Ярослав Гашек

Наблюдатель с трезвым взглядом на жизнь, Гашек внимательно следил за стремительным ходом событий бурного века и в пестрой сумятице фактов, мелькании людей различных классов и разного социального положения умел выбирать для художественного воспроизведения такие реальные характеры и обстоятельства, которые обладали важной общественной значимостью. Но главным объектом изображения Гашека как сатирика были не позитивные силы современного ему общества, пролетариат и его союзники, а консервативные, реакционные столпы господствующего капиталистического строя.

Социально-политические выводы и обобщения, воплощенные Гашеком в сотнях рассказов, касались прежде всего Чехии и Австро-Венгрии, но они в равной степени могли быть отнесены и к любой буржуазной стране с монархическим или республиканским режимом, национально однородной или многонациональной. Он откликается и на международные события — созыв по инициативе русского правительства мирной конференции («Мировая конференция»); резко критикует деятельность колонизаторов с мечом и крестом («Furor teutonikus», ряд рассказов о миссионерах), неизменно осуждающе изображает «образцовую» страну капитализма — США («Ход жизни» и др.), с глубоким беспокойством следит за усилением империалистических противоречий и нарастающей опасности войны («Сообщения газет...». «В парикмахерской», «Забытый юбилей» и др.).

Показателен его постоянный интерес к России. Он внимательно следит за развитием революционных событий: борьбой за Государственную думу («О парламентах»), действиями террористов, массовыми казнями в России («О балах»). Гашек гневно клеймит реакционный режим русского самодержавия в рассказе «Торговая академия» и др. Однако Гашек, как до него многие Другие прогрессивные чешские деятели и писатели, отличал официальную, дворянскую и чиновничью. Россию от России народной, страны бесправных, но вольнолюбивых тружеников. Он восхищался этой подлинной Россией, которая воплощалась для него в облике знакомых русских студентов, угадывалась за образами произведений русского искусства. В русских революционерах-террористах, близких по своей тактике и взглядам чешским анархистам, он видел истинных героев, воплощение своего политического и эстетического идеала.

Всесторонняя сатирическая критика Гашеком буржуазного общественного порядка способствовала появлению в его произведениях интересных и глубоких выводов, выраженных им в фантастических и гротескных сюжетах. Так, в рассказе «Забастовка преступников» он остроумно обнажает разрушительное, деморализующее действие государственной бюрократической машины на самих исполнителей угнетения («Служебный долг» и др.). Здесь писатель, правда ощупью, подходит к важному политическому выводу: предпосылки успешной социалистической революции состоят не только в готовности угнетенных к борьбе, но и в ослаблении и разложении угнетателей. Загнивание, омертвение бюрократического аппарата, призванного охранять и защищать существующий государственный и социальный порядок, отчетливо показаны сатириком. Он видел господство формализма и педантизма во всей деятельности этого аппарата. Глубокое и всестороннее проникновение в смысл социальных противоречий своей эпохи и сатирическое изображение эксплуататоров придают особую значительность общему выводу писателя об исторической обреченности существующего строя.

Гашеком уже в рассматриваемый период его творчества создана обширная сатирическая галерея блестящих типических образов, в которых широкое социальное обобщение выражено через яркие индивидуальные характеры, а также через условные сатирические образы. Таковы «достойный шведский солдат», цензоры, американцы, господин Блажей, граф Гудрымудрыдес и другие. Широкое социальное обобщение, политическое преувеличение, доведенное до крайности, — характерные особенности этих образов.

Фантастические, гротескные образы и соответствующие им сюжеты не занимают значительного места в литературном наследии Гашека. Как подлинный писатель-реалист он пользуется приемами условности [6] в целях наибольшего прояснения, уточнения и заострения выводов, вытекающих из широкого обобщения тех или других близких по своей социально-политической сущности явлений. Приведу один пример: сатирик множество раз описывал проявления жестокости, тупости, формализма, царящих в отдельных частях государственного аппарата — полиции, суда, налоговых, таможенных, акцизных учреждений и т. д. Чтобы делать обобщающий вывод о полном, общем антигуманизме, даже преступности аппарата феодально-абсолютистской Австро-Венгрии, его анахронизме, разложении, обреченности, он пишет рассказ «Министерство правосудия на скамье подсудимых». В нем правосудие изображается, как «опустившийся на вид субъект», «нераскаянный циник», «совершающий одно преступление за другим», «издавна страдающий умственным расстройством», «прогрессивным параличом». Преступник осужден, но подал апелляцию: ведь обреченный порядок пока еще продолжал существовать.

В творчестве Гашека далеко не всегда такое заострение, преувеличение до крайности принимает форму собственно гротеска, когда изображаемое выходит за пределы возможного, становится фантастическим. Чаще всего оно стоит на грани возможного, оно невероятно («Забастовка преступников»), но лишено малейшего налета мистики. А если в очень небольшом числе рассказов и появляются фигуры из «потустороннего мира» («Случай в пекле» и др.), то они настолько локальны исторически и национальны в своей основе, так очевидно их назначение, что благодаря традиционности применения они воспринимаются как аллегории.

В первое пятилетие своей писательской деятельности Гашек обращался к антимилитаристской теме: в рассказах «Старый служака» и «Военная медаль» он добродушно подсмеивался над старыми солдатами, которым многолетняя служба не дала обеспеченной старости, но превратила их в смешных фанфаронов. И лишь в одном рассказе описывалась военная среда — «Воинский пес господина капитана»: в характерной для Гашека манере говорить о серьезных вещах как бы между прочим, мимоходом, подчеркивается, что офицеры-чехи разговаривают в столовой, т. е. в общественном месте, лишь по-немецки. Это унизительное стремление уступать германизаторским поползновениям Гашек позднее высмеял и запечатлел в образах невыдуманных, подлинных лиц — поручика Лукаша-Лукаса и капитана Сагнера из «Похождений бравого солдата Швейка...».

Антимилитаристской теме Гашек продолжает уделять внимание и в последующие годы. В «Рассказе о достойном шведском солдате» высмеиваются ура-патриотические разглагольствования реакционных политиканов и писак о необходимых достоинствах солдат; главнейшие из них — беззаветная преданность монарху, почитание солдатами офицеров, любовь ко всему тому, что связано с военной службой.

Чтобы осуществить в небольшом рассказе сложные идейно-политические и литературно-художественные задачи, сатирик применяет гротеск и пародию. Обращение к условности в форме гротеска и пародии (как уже говорилось выше) было вызвано стремлением автора с предельной лаконичностью сделать важные обобщения и выводы.

В «Рассказе о достойном шведском солдате» гротеск выражается в комичном нарушении правдоподобия: солдат замерзает в студеную зимнюю ночь на посту у старого забора (у него даже отваливаются руки) с мыслью о том, «что наибольшая сладость для солдата — умереть за своего государя...». Гашек как бы предлагает: «Вы говорите, что чешский (маскировка его под шведского никого не обманывала) солдат обожает своего монарха, готов для него на самопожертвование. Я и рассказываю о таком солдате совершенно в вашем духе. Любуйтесь!». Рассказ в целом — пародирование топорных конформистских писаний для солдат.

Комизм поведения героя рассказа обусловлен его отношением к королю, офицерам: его чувства диаметрально противоположны тем, какие испытывали большинство представителей чешского народа. И в этом отношении образ шведского солдата предваряет Швейка из рассказов 1911 года и повести 1917 года с его готовностью служить императору до последней капли крови.