Главный финансист Третьего рейха. Признания старого лиса. 1923-1948

Мы обменялись крепким рукопожатием, и Эберт завершил беседу словами:

— Замечательно! Мы еще увидимся.

В дальнейшем последовали довольно горячие споры. Вердикт правления Имперского банка был вынесен явно не в мою пользу. Консультативная группа центральной комиссии Имперского банка, в которую входили около сорока известных представителей бизнес-сообщества, высказалась против моего назначения, за исключением трех человек. Но этот вердикт имел значение лишь как мнение профессионалов. Окончательное решение зависело от правительства и федерального совета, а также от последней инстанции — президента. Федеральный совет проголосовал в целом за мое назначение, за исключением одного голоса — от Баварии. 22 декабря 1923 года я получил документ, составленный должным образом и подписанный президентом Эбертом, о назначении меня на должность пожизненного председателя Имперского банка.

Я вкратце писал жене о происходивших перепалках и спорах. Теперь, однако, я сообщил ей новость о своем назначении по телефону. Ведь это назначение вновь ознаменовало явную перемену нашего образа жизни. После этого я немедленно отправился в Швейцарию отпраздновать канун Рождества и само Рождество с женой и детьми.

Мы отмечали Рождество со свечами и елкой в своих двух комнатах пансионата. Пели немецкие рождественские песни и читали Евангелие. Пусть обстановка была не совсем домашней, но совместное пребывание в ней делало наше времяпрепровождение весьма радостным.

Вернулись в Берлин 27 декабря. Я распорядился переправить все свои бумаги из «темной» комнаты в министерстве финансов в светлые и просторные председательские апартаменты Имперского банка. Затем наведался к вице-председателю банка герру фон Глазенаппу. У меня был вопрос к нему, и от его ответа зависела моя последующая деятельность в банке.

Глазенапп, как и Гавенштейн, был прусским чиновником старой школы с первоклассными знаниями в области права. Его семья принадлежала к мелкопоместному дворянству Померании. Видимо, он разбирался в вопросах монетарной политики лучше Гавенштейна и заслужил высокую оценку участников международных дискуссий, касавшихся интересов Германии. В общении был приветлив и по-настоящему обходителен. Хотя на него и повлияли отчасти предрассудки окружения, тем не менее он достаточно непредвзято прислушивался к более разумным суждениям и более обоснованным доводам. Он обладал развитым литературным вкусом и оказывал большую практическую помощь своему старшему сыну, который позднее стал известным специалистом по Индии и переводил стихи с санскрита.

— Господин фон Глазенапп, — начал я, — мне пришла в голову мысль справиться у вас, имеются ли у Имперского банка планы по возврату в обращение валюты на основе золотого стандарта; если имеются, то каковы они. Полагаю, вы можете просветить меня по этому вопросу.

Приятная, хотя и несколько смущенная улыбка сопровождала его ответ:

— У банка нет никаких планов или намерений в этом отношении, господин председатель.

— Я так и думал, господин фон Глазенапп. Фактически другого ответа не ожидал. Тем не менее это вынуждает меня отложить на несколько дней вступление в должность. Перед этим хочу навестить управляющего Банком Англии, чтобы обсудить с ним положение с немецкой и международной валютой.

Последовал интенсивный обмен телеграммами с немецким посольством в Лондоне. Я справлялся, не согласится ли господин Монтегю Норман, управляющий Банком Англии, принять меня, и если согласится, то когда это будет удобно. Я был заинтересован в том, чтобы встреча состоялась как можно раньше. Ответ пришел быстро: меня рады видеть, и если возможно, то немедленно. Я сообщил о намерении выехать в Лондон вечером 30 декабря.

Перед рассказом о своем первом посещении Банка Англии в качестве председателя Имперского банка (посещении, которое принесло важные плоды) мне хотелось бы коротко описать заключительные стадии моей подготовки к вступлению в должность.

По возвращении из Лондона в начале января я назначил заседание совета директоров.

— Пользуюсь случаем, господа, чтобы приветствовать вас, как своих коллег, — начал я. — Сегодня я приступаю к выполнению обязанностей председателя Имперского банка и сознаю, что делаю это вопреки вашему единодушному нежеланию видеть меня в этом качестве. Понимаю ваше отношение, поскольку до сих пор вы знали меня весьма поверхностно. Вот почему я также готов понять, что кто-то из вас не стал бы работать со мной, если бы нашел работу в другом месте. Буду рад помочь любому из вас, кто пожелает перейти в другое учреждение. С другой стороны, что касается меня, то я не стану обижаться на такое отношение ко мне лично и буду счастлив видеть в Имперском банке любого из тех, кто искренне желает сотрудничать со мной. Поэтому прошу вас дать мне знать завтра утром, хотите ли вы поменять работу или готовы работать со мной. Приятного дня, господа.

Вслед за этим я удалился в свой кабинет. Через полчаса ко мне явился разгоряченный герр фон Глазенапп, чтобы заверить меня от имени всех директоров об их искренней готовности со мной сотрудничать.

— Благодарю вас за это заверение, господин фон Глазенапп, — сказал я. — Ценю искреннюю привязанность членов совета к работе в Имперском банке и уверен, что наша совместная работа будет выполняться в обстановке доброжелательства и взаимного доверия.

Я не разочаровался в своих ожиданиях. Мои отношения с коллегами по совету установились и сохранялись удовлетворительными, доверительными и дружелюбными. Это происходило не только из-за их честности, но также из-за того, что каждый из них профессионально соответствовал участку своей работы, а их профессионализм подвергся в последующие годы жестоким испытаниям.

Первая встреча с сорока членами центральной комиссии прошла несколько более непринужденно. Согласно уставу, совет директоров Имперского банка был обязан ежемесячно созывать сессию центральной комиссии. Я не вспомнил об этом правиле, пока утром 30 января мой личный помощник не привлек моего внимания к тому, что в этом месяце так и не собиралась предписанная уставом сессия.

— В таком случае займитесь этим делом и созовите ежемесячную встречу завтра, 31 января. Оповестите о ней телеграммами зарубежных членов комиссии.

На следующее утро члены центральной комиссии собрались в большом Зале императоров Имперского банка, названном так потому, что его стены украшали портреты трех императоров в полный рост — Вильгельма I, Фридриха III и Вильгельма II. Зал был так спланирован, что для приемов он имел проход в соседнюю резиденцию президента. Во время одного вечернего приема я прохаживался по Залу императоров с супругой президента Эберта. Она с несколько удивленным выражением лица посмотрела на картины и сказала с улыбкой столь же очаровательной, сколь многозначительной:

— Вы еще храните здесь портреты императоров!

— Конечно! В обязанности республики не входит стирать со страниц истории память о прошлом Германии. Но если вы будете так любезны, чтобы оглянуться вокруг, то увидите бронзовый бюст своего супруга в другом конце зала.

Именно в этом Зале императоров и собрались члены центральной комиссии. Кивнув нескольким знакомым, я сел в свое кресло и предложил всем тоже садиться.

— Господа, — начал я, — имею честь приветствовать вас здесь как новый председатель банка. Конечно, мне известно, что за некоторыми исключениями вы все проголосовали против моего назначения. Это сослужило мне хорошую службу во время моего визита в Лондон в начале месяца, поскольку помогло другим странам признать, что экономическая политика, проводившаяся до сих пор Имперским банком, претерпевает радикальные изменения. У вас будет возможность сформировать собственное мнение об этой политике в течение последующих нескольких недель и месяцев. Сегодня на этом собрание можно закрыть, если у вас не найдется еще что-нибудь сказать.

Три члена комиссии, которые проголосовали за меня, удовлетворенно улыбнулись, когда один из моих главных оппонентов, хорошо известный берлинский банкир, попросил разрешение говорить и от имени всех присутствовавших принес мне извинения, а также заверил в их лояльности. Я с благодарностью принял его заявление и закрыл заседание.