Я Береза, как слышите меня

- Товарищ командир, разрешите обратиться! - сказала, по-уставному приложив руку к головному убору.

- Обращайтесь, согласно кивнул Козин и с каким-то упреком посмотрел на меня.

- Зачем вы меня назначили штурманом полка? Ведь я же не справлюсь. На смех людям! Есть же Бердашкевич - командир второй эскадрильи, есть Сухоруков, Вахрамов. Им сподручнее быть штурманом в мужском полку!

- Вы все сказали? - резко спросил подполковник. - Тогда кругоом марш! Бегом - к исполнению обязанностей штурмана полка. И по этому вопросу ко мне больше не обращайтесь.

Отцовский подарок

Теперь, в новом качестве, я то провожу занятия с летним составом, то руковожу "боем" по радио с наблюдательной вышки полигона. Штурманская служба мне понемногу стала нравиться, стала по душе. Я ведь и Херсонское авиационное училище окончила по классу штурманов, а работая в Калининском аэроклубе летчиком-инструктором, несколько часов в неделю преподавала аэронавигацию. Курсы штурманов прошла в Ставрополе. Словом, командование полка знало о моих штурманских "классах" и, учитывая уже мой боевой опыт, не случайно назначило на эту должность.

И вот стою я на вышке, а вокруг такая чудесная панорама! По зеленому ковру летнего поля рулят самолеты, в стороне Полтавы взлетают американские "крепости", чтобы бомбить общего врага, виднеется речушка, совсем рядом громоздится Петровский редут, на который напоролась армия Карла XII, а в небе вовсю заливаются жаворонки...

Зазвонил телефон. Сняла трубку - слышу голос руководителя полетов:

- Приготовиться, вылетаем!

Внизу под вышкой заработал моторчик радиостанции. Я взяла микрофон, для порядка дунула в него и заговорила:

- Алло! Алло! Алло! Я - "Береза"! Как слышите?

- Я - "Резеда-два"! Я - "Резеда-два"! Слышу вас хорошо. Разрешите двести...

- Разрешаю двести.

"Резеда-два" - это майор Карев, а "двести" - разрешение на бомбометание и штурмовку. И почему это начальник связи полка Матюшенко придумывает такие позывные, как "Резеда", "Фиалка", "Сирень", "Волга" и другие тому подобныевсе женского рода, для мужчин? А мне вот однажды дал позывной - курам на страх! "Ястреб"...

Группа штурмовиков уже над полигоном - делает круг, круто пикирует на цель. Летчики старательно ловят в прицел мишень и короткими очередями расстреливают расставленные фигуры, затем бросают бомбы и разворачиваются для набора высоты. Карев - "Резеда-два" - спокойно подает команды, внимательно следит за работой каждого летчика.

- Хухлин! Уменьши угол пикирования...

- Агеев! Не отставать...

- Цветков! Уменьши скорость самолета, а то выскочишь вперед группы.

- Молодец Кириллов, прицельно бьешь по целям, - летит над полигоном голос "Резеды-два", и, глядя на эту кропотливую работу Карева с молодыми летчиками, я невольно с добрым чувством глубокого уважения думаю об этом мужественном человеке, вспоминаю полеты с ним над Таманью. Отчаяннее, храбрее над полем боя, чем Карев, я не встречала.

Повторив атаку, каревская группа уходит в сторону аэродрома.

- "Береза", я - "Резеда-семнадцать", я - "Резеда-семнадцать" ... слышится в микрофоне уже другой голос. - Разрешите двести!

- Разрешаю!

И вдруг слышу:

- Зубами мучаетесь, "Березочка"?..

У меня действительно болят зубы. На вышке я стою с перевязанной щекой, но гневно пресекаю вольного сына эфира:

- "Резеда-семнадцать", занимайтесь-ка своим делом! Уменьшить угол!

Но летчик не слушается и, пикируя с крутым углом, бросает бомбы.

- "Резеда-семнадцать", прекратите самовольничать! Не то закрою полигон!

- Вас понял, -весело отвечает он и заходит для повторной атаки. Ловко атакует мишень пилот, ничего не скажешь. Со снижением уходит он от полигона бреющим, оставляя за собой песню:

Ты ж мэнэ спидманула,

Ты ж мэнэ спидвэла,

Ты ж мэнэ, молодого,

З ума разума свела...

Это - летчик Иван Покашевский.

В полку среди прибывших новичков выделялся парень с широким лицом, с копной темных волос и озорными серыми глазами. Одет он всегда не по форме. Сверху гимнастерки старого образца и гражданских брюк ватник, стоптанные, видавшие виды сапоги, шапка-ушанка, сдвинутая на затылок - вот-вот упадет. Это лейтенант Иван Покашевский.

Нам Иван рассказал, что его сбили в бою и он попал в плен. Когда немцы увозили летчиков в Германию, они втроем проломили дыру в полу вагона и на ходу поезда выпрыгнули ночью. Затем бежали в лес - удалось найти партизан. Семь месяцев Покашевский партизанил, был награжден орденом Красной Звезды. Затем летчиков доставили в Москву, распределили в авиачасти, и вот Иван попал в наш полк. А тут еще его отец, когда узнал, что сын жив - а похоронную с матерью они получили год назад, - на радостях продал пчельник и на эти деньги купил самолет. Отец очень хотел, чтобы сын летал на самолете, - считал, что так будет надежнее.

У нас в полку Покашевского обмундировали, назначили летчиком во вторую эскадрилью. И вот в Карловку приехал его отец - Иван Потапович Покашевский и привез с собой своего старшего сына Владимира, директора совхоза.

- Нехай послужат мои хлопчики у вас, - доверительно сказал командиру полка. - Посыдив Володька на "брони", як незаменимый, хватит! Пора и честь знать! Но тильки з одним уговором, ни якой поблажки сынам моим не творить, требуйте бильше, як установлено по вийсковому Уставу...

В тот день погода была чудесная. В синем небе ни облачка, солнце грело по-летнему. На аэродроме собралось много народу жители Карловки и окрестных сел с транспарантами, портретами руководителей партии, правительства и виновников торжества. Тут же, отдельно от других самолетов, новенький штурмовик с надписью по фюзеляжу: "От отца - сыновьям Покашевским".

На крыло самолета поднялись начальник политотдела дивизии подполковник И.М.Дьяченко и семья Покашевских.4 0 Сыновья помогли отцу взобраться и встали рядом с ним.4 0Иван - справа,4 0Владимир слева.4 0Митинг открыл Дьяченко. На груди начальника политотдела два ордена Красного Знамени. Защищая Москву, Иван Миронович был тяжело ранен, после чего медики списали его с летной работы.

Дьяченко говорил страстно, взволнованно и о патриотическом поступке колхозника Покашевского, и о предстоящих боях, о нашей грядущей победе. Затем он предоставил слово Ивану Потаповичу. Старик встрепенулся, хотел было шагнуть вперед, но сыны удержали его, чтобы не свалился с крыла, а он сказал только два слова: "Браты та сестры!.." -и тут же умолк. Сыновья склонились к отцу, что-то подсказывали ему, видимо подбадривали.

Запомнилась мне надолго та краткая речь простого кристьянина:

- У меня два сына. Обоих я виддаю родной Батькивщине. Пошел бы и сам с вами бить захватчиков, да трохи стар...

Старик хотел еще что-то сказать, но, не в силах совладать с охватившим его волнением, махнул рукой, поклонился в пояс на все четыре стороны и трижды поцеловал своих сыновей.

Все зашумели, зарукоплескали, оркестр заиграл туш.

- Качать его, качать! - закричали в толпе, и старика подхватили на руки.

С этого дня Иван и Владимир Покашевские были приписаны экипажем к самолету отца: Иван- летчиком, Владимир - воздушным стрелком.

И вот я смотрю в бинокль: полигонная команда проверяет результаты работы Покашевских - отлично! Все попадания на месте. Вдруг подлетает штурмовик и без моего разрешения заходит на полигон.

- Я - "Береза"! Я - "Береза"! - быстро заговорила я. - Сообщите, кто летает над полигоном?

Ответа нет, а самолет уже разворачивается и пикирует на нашу вышку. С ума сошел! Перепутал, видно, сигнальный знак "Т" на вышке с крестом на полигоне.

- Все в траншею! - приказываю я и вижу, как шофер рации, техник, еще кто-то бросаются в траншею.

Бомба разорвалась. Взрывная волна смахнула стоявшую рядом палатку и покачнула вышку, осколки бомбы тоже ударили по вышке. Я ухватилась почему-то не за поручни, а за микрофон с телефоном и с ними покатилась, крича: