Сборник статей, воспоминаний, писем

   Вот зачем, в часы заката

        Уходя в ночную тьму,

   С белой площади Сената

        Тихо кланяюсь ему.

   В Маяковском Качалов молодо ощущал пульс эпохи. Автор поэмы "Хорошо!" радовал, волновал, тревожил в нем художника, заставлял его острее ощущать свою творческую молодость. После "Необычайного приключения", "Хорошо!", "Разговора с товарищем Лениным" он сделал монтажи из "Юбилейного", "Во весь голос" и "Про это". Он любил рыться в Маяковском, находить у него новое и даже незаконченное:

   Я знаю силу слов,

                              я знаю слов набат.

   Они не те,

                    которым рукоплещут ложи.

   От слов таких

                           срываются гроба

   шагать

              четверкою

                                 своих дубовых ножек.

   Любил прозу Маяковского. Ощущал в поэте глубочайшую связь с эпохой и со всем артистическим темпераментом нес этого Маяковского в широкие массы, пропагандировал его в полном смысле этого слова, может быть, окрашивая его творчество чем-то "качаловским". Когда весной 1948 года в Барвихе В. И. почувствовал себя значительно лучше (вторая половина апреля -- май), он приготовил из стихов Маяковского два монтажа. Заново перемонтировал куски из поэмы "Хорошо!". Кропотливо подбирал те строфы, которые, казалось ему, могли бы особенно сильно прозвучать сегодня. Тут были, с одной стороны, "две морковинки" и "щепотка соли" -- "земля, с которою вместе мерз", -- и вслед за этим его любимое -- "улица моя, дома мои", "страна-подросток" и "пою мое отечество, республику мою!" Он не уставал искать наиболее четкой для эстрады композиции.

   Второй монтаж из Маяковского был лирическим. Качалов соединил отрывок из "Второго вступления в поэму о пятилетке" (из "Неоконченного") и заключительную часть поэмы "Люблю". Связывающим звеном была строчка "Так и со мной", после чего шла поэма "Люблю" до конца, заканчиваясь строфой: "Не смоют любовь ни ссоры, ни версты". Этот второй монтаж он читал целиком наизусть, как завершенную поэму. Эти работы над Маяковским можно считать последними качаловскими работами.

   За месяц до смерти он стал читать по книге, а потом наизусть два старых стихотворения Блока, никогда не читанных с эстрады ("К Музе" и "Идем по жнивью, не спеша"). Но это не были "работы". Это было гораздо больше: судя по тому, _к_а_к_ он их читал, это было прощание с жизнью.

   Уже в течение нескольких лет Качалов убеждал себя, что необходимо попытаться понемногу отодвигать от себя все, что любил: людей, искусство, природу. Но так как это ему не удавалось, попросту оказывалось для него совершенно невозможным, то еще в 1946 году он писал: "...как мне нужен покой, покой и воля, воля-свобода от всяких чувств, связывающих..." Но это был только голос разума -- все существо его рвалось к жизни, каждый миг которой был для него драгоценен. До последней минуты жизнь его влекла неутолимо и "связывала" целиком. Он так и ушел из жизни, "связанный" с ней навсегда.

   За три дня до смерти он сказал жене и сыну: "Л_ю_б_о_п_ы_т_с_т_в_а_ _н_е_т, _н_о_ _и_ _с_т_р_а_х_а_ _н_е_т_ _т_о_ж_е". Он умер внезапно -- от кровоизлияния прорвавшейся в легких опухоли -- в 9 часов 20 минут утра 30 сентября 1948 года.

О СОВЕТСКОЙ РОДИНЕ И СОВЕТСКОЙ КУЛЬТУРЕ

ДА ЗДРАВСТВУЕТ РОДИНА!

   Люблю мою Родину очень. Люблю и буду до конца моих дней любить огромную, "многоликую" Родину широкой и многоликой любовью. Люблю кровно, "нутром", люблю всем моим сознанием, всеми помыслами, всем разумением!. И сердцем, и головой, и глазом, и ухом, и памятью, и мечтой -- люблю Родину!

   В обычные, рабочие дни не ощущаешь в себе с такой остротой этой любви. Она дает тебе силы работать, но ты привыкаешь к этой любви и дышишь ею, как воздухом. А вот наступают дни праздничные, дни большие, юбилейные сроки -- великих ли радостных побед великого нашего Октября или великих утрат,-- и в такие дни глубже и пристальнее заглядываешь в свою душу и видишь, ощущаешь с радостным волнением, как из глубины души поднимается эта никогда не умирающая любовь к Родине.

   И в эти наступающие праздники нашего Великого Октября хочется громко и радостно повторять: "Да здравствует наша Родина! Да здравствует Родина, которая дала нам Ленина и Сталина, Пушкина и Толстого и Великую Октябрьскую революцию!"

   "Вечерняя Москва", 7 ноября 1935 г.

ВЕЛИКОЛЕПНАЯ ЭПОПЕЯ

   Разве не новый тип героики являют собой вот такое мужество, такой покой, покой уверенности, такая ничем непоколебимая вера в спасение, в помощь, которая придет, придет, не может не притти от правительства, от партии, от страны, от ее лучших сынов?! Вот такое беспредельное терпение, энергия, дисциплинированность, организованность,-- разве это не новые, небывалые, невиданные еще краски? Такие простые, не кричащие краски и в то же время ослепительные в своем сиянии и этим сиянием озаряющие и заражающие весь мир.

   А простота жеста летчиков, их скромное, тихое исполнение своего долга, их беспредельная отвага, их тихий, насыщенный до предела героический пафос -- не порыва, а глубочайшего сознания своего долга, своего призвания.

   Товарищи мастера искусства, заражайтесь этим мужеством, проверяйте, достойны ли мы, в силах ли отобразить эту светлую, чудесную, великолепную эпопею, которой имя -- челюскинцы.

   "Правда", 18 июня 1934 г.

[О ШЕФСКОЙ РАБОТЕ ДЛЯ КРАСНОЙ АРМИИ]

   Культурно-шефская связь Художественного театра с курсами имени Ленина имеет для всех нас громадное значение. Поэтому необходимо как можно серьезнее подойти к разработке плана этой ответственнейшей работы на новый, 1935 год. Очень важно показывать Красной Армии целые выездные спектакли. Но по условиям клубной сцены я считаю легче осуществимыми наши единоличные выступления на тематических литературно-художественных вечерах-концертах. Я придаю этим выступлениям чрезвычайно большое значение, и не только сам охотно буду в них участвовать, но, по возможности, постараюсь привлекать к этой работе и своих товарищей по театру.

   За последние годы мне часто приходилось выступать перед красноармейской аудиторией -- в ЦДКА, в штабе округа, в школе ВЦИК, в школах и лагерях Ленинграда и т. д. Недавно в ЦДКА состоялся мой творческий рапорт Красной Армии; я был тронут необыкновенной отзывчивостью аудитории, тем жадным, напряженным интересом, с которым меня слушали. Глубоко тронули меня и приветственное слово курсантов школы ВЦИК, и очень ценный для меня подарок командиров школы -- художественно выполненный альбом, иллюстрирующий жизнь и быт Красной Армии.

   Огромная тяга бойцов и командиров РККА к культуре, их все растущие запросы и великолепное, жадное восприятие искусства делают нашу шефскую работу исключительно приятной, интересной и желанной.

   "Красная звезда", 20 января 1935 г.

КОЛХОЗНИКАМ И КОЛХОЗНИЦАМ

КАЛИНИНСКОЙ ОБЛАСТИ

   Пользуясь своим пребыванием в Октябрьском районе, горячо поздравляю колхозников и всех трудящихся Калининской области с радостной победой -- завершением сдачи льноволокна государству.

   Хочется вместе с тем от души поблагодарить колхозников Октябрьского района за то искреннее удовольствие, которое они доставили нам, профессионалам, своими художественными самодеятельными выступлениями.