Маг. Биография Паоло Коэльо

Ведя строгий учет деньгам, Пауло следит за расходами, записывая на клочке бумаги цены в долларах США и бразильской валюте: пачка сигарет — шестьдесят центов (три крузейро), гамбургер — восемьдесят центов, билет в метро — тридцать центов, билет в кино — два доллара. Всякий раз, когда они опаздывали на ночной рейс «Грейхаунда», в кошельке появлялась дыра в семь долларов — суточная стоимость самого дешевого придорожного мотеля. Купание в волнах цивилизации и варварства, пережитое в Нью-Йорке, так шокировало Пауло — «снесло башню», по его собственному выражению, — что он с трудом привыкает к «одноэтажным» штатам Среднего Запада. «После Нью-Йорка и писать-то нечего, — плачется он, покрывая каракулями письмо к Кристине, сочинявшееся в автобусе. — Я пишу лишь потому, что дико скучаю по своей жене». Прочие города и веси, через которые пролегал их путь, заслужили всего нескольких строк. Чикаго оставил впечатление «самого холодного» города из всех, куда их заносило. «Люди — сплошь невротики, полные бесконтрольной агрессии. Это город серьезного труда».

Проведя в пути пять дней, Пауло наконец углядел сквозь запыленное окно автобуса дорожный указатель: «До Шайенна — 100 миль». Глаза его радостно заблестели. Расположенный в штате Вайоминг на границе с Колорадо центр американского Запада показался старым знакомым. Пауло прочел столько книг и журналов, посмотрел так много вестернов, чье действие разворачивалось в Шайенне, что, казалось, наизусть знал названия улиц, отелей и салунов, где происходили приключения ковбоев и краснокожих. Он вообще не предполагал, что такой город существует. В его представлении Шайенн был индейской выдумкой, которой воспользовались авторы книг, фильмов и комиксов о Диком Западе, читанных и виденных в детстве и отрочестве. Хотя трудно было ожидать чего-то иного, Пауло крайне разочаровало, что если и остались еще в этом городе ковбои — в сапогах на деревянной подошве, десятигаллонных шляпах, с бычьими мордами на пряжках и револьверами, — то теперь они ездят в «Кадиллаках» с откидным верхом. Единственное, что осталось от того городка из классического вестерна Джона Форда «Осень шайеннов», — это были дилижансы, принадлежащие местной общине амишей — старообрядческой христианской секте, обитавшей в Канаде и Соединенных Штатах: пользоваться другим транспортом им было запрещено законом.

Прямая дорога к Большому каньону пролегала под уклон на юго-запад и была длиной около тысячи километров. Затем следовало пересечь Колорадо и часть Нью-Мексико — там и начиналась Аризона. Но обоим путешественникам хотелось познакомиться с Йеллоустоунским национальным парком и при этом до последнего цента использовать автобусный билет. Поэтому они двинулись в другую сторону, на север. Узнав, что ближайшая станция «Грейхаунда» на пути в парк — город Айдахо-Фоллз в трехстах километрах от Йеллоустоуна, Пауло совершил два необдуманных поступка. Во-первых, он истратил триста долларов на прокат автомобиля. А поскольку так и не смог получить после наезда в Араруаме права, обманул сотрудницу прокатной фирмы — предъявил членский билет профсоюза актеров Рио-де-Жанейро, выдав его за бразильский документ на право вождения. Хорошо зная, что рискует загреметь в тюрьму, если его остановит дорожная полиция, Пауло весь день водил машину меж глетчеров и гейзеров парка, среди струй кипятка и серы, и дорогу перед его носом переходили медведи и олени. Вечером путешественники сдали машину и тут же занялись поисками автобуса, где можно было бы укрыться от холода. Хотя в разгаре было лето, а они уже испытали, что такое тридцативосьмиградусная жара, холод в тех местах, в двух часах езды до канадской границы, был невыносим, и автомобильная печка их не согревала. У них не было подходящей одежды для таких низких температур, поэтому на автовокзале столицы Айдахо Бойсе они подбежали к окошечку «Грейхаунда» узнать, когда уходит ближайший ночной рейс. Куда? Куда угодно, где не так холодно. Единственным удобным рейсом в тот час оказался автобус на Сан-Франциско, Калифорния. Именно туда они и отправились.

Среди ночи, когда автобус пересекал пустыню Невада, Пауло написал Кристине — похвастал, что ему удалось обмануть служащую прокатной фирмы фальшивым документом, но пожалел, что непредвиденные расходы на аренду автомобиля «подорвали бюджет». А еще он понял, отчего автобус провонял виски: «Все здесь путешествуют с бутылкой в кармане. В Соединенных Штатах пьют много». Письмо на середине прерывалось, но несколько часов спустя Пауло продолжил:

Прибыв в Сан-Франциско после двадцати двух дней пути, обессиленные братья зарегистрировались в общежитии ИМКА и весь день спали. Колыбель движения хиппи и демонстраций протеста 1968 года произвела на Пауло такое же впечатление, что и Нью-Йорк «Этот город раскованнее Нью-Йорка. Я зашел в кабаре высшего класса и увидел, как обнаженные женщины занимаются любовью с мужчинами прямо на сцене, на глазах богатых американцев, пришедших с женами, — возбужденно рассказывал он, сетуя, что не смог досмотреть. — Я быстренько заскочил и увидел лишь кусочек, но у меня не было денег, чтобы что-то заказать, и служащий сразу выставил меня вон». Он ужаснулся, увидев, как подростки покупают и потребляют таблетки ЛСД средь бела дня, но и сам прикупил гашиша на Хейт-Эшбери — и закурил прямо на улице, и никто его не остановил. Пауло довелось участвовать в демонстрациях против войны во Вьетнаме, а еще однажды он увидел, как мирное шествие буддистских монахов разгоняет банда молодчиков с кастетами. «Воздух этого города насыщен безумием», — подытожил он в письме Кристине. Пять дней голова шла крутом от «андеграундного Диснейленда», в который давно уже превратился этот город, а на шестой братья снова сели в автобусе — теперь уже в сторону Большого каньона. Они вышли на полпути, в Лос-Анджелесе, но остановка пришлась на праздник 4 июля, День независимости США, — и все в городе было закрыто. Пробыли они там недолго. «Все вымерло, с трудом нашли местечко, где можно выпить кофе, — записывал Пауло. — Знаменитый Голливудский бульвар совсем опустел, на улицах — никого, но мы успели заметить, что все здесь — даже самый захудалый бар — такое шикарное!» Выяснилось, что стоимость жизни в Лос-Анджелесе несовместима с кошельком путешественников, и они даже не стали там ночевать. Пересели на другой автобус и уже через сутки подъезжали к городу Флагстафф — воротам в Большой каньон.

Красота ущелья, по дну которого стремительно текут глинистые воды реки Колорадо, оказалась столь же потрясающа, сколь сумасшедшими были цены в отелях и ресторанах. К тому же нигде не нашлось общежития ИМКА, и братьям пришлось купить нейлоновую палатку — еще одна брешь в тощем кошельке — и провести первую ночь в лагере хиппи, где был гарантирован хотя бы бесплатный гашиш. Как только взошло солнце, они свернули палатку, положили в рюкзаки бутылки с водой, консервы и двинулись пешком к Большому каньону. Под палящим солнцем шли весь день. А когда, голодные и усталые, решили сделать привал, обнаружили, что находятся не только в самом широком месте — от одного края до другого было километров двадцать, — но и к тому же на самой глубине, — от них до русла реки было около двух километров. Поставили палатку, развели костер, чтобы подогреть еду, и провалились в сон — и лишь первые лучи солнца смогли их разбудить.

Когда Сержинью предложил спуститься к реке Колорадо, Пауло испугался. Рядом абсолютно никого не было, и он опасался, что они попали на заброшенный маршрут. Ведь случись что — им некого будет звать на помощь. Сержинью, однако, был полон решимости; он заявил, что если Пауло не хватает духу, он спустится один. Парень обвязался веревкой и начал спуск, не слушая громких протестов двоюродного брата: