздерживается от

уточнения. Обстановка неясна ему самому.

В процессе прений представитель Петроградского Комитета Далецкий, будущий глава

советского телеграфного агентства, погибший затем в одной из чисток, привел против

немедленного перехода в наступление такой довод: «Мы не имеем даже центра. Мы идем

полусознательно к поражению». Далецкий не знает еще, видимо, об образовании советского

«центра» или не придает ему достаточного значения. Во всяком случае, его замечание

послужило толчком к новой импровизации. Удалившись в угол с другими членами ЦК, Ленин

пишет на колене резолюцию: «ЦК организует военно-революционный центр в следующем

составе: Свердлов, Сталин, Бубнов, Урицкий и Дзержинский. Этот центр входит в состав

революционного Советского комитета». О Военно-Революционном Комитете напомнил,

несомненно, Свердлов. Но никто не знал еще точно имени советского штаба. Троцкий

находился в эти часы на заседании Совета, где Военно-Революционный Комитет окончательно

ставился на рельсы.

Резолюция 10 октября была подтверждена большинством 20 голосов против 2-х, при 3-х

воздержавшихся. Никто не ответил, однако, на вопрос: остается ли в силе решение о том, что

восстание в Петрограде должно совершиться до 20-го октября? Найти ответ было трудно.

Политически решение о перевороте до съезда было единственно правильным. Но на

выполнение его оставалось слишком мало времени. Заседание 16 октября так и не вышло из

этого противоречия. Но тут помогли соглашатели: на следующий день они, по своим

собственным соображениям, постановили отсрочить открытие ненавистного им заранее съезда

до 25 октября. Большевики приняли эту неожиданную отсрочку с открытым протестом и со

скрытой благодарностью. Пять дополнительных дней полностью вывели

Военно-Революционный Комитет из затруднения.

Протоколы ЦК и номера «Правды» за последние недели перед восстанием достаточно

полно очерчивают политическую фигуру Сталина на фоне переворота. Как перед войной он был

формально с Лениным и в то же время искал поддержки примиренцев против эмигранта,

который «лезет на стену», так и теперь он остается с официальным большинством ЦК, но

одновременно поддерживает правую оппозицию. Он действует, как всегда, осторожно; однако

размах событий и острота конфликтов заставляют его нередко заходить дальше, чем того хотел

Сборник: «Сталин. Большая книга о нем»

107

бы.

11 октября Зиновьев и Каменев напечатали в газете письмо Максима Горького,