Курьезы холодной войны. Записки дипломата

Прошло несколько напряжённых секунд и, прежде чем Громыко нанёс завершающий удар приготовленной им «бомбой», Виктор легко кашлянул, чтобы прочистить горло, и дерзнул высказать сомнение относительно озвученного приказа «даже не думать». «Андрей Андреевич, — начал он с вполне понятным волнением в интонации. — Как-то довольно трудно о чём-то не думать, даже если высказывается такая просьба. Но мы, конечно, можем обещать ни с кем об этом не говорить». Министр несколько озадаченно взглянул на Виктора, как бы пытаясь понять его мнение, откинулся на спинку своего широкого кресла, поигрывая пальцами карандашом, поразмыслил сам с собой, остановив глаза на ближайшем окне, и затем произнёс: «Да, полагаю, что думать вы об этом можете, но даже тени намёка об этом кому бы то ни было быть не может». Высказав эту поправку к ранее объявленному запрету, он немного поёрзал в кресле, набираясь решимости и, видимо, подыскивая подходящие слова, и, наконец, объявил нам свою сенсационно потрясающую новость-бомбу:

«Генри Киссинджер в данный момент находится на пути в Москву с секретной миссией от имени президента Никсона.

Его самолёт должен прибыть на один подмосковный военный аэродром примерно через два часа. Мы собираемся вести с ним переговоры по ключевым международным вопросам и основным принципам советско-американских отношений. Если переговоры пойдут успешно, то мы также обсудим визит президента Никсона в Советский Союз уже в ближайшее время. С нашей стороны переговоры будет вести сам Леонид Ильич. Я тоже буду в них участвовать вместе с Александровым, послом Добрыниным и моим заместителем Корниенко. Когда будет необходимо или когда Леонид Ильич будет занят другими делами, то переговоры с Киссинджером могу вести я сам. Вы оба будете переводить и/или вести записи, как обычно делается на переговорах, и вне официальных заседаний, когда потребуется. Записи переговоров, сделанные в течение дня, должны готовиться вечером или ночью, с тем чтобы они могли быть прочтены рано утром следующего дня Леонидом Ильичём, мной и остальными членами нашей делегации. Как вы можете видеть, предстоящие дни будут очень напряженными и потребуют от всех больших усилий. По этим причинам вам нужно будет всё это время находиться в правительственном особняке на Ленинских горах, который подготовлен для этих целей. Обработку и подготовку записей переговоров вы будете делать под руководством Андрея Михайловича ( Александрова) в помещении Центрального комитета. Ваша работа начинается сразу же после завершения нашей встречи. Поскольку Киссинджер должен прибыть примерно часа через два, вам нужно приступать к вашим обязанностям уже через несколько минут».

Министр посмотрел на свои часы, чтобы убедиться в правильности его распоряжений по времени, и затем, повернувшись к Виктору, сказал: «Суходрев ( хотя Громыко знал Виктора уже много лет и ценил его как работника, по какой-то непонятной причине он всегда называл его по фамилии),вы сейчас отправляйтесь к Василию Васильевичу (первый заместитель Громыко) и с ним сразу же поедете на аэродром встречать Киссинджера, а оттуда приедете с ним в особняк. А вы, — министр при этом повернулся ко мне, — поедете прямо отсюда в особняк и будете ожидать их приезда с аэродрома. Вы можете хорошо использовать это время, чтобы познакомиться с некоторыми документами, которые приготовлены к переговорам, как это обычно делается в таких случаях».

Громыко снова сделал паузу, посмотрел на выражение наших лиц и затем спросил, будут ли у нас какие-то к нему вопросы. Услышав наше почти синхронно сказанное «нет», министр начал приподниматься со своего кресла. «Не забудьте сейчас же позвонить вашим семьям, — заботливо произнёс он. — Сообщите им, что вы будете в моём личном распоряжении несколько дней и что иногда вы будете им звонить». Он тепло пожал нам руки и, сказав «до скорой встречи», снова опустился в своё рабочее кресло. Мы вышли из его кабинета с чувством напряжённого ожидания невероятно интересного исторического события…

ЛЕОНИД БРЕЖНЕВ, КРЕМЛЁВСКИЙ САПОЖНИК И ГЕНРИ КИССИНДЖЕР

Это был один из тех бодрых и солнечных апрельских дней в Москве, когда и природа и люди, кажется, всего за одну ночь после длинных и холодных месяцев летаргической русской зимы обретают новый мощный заряд энергии, который создаёт приятное настроение и побуждает к активным действиям. В согласии с таким воодушевляющим движением весны утро того дня генеральный секретарь Коммунистической партии Советского Союза встретил раньше своего обычного часа, но, несмотря на это, он выглядел хорошо отдохнувшим, довольным и полным желания 9* 243поскорее взяться за ожидавшие его важные государственные дела. Его внешний вид, телодвижения и даже довольно грузный корпус говорили о хорошем самочувствии, оптимистичной уверенности в себе и благожелательном расположении к окружающим, что было столь редко для советских руководителей, включая и его самого…

В те ранние 70-е годы Леонид Ильич Брежнев полностью осуществлял контроль над партией, правительством, страной и над самим собой. Упоминаемый здесь 1972 год с его продолжающейся нехваткой продовольствия и неважным экономическим положением в целом с точки зрения внутренней ситуации в стране, в сущности, не отличался от многих своих предшественников: самое крупное государство в мире оставалось стабильным вопреки растущим проявлениям диссидентства среди узких групп интеллигенции, а на далёком горизонте социализма пока ещё не были видны такие облака, которые могли бы омрачить бодрый оптимизм самого могущественного человека в Советском Союзе.

В том, что касается внешнеполитической ситуации СССР, страна по-прежнему оставалась второй сверхдержавой, оказывая огромное влияние на международные дела. Однако одно недавнее событие — неожиданный и колоссальный по своему значению для мирового развития прорыв в отношениях между США и Китаем, кульминацией которого стал визит президента Р. Никсона в Пекин с принятием Шанхайского коммюнике — резко и радикально изменило привычный биполярный характер соотношения глобальных сил, поставив Советский Союз в упор перед страшной реальностью американо-китайской оси, что могло иметь самые мрачные последствия для его будущего. Сегодня был тот день, когда генеральный секретарь ЦК КПСС и всё высшее советское руководство получали уникальный шанс не только хотя бы как-то смягчить действительно очень серьёзную для страны перспективу альянса США и Китая, но и заложить основу качественно новой главы, а если удастся, то и эры в советско-американских отношениях…

«Ну, как я сегодня выгляжу?» — спросил игривым голосом генеральный секретарь, приближаясь напускной молодцеватой походкой к привлекательной молодой женщине, стоявшей в коридоре на выходе из его апартаментов по пути к вестибюлю того большого уединённого особняка, где должны были скоро начаться переговоры между правительственными делегациями двух стран. В тот момент я находился в противоположном конце этого короткого коридора на выходе в вестибюль, куда мне нужно было прийти согласно данному прошлым вечером распоряжению М. А. Александрова — главного советника Брежнева по иностранным делам. Именно в этом вестибюле должны были собраться советские участники для последнего предварительного совещания перед началом тех важнейших исторических переговоров с Генри Киссинджером и его командой. Ещё не успев получить ответа на свой несколько нескромный вопрос, и как бы устраняя любую иную возможную реакцию, кроме выражения восхищения, Брежнев начал медленно и плавно поворачиваться перед молодой горничной правительственной виллы, демонстрируя себя и свой костюм правительственного пошива. «Сегодня, Леонид Ильич, вы выглядите особенно замечательно», — ответила эта милая особа таким убедительным тоном, как будто констатировала абсолютно очевидный факт, сохраняя при этом совершенно расслабленный и естественный вид человека, разговаривавшего со своим старым и близким знакомым.

По некоторым прошлым мероприятиям мне было известно, что они знали друг друга уже какое-то время и их общение приобрело довольно неофициальный характер. В этой связи следует отметить, что в отличие от большинства высокого советского руководства Брежнев держался со всеми очень просто, без особых формальностей.