Маркус Вольф

Люди Рейнхарда Гелена завербовали несколько заместителей министров, руководителей ведомств, а также старшего секретаря председателя Совета министров ГДР Отто Гротеволя — Элли Барчатис по кличке Маргаритка. 4 марта 1953 года чекисты ее арестовали, она была приговорена к смертной казни. Историю с Элли Барчатис руководитель контрразведки Эрих Мильке представил как личный просчет своего недавнего начальника Волльвебера.

Маркусу Вольфу на партконференции МГБ пришлось зачитать доклад с самокритикой. Впоследствии ему было не по себе: он-то понимал, что лицемерит.

Министром госбезопасности стал генерал-лейтенант Эрих Мильке. Ульбрихт обратил на него внимание еще во время берлинского восстания 1953 года. Мильке тогда демонстрировал безграничную верность генеральному секретарю.

Вальтер Ульбрихт заранее осведомился у представителя КГБ в ГДР Питовранова, как он относится к идее дать Мильке самостоятельную роль. Генерал дипломатично ответил, что это назначение — прерогатива Центрального комитета СЕПГ. Ульбрихт настаивал. И генерал Питовранов высказал свое мнение:

— Мильке твердый и энергичный работник. Но он хитрит со всеми и даже с нами.

Ульбрихта эта оценка вполне устроила. Ему не нужен был человек, который постоянно бегал бы в советское посольство. Эрих Мильке достиг вожделенной цели — стал министром госбезопасности. Он будет занимать этот пост до конца существования Германской Демократической Республики.

— С Мильке я впервые столкнулся в пятьдесят третьем, — рассказывал мне Виталий Чернявский. — Хитрый и коварный человек с мышлением типичного великогерманского националиста. Он с трудом скрывал свою неприязнь к русским — и чем дальше, тем больше. Мне он сразу был несимпатичен. Впрочем, и он мне отвечал тем же. Благо что поводов обращаться к нему лично у меня было немного.

Интересными наблюдениями о Мильке поделился доктор исторических наук Иван Николаевич Кузьмин, который позже работал в представительстве КГБ в Восточном Берлине: «Я шел по коридору второго этажа центрального здания МГБ ГДР на Норманенштрассе. Внезапно чьи-то крепкие руки отбросили меня в сторону. Я чуть не упал. Оглянувшись, увидел, что со мной поравнялся человек невысокого роста, которого сопровождали три или четыре охранника. Наши взгляды встретились, и я надолго запомнил его взгляд, тревожный взгляд человека, готового каждый момент отразить грозящую опасность. Странным образом мне передалось это ощущение опасности».

Мильке добился у Ульбрихта разрешения подчинить себе разведуправление Маркуса Вольфа. Разведку министр в принципе не уважал. Подозревал разведчиков в том, что они в любой момент готовы продаться врагу, и считал только контрразведку нужным делом. Он исходил из того, что надо неустанно находить и уничтожать внутреннего врага, а что там происходит за границей — это, в конце концов, не так важно.

Мильке не нравилось, что Вольф, который оберегал интересы своего ведомства, ведет себя самостоятельно. Министр строго отчитывал нового подчиненного за недооценку западного идеологического проникновения.

«В силу специфического труда, из контактов и связей у разведчиков формируется соответствующий образ мыслей, который зачастую казался Мильке подозрительным, — отмечал Вольф. — К тому же Мильке, ставшему министром, претило, что разведывательную службу возглавляет руководитель, который во многих делах не был его подчиненным, обязанным беспрекословно выполнять его указания».

Мильке хотел выдворить Вольфа, но Ульбрихт был против. У Маркуса Вольфа была репутация человека, которого ценят советские товарищи и который всегда может обратиться в Москву. Советские коллеги неизменно хвалили Михаила Фридриховича, как его именовали по старой памяти.

«Мильке не удалось полностью подмять под себя разведку и отнять у нее самостоятельность, — рассказывал Вольф. — К решению главных вопросов я не подпускал никого, в том числе центральные подразделения министерства. Я всегда успешно использовал тот аргумент, что в нашем деле особенно необходима абсолютная секретность».

Со временем Эрих Мильке смирился и тоже оценил Вольфа, увидев, что его успешная работа приносит дивиденды и самому министру. Но контакты Вольфа вне министерства Мильке ограничивал.

«Мильке ревностно следил за тем, чтобы никто, кроме него, не встречался с генеральным секретарем с глазу на глаз», — вспоминал Маркус Вольф.

Со временем Эриху Мильке даже понравилось иметь в подчинении такого интеллигента.

«Неоспоримые успехи в нашей работе в последующие десятилетия укрепляли также и позиции Мильке, — вспоминал Маркус Вольф. — В конце концов он стал ими гордиться. Мильке ценил мои способности, но видел во мне абстрактного мыслителя. Поэтому держал меня подальше от всех других сфер деятельности министерства. Точно так же он всегда перекрывал мне все пути в Центральный комитет партии, касалось ли это избрания меня в этот орган или же постоянных рабочих контактов с ЦК СЕПГ… Мильке понял, что я не претендую ни на пост в партийном руководстве, ни на место министра».

Вольф не хотел уходить из разведки, даже когда открывались заманчивые перспективы. В середине 1960-х годов члены политбюро Эрих Хонеккер и Альберт Норден предложили Вольфу перейти в ЦК — ведать пропагандой и агитацией. Ульбрихт дал добро. Но Вольф не захотел.

Почему он отказался от перехода в партийный аппарат? Ведь пост заведующего отделом ЦК сулил завидную карьеру. Не хотел расставаться с единственной в стране должностью, которая позволяла ему вести себя самостоятельно и независимо.

Советская разведка, в свою очередь, всегда старалась способствовать хорошим отношениям между Мильке и Вольфом.

В мае 1956 года начальником Первого главного управления КГБ СССР утвердили генерала Александра Михайловича Сахаровского. На этой должности он оставался 15 лет. Вольф знал, что сумрачный и неразговорчивый Александр Михайлович не тратил лишних слов на разговоры, но был умелым организатором. Сахаровский много работал, но не обрел качеств царедворца. Ему не хватало образования, знания языков и заграничной жизни. Он представлял себе только обстановку в социалистических странах. В несоциалистической стране он побывал один-единственный раз — в марте 1970 года в Египте. Грустно сказал сопровождавшему его резиденту в Каире:

— Да, поздновато я начал ездить по заграницам!

Генерал Сахаровский ценил Маркуса Вольфа: восточный немец умел то, что ему было не под силу.

БЕРЛИНСКАЯ СТЕНА

Политическая судьба Вальтера Ульбрихта складывалась в ожесточенной борьбе. Ульбрихт привык к тому, что люди вокруг него с ним не согласны, но это не имело значения — он добивался своего любыми средствами, не обращая внимания на иные мнения. Вольф не раз убеждался в том, что глава ГДР умеет настоять на своем даже в отношениях с Москвой. В конце концов Хрущев оценил приверженность руководителя Восточной Германии общему делу. Никита Сергеевич пришел к выводу: если нельзя изменить политику Ульбрихта, может быть, проще изменить политику Запада в отношении ГДР?

Хрущев признал ФРГ, но не добился от Запада признания ГДР.

Правительство ФРГ приняло «доктрину Хальштейна» — оно разрывает дипломатические отношения с любой страной, которая признает режим в Восточном Берлине. Этот принцип сформулировал заместитель министра иностранных дел Вальтер Хальштейн в декабре 1955 года. До дипломатической службы Хальштейн был профессором, преподавал международное право.

Но фактически к этой мере прибегли лишь дважды — разорвав отношения с Югославией, которая признала ГДР в октябре 1957 года, и с Кубой по той же причине в январе 1963 года. Впоследствии эту жесткую позицию пришлось пересмотреть. ФРГ восстановила дипломатические отношения с Югославией. А в феврале 1970 года Бонн формально отказался от доктрины Хальштейна.

Отсутствие дипломатических отношений с большинством стран и посольств определило особенности развития восточногерманской разведки. Обычно резидентура внешнеполитической разведки обосновывается под крышей посольства своей страны. Ключевые сотрудники работают под прикрытием посольской должности, имеют дипломатические паспорта. Другие выдают себя за внешнеторговых работников или журналистов. А нелегальная разведка — лишь часть общего аппарата.