Траектория жизни. Между вчера и завтра

Приемлемым вариантом оказался район в центре Казахстана, что было, конечно, крайне неприятно, и все, кто мог, от начальников до тружеников-испытателей, плевались в адрес разработчиков системы радиоуправления. Тогда они обратились к нам, в НИИ-4: может, найдется какой-нибудь идеологический выход? Работу поручили мне и Максимову. Хотя старшим был я, но идею подал Глеб. Идея состояла в том, чтобы усложнить управляющую функцию, в которую ввести свободным параметром положение пункта управления. При таком подходе стало очевидно, что пункт радиоуправления можно разместить практически где угодно. Просто положение пункта будет входить в саму функцию. Разработчики-идеологи системы радиоуправления были очень довольны (реабилитировалась сама идея радиоуправления), прислали в НИИ-4 хвалебный отзыв (что для НИИ-4 было редкостью со стороны гражданской организации). Но, как оказалось, мы зря старались. Поезд ушел: полигон уже начали строить в Казахстане, около станции Тюра-Там. А море и благодатный Кавказ как место для регулярных командировок на курорт-полигон уплыли. И мы еще долго при случае «лягали» военных — это вы нас засадили в безнадежную пустыню! А теперь к тому же за аренду места в «пустыне» приходится платить гигантские деньги независимому Казахстану!

После защиты я хотел было снова перейти в группу, занимающуюся теорией спутников, но мне силком навязали новую тему, теперь уже по теории движения межконтинентальных баллистических ракет. В нашем распоряжении были тогда уже первые отечественные электронные вычислительные машины, и мы смогли создать методы расчета траекторий движения ракет, существенно более точные, чем были ранее. Скажем, раньше сначала проводился расчет траектории в центральном поле сил тяготения, а потом вводились приближенные поправки на несферичность Земли. А теперь мы смогли применить описание потенциала геоида с помощью разложения его в ряд по сферическим функциям и вводить эти функции в уравнения движения.

Меня назначили научным руководителем работ, постепенно пришла известность среди баллистиков. Появился новый «специалист-теоретик в ракетной технике», но космическая тематика существовала пока без него.

Теоретическими вопросами искусственного спутника Земли занималась тогда в нашем институте только группа Тихонравова. Возникла эта группа в 1948 году. Входили в нее сначала И. М. Яцунский, Г. Ю. Максимов, А. В. Брыков и другие молодые инженеры. Чуть позже к ним присоединились И. К. Бажинов, А. Гурко. Каждый из них решал тогда одну или несколько теоретических задач, связанных со спутником. Яцунский (он был универсалом) занимался участком выведения спутника на орбиту и возвращением его на Землю, Максимов, Бажинов — участком спуска, Гурко — тепловыми задачами. С самого начала группа ориентировала свои работы на возможности ракет, разрабатываемых у Королева. А мне пришлось со своей группой продолжать заниматься теорией движения ракет типа Р7. И деваться было некуда — «молодой специалист» и «правительственная тема».

Только после первого успешного запуска ракеты Р7 в августе 1957 года и выпуска восьми томов итогового отчета я объявил о сложении полномочий и об уходе в КБ Королева. Несколько месяцев ушло на борьбу. И лишь в конце декабря начал работать в королёвском КБ. Добрался, наконец! А мне тогда уже был тридцать один год!

ВСЕ НАЧАЛОСЬ С МЕЖКОНТИНЕНТАЛЬНОЙ РАКЕТЫ

Решительность и оптимизм стремительного развития наших космических работ определялись и естественным честолюбием, и тщеславным стремлением доказать, что мы можем первыми, впереди американцев и всех других, проникнуть в новый, неизведанный мир, и желанием самоутвердиться, и уверенностью в нравственной ценности, чистоте и пользе этой работы, причем не только для нашего народа, но и для всего человечества.

Чиста ли твоя работа, есть ли от нее польза — это не бессмысленные «высокие» рассуждения. Создание атомной и водородной бомбы, производство все более усовершенствованных самолетов, пушек, строительство дорог и заводов силами заключенных, изготовление уродливой и непрочной обуви и одежды, годами гниющей на полках магазинов и складов, и прочие «достижения» социализма вряд ли могли давать их «творцам» моральное удовлетворение и уверенность, что эта работа необходима людям и нравственно оправдана.

Правда, в амбициях деятелей зарождающейся космической отрасли была и доля самообольщения. Ведь, во-первых, другие народы нашим опытом могли и пренебречь (что в какой-то степени и происходит сейчас), а во-вторых, сам успех этих работ мог использоваться нашими властями в качестве еще одного доказательства преимуществ социализма («социализм — стартовая площадка выхода человечества в космос!»), следовательно, и для укрепления тоталитарной системы, что, безусловно, ставило под сомнение чистоту помыслов и целей космических разработок.

А может, все было проще, и главным фактором, определившим наши космические успехи, оказалось создание первой межконтинентальной ракеты, которую путем перенастройки приборов управления можно было превратить в ракету-носитель, пригодную для выведения спутников на орбиту.

Идея межконтинентальной ракеты возникла не на пустом месте. В ракетно-космической технике (как и в других инженерных работах) не раз происходило открытие уже ранее известного. Пороховые ракеты как оружие использовались чуть ли не с ХIII века. Потом о них забыли. Но в начале ХIХ века они были заново созданы англичанином Конгревом. Потом, в середине века, снова забыты. Вновь интерес к ним возник в начале ХХ века. При этом вдруг стало ясно, что можно строить очень большие ракетные аппараты. Хотя К. Э. Циолковский, например, не уделял внимания массам и размерам будущих космических ракет. Для него, в первую очередь, важно было убедиться самому и убедить других, что ракета в принципе может развить скорость, достаточную для достижения космического пространства и ближайших планет, преодолев силу тяжести Земли и сопротивление ее атмосферы. Расчеты подсказали ему, что на это способна только ракета, у которой вес топлива во много раз больше веса ее конструкции. Так он пришел к идее ракеты жидкостной, начал говорить о возможности создания аппаратов для полета человека в космическое пространство. Присутствие человека на борту ракеты подразумевалось популяризаторами будущей космонавтики как нечто само собой разумеющееся.

С некоторой натяжкой можно считать, что Циолковский начал свои работы в области космонавтики в 1883 году. Тогда появился его дневник «Свободное пространство». «Грезы о земле и небе» и «Вне земли» он издал в 1895 и 1896 годах, расчеты по возможностям космической ракеты закончил в 1897 голу и через шесть лет опубликовал их. Это была работа «Исследование мировых пространств реактивными приборами».

В это же время (в 1897 году) инженер Иван Всеволодович Мещерский, специалист по теоретической механике, опубликовал свою работу «Динамика точки переменной массы» и тем положил начало развитию современной теории реактивного движения. Тогда же был опубликован доклад одного из пионеров ракетной техники, австрийца Германа Гансвиндта «О важнейших проблемах человечества». Для достижения космического пространства он предложил ракетный летательный аппарат, однако, в отличие от Циолковского, не на жидком, а на твердом топливе. Работы Циолковского, Мещерского, Гансвиндта, французского инженера Эсно-Пелтри, американца Роберта Годдарда, немца Макса Валье оказались в известной степени преждевременными. Техника еще не была готова к решению поставленных задач, а социального заказа для осуществления этих идей не возникло.

В тридцатые годы появился интерес к пороховым и жидкостным ракетам у военных. Создание жидкостных ракет стало вдруг самостоятельным и необычайно сложным военным направлением работ. И показалось военным мужам настолько важным, что космические идеи были оттеснены далеко на задний план. Впрочем, вполне возможно, что немецкий инженер, фактический лидер разработки немецкой ракеты «Фау-2» и американской «Сатурн-5» фон Браун, предлагая вермахту ракету в качестве оружия, стремился только к тому, чтобы получить средства для развертывания ракетных работ как таковых. Скорее всего, так он говорил позже, когда уже работал в Америке. Но как бы то ни было, только в пятидесятые годы, на совершенно новом уровне ракетной технологии, инженеры вернулись к идее полета в космос.