Операция «Турнир». Записки чернорабочего разведки

Не случайно же и Дэнтермонт и Клифф неоднократно поднимали в беседах со мной вопрос о целесообразности моей работы на американскую разведку.

Вот откуда большая вероятность, что нити трагического взрыва в кубинской торговой миссии вели и в контору Джеффри Вильямса на Метрополитен-бульваре Монреаля, где незадолго до событий он снял помещение в расположенном напротив доме, а по завершении акции сменил адрес этого прикрытия.

В 1974 году попытки привлечь внимание спецслужб Канады, США и Англии к моим выездам в Европу не увенчались успехом. Направленное весной того года из одной европейской страны в адрес Клиффа условное послание осталось без ответа. Как выяснилось позднее, Клифф якобы отсутствовал в городе в момент прихода сигнала, а когда получил его, то выезжать было поздно.

Вернее всего, КККП хотело убедиться в серьезности намерений с моей стороны, и условный сигнал — вызов на встречу из Европы позволил им уверовать в мое согласие «сотрудничать». Ехать же на встречу по вызову Клиффу было не с чем — документы готовы не были.

Таким образом, в концу 1974 года в игре наметилась тревожная пауза.

Торг здесь уместен

Весной семьдесят третьего года я побывал в одной из европейских стран в надежде, что канадская контрразведка, ЦРУ, а может быть, и СИС выйдут на меня снова.

Надежды не оправдались. Видимо, обмен информацией о появлении советского гражданина, «интересного» в оперативном отношении, в капиталистических странах-союзницах по НАТО в то время еще не был достаточно эффективным. Или КККП не хотела рисковать в разработке русского, а может быть, она не была готова к встрече со мной.

Поэтому было принято решение мне выехать в краткосрочную командировку на Канадскую национальную ярмарку, где наша страна была представлена павильоном советской печати и полиграфии.

Прикрытием была избрана должность заместителя директора павильона, которая позволяла в оперативном отношении иметь необходимую свободу действий.

Порядки для советских стендистов и сотрудников павильона были весьма строгие: о каждой отлучке из павильона нужно было докладывать, в город выходить не менее чем по два человека, поздно в гостиницу не возвращаться. Мне было проще в этом отношении не только потому, что я был из руководства, но и потому, что директору павильона я был представлен как сотрудник органов.

Но главное, нужно было думать о впечатлении, которое я произвожу на фоне инструкций о поведении советских за рубежом на канадскую контрразведку. Представлялось, что мои одиночные визиты в город могут быть достаточно хорошо обоснованны моей предыдущей работой в этой стране в торгпредстве. Но к вопросу о моей свободе передвижения я должен был готовиться.

Для канадцев отлично организованная на живописном берегу озера Онтарио ярмарка в Торонто носила и познавательный характер, и имела символическое значение при проводах лета. По многолетней традиции ярмарка завершалась в воскресенье всенародным гулянием и красочным фейерверком. А в первый понедельник сентября, вместе с началом «индейского лета», начинались трудовые будни.

В двадцатых числах августа я приехал в Торонто. Ожидалось, что канадская спецслужба незамедлительно воспользуется такой возможностью, чтобы подойти ко мне. Была отработана линия поведения, подготовлена информация, с передачей которой рекомендовалось не спешить.

Анализируя в Центре сложившуюся обстановку, мы пришли к выводу, что канадцы получили достаточно сведений о моем пристрастии к деньгам. Теперь предстояло вести линию на беспокойство за мою безопасность в случае, если я решусь работать со спецслужбой.

Безопасность… Это в первую очередь конспиративность действий канадской контрразведки в организации со мной связи. Нужно было навязать согласие с их стороны на право мне самому принимать решение по выбору места и времени встреч. Главное же — гарантии на самом высоком уровне, особенно на случай провала.

Когда речь шла об этой части легенды, в Центре вначале остановились на гарантиях уровня руководства КККП, но потом, с целью придания серьезности намерениям «вербуемого», решили не мелочиться: документальные гарантии должны быть от имени главы правительства страны на случай ухода в Канаду.

Стратегия была определена, кое-что и из тактики продумано, но конкретика в деталях… Особенно, когда возникнут неожиданные ситуации и вопросы со стороны канадцев. Это тревожило.

Бессонными ночами много раз вспоминал я подход в поезде, разговор с контрразведчиком и обдумывал «экспромты». Исходил из простейшей истины, что лучший экспромт тот, что заранее подготовлен.

После длительных дискуссий мы остановились на роли человека недоверчивого, настороженного, даже подозрительного, а временами амбициозно непоследовательного в поступках и требованиях. Конечно, такую роль нужно было не играть, а жить ею.

Правило подобных игр гласило: «Блефовать только тогда, когда уже нельзя не блефовать». Вот и пришлось мне взять на вооружение когда-то присущие мне черточки настороженности и элементики амбициозной настойчивости, граничащей с настырностью.

Всю жизнь я боролся с их присутствием в моем характере, а теперь эти черты могли стать инструментом в решении оперативной задачи, ценой которой был труд моих коллег и мое доброе профессиональное имя.

…На подобной ярмарке я был не единожды. Однако нынче нужно было выяснить конкретную обстановку, создать «благоприятные условия» для подхода канадцев и в этот раз.

Я не торопил события. В первые дни, как и все, держался в группе сотрудников павильона. Вместе ходили обедать, в другие павильоны.

В один из первых дней ко мне обратился корреспондент местной газеты, затем появилась статья, в которой в доброжелательном тоне говорилось о советской экспозиции. Корреспондент еще несколько раз появлялся в павильоне, беседовал со мной, советовался. Что-либо подозрительного во время бесед я не заметил.

Ежедневно приходилось разговаривать с десятками посетителей. Наиболее острые беседы возникали при встречах с эмигрантами из русских и украинцев. В общем, шла текущая работа, свойственная выставкам. Провел я несколько встреч в городе с живущими в Торонто знакомыми коммерсантами, которых знал еще по работе в Канаде.

Знакомясь с павильоном транспорта, я обратил внимание на экспонат из военной области — ракету типа «воздух-воздух». Познакомиться поближе с фирмой, выставившей экспонат, я пошел на третий день пребывания в Торонто.

В обеденный перерыв при подходе к павильону обратил внимание на двух людей, которые усиленно маскировались в толпе, чем, собственно, и выделялись. Использовав задержку у киоска с мороженым, убедился, что это так и есть.

Войдя в павильон, остановился у интересующего меня стенда и почти сразу же услышал:

— Здравствуйте, господин Максимов. Я обернулся — незнакомец из поезда.

— Здравствуйте, господин Инкогнито…

— Почему «Инкогнито»? — спросил он весело, уводя меня от стенда. — Я ведь вам тогда, в поезде, представился. Впрочем, понимаю. Вот мое удостоверение.

Это было закатанное в пластик удостоверение сотрудника КККП. Светло-голубого цвета, размером 7 на 10 сантиметров. На лицевой стороне вверху была напечатана на машинке фамилия: Ф. Ф. Дэнтермонт — сотрудник КККП. Чуть ниже — его цветная фотография. Правее приводились сведения о росте, весе, цвете волос, указывалась дата рождения — день, месяц, год. Должность не указывалась. На этой же стороне — герб Канады. На обратной приводились выдержки из канадских законов, определяющих деятельность этой службы, и дата выдачи документа: 28 ноября 1972 года.

Дэнтермонт повторил мне вкратце все то, что говорилось в поезде, причем начал с денег, это был подходящий момент, и я «взорвался»:

— Вас волнует только одно: как всучить мне деньги и получить за них сведения. А человек, его судьба, голова, наконец, жизнь… Будущее его семьи, детей… — Я не давал ему вставить хотя бы слово, проявляя «крайнее возбуждение и возмущение таким деляческим подходом». От «волнения» я даже «не заметил», что мороженое в моей руке стало таять, капать на пол. Но видел и то, что Дэнтермонт явно обескуражен таким поворотом дела, ищет возможности оправдаться.