Сулла

Почему же этой чести не удостоился Марий? Плутарх, озвучивая враждебную полководцу версию, пишет: «Эта война с ее бедствиями и превратностями судьбы настолько же увеличила славу Суллы, насколько отняла ее у Мария. Он стал медлителен в наступлении, всегда был полон робости и колебаний, то ли потому, что старость угасила в нем прежний пыл и решительность (ему уже было больше шестидесяти пяти лет), то ли потому, что, страдая болезнью нервов и ослабев телом, он, по собственному признанию, лишь из боязни позора нес непосильное для него бремя войны… В конце концов по причине телесной немощи и болезни он сложил с себя обязанности полководца» (Марий. 33. 1–2 и 6).

Однако эти рассуждения выглядят по меньшей мере странно. Если говорить о славе Суллы, то она еще была впереди – в 90 году его успехи оставались весьма скромными. Добровольно сложить командование Марий не мог – ему его просто не продлили. [702]И уж тем более не приходится всерьез воспринимать разглагольствования о робости и вялости полководца. Конечно, ему приходилось проявлять осторожность, но враг был силен, а его собственные воины не имели выучки и опыта. Зато успехи Мария говорили сами за себя, особенно в сравнении с катастрофами, постигшими Рутилия Лупа и Сервилия Цепиона. [703]Все объяснялось очень просто – сенат не желал нового возвышения победителя кимвров. Новые консулы, видимо, не горели желанием заполучить такого легата – Катон был его врагом, а Помпеи просто не нуждался в нем. Иметь подобного подчиненного означало рисковать собственной славой. [704]Поэтому сенат избавился от Мария при первом же удобном случае, [705]то есть по истечении срока легатских полномочий. А что до болезни, то это могло быть откровенным издевательством со стороны его врагов – мало ли кого отправляли в отставку «по состоянию здоровья»…

Все это, однако, не снимает еще одного вопроса – почему Марий не попытался добиться еще одного консулата и вновь сыграть роль спасителя государства? Плутарх не сообщает о его участии в выборах на 89 год, хотя выше рассказывает о таком куда менее значимом сюжете, как провал на выборах в эдилы (Марий. 5. 1–3). Посему можно не сомневаться, что победитель германцев и не пробовал попытать счастья. Почему? Очевидно, из-за отсутствия шансов на успех. Нового возвышения Мария нобилитет не желал – арпинат и так уже был консулом шесть раз, тогда как после Сципиона Эмилиана этой чести и дважды-то больше никто не удостаивался. В 98 году он благоразумно отказался от участия в цензорских выборах, то же самое сделал и теперь, чтобы не терпеть унизительного провала.

Хотя римляне отразили первый натиск союзников и даже добились в ряде случаев серьезных успехов, общее положение оставалось тяжелым; одно дело остановить и потеснить врага, другое – выиграть войну. Росли трудности с комплектованием армии. Подкрепления приходили отовсюду – из Испании, Цизальпинской Галлии, с Сицилии, даже из Нумидии. [706]В войско приходилось зачислять даже вольноотпущенников (Ливии. Периоха 74; Annum. ГВ. I. 49. 212; Макробий. Сатурналии. I. 11. 32). [707]

Положение еще более осложнилось осенью, когда стало известно, что к движению готовы примкнуть прежде лояльные этруски и умбры. [708]И в октябре 90 года [709]консул Луций Цезарь издал закон, согласно которому те из повстанцев, кто сохранял верность Риму, получали права римского гражданства (Цицерон. За Бальба. 21; Annum. ГВ. I. 49. 212–213; Авл Геллий. IV. 4. 3). Это стало первой серьезной уступкой италийцам. [710]Она повлияла на настроения в Этрурии, общины которой предпочли в большинстве своем сохранить верность (Аппиан. ГВ. I. 49. 213). Те же, кто восстал, были разбиты Катоном. Взбунтовавшимся было умбрам нанес поражение легат Авл Плотий (Ливии. Периоха 74; Орозий. V. 18. 17).

10 декабря 90 года вступили в должность новые плебейские трибуны. Среди них были Марк Плавтий Сильван и Гай Папирий Карбон. В начале 89 года они предложили еще один закон, получивший их имя. Он предполагал дарование civitas Romana представителям союзных общин в течение двух месяцев – подразумевалось, что те, кто оказывает римлянам сопротивление, также может воспользоваться этой милостью, если сложит оружие (Цицерон. За Архия. 7). Правда, римляне и здесь сжульничали – новые граждане не вливались в состав 35 старых триб, что могло обеспечить им численный перевес, а образовывали восемь (позднее десять) дополнительных. Как бы они ни голосовали, повлиять на решение 35 остальных триб они не могли. Это в недалеком будущем вновь посеяло семена раздора (Беллей Патеркул. П. 20. 2; Аппиан. ГВ. I. 49. 214–215; 53. 231).

Плавтий провел и еще один закон – о комплектовании чрезвычайных судебных комиссий, рассматривавших дела по закону Бария. Теперь присяжные назначались не из одних только всадников, а свободно избирались по трибам (Асконий. 79С). В результате такой перемены в комиссии попали люди, придерживавшиеся иных взглядов, чем судьи предшествующего состава. Неудивительно, что вскоре Квинт Барий был осужден [711]на основании собственного закона (Цицерон. О природе богов. III. 81; Брут. 305). [712]Привлекался к суду и его коллега по трибунату Гней Помпоний, [713]но ему, видимо, удалось оправдаться (Асконий. 79С). [714]

Война продолжалась. Зимой 90/89 года у римлян стояло под оружием не менее 15 легионов. [715]Помпеи Страбон, действовавший на севере, пошел на переговоры с Веттием Скатоном, но они завершились ничем (Цицерон. Филиппики. XII. 27). Его войска продолжали осаду Аскула. Он разбил шедших на подмогу городу марсов, а затем разгромил корпус повстанцев, который направлялся в Этрурию, чтобы поддержать угасавшее там восстание (Ливии. Периоха 74; Аппиан. ГВ. I. 50. 216; Орозий. V. 18. 18).

Консул Порций Катон повел наступление на марсов, но после первых успехов погиб в сражении при Фуцинском озере. Лживые языки уверяли, будто его убил сын Мария, ибо Катон похвалялся, что добился побед, каких и Марию не одержать (Ливии. Периоха 75; Аппиан. ГВ. I. 50. 217; Орозий. V. 18. 24). Погиб и другой римский военачальник, консуляр и триумфатор Тит Дидий, незадолго до этого взявший Геркуланум (Овидий. Фасты. VI. 567–568).

Суллу же сия чаша миновала. Однако год начался для него неприятным инцидентом, также связанным с гибелью римского военачальника, но не от рук врагов. Легионы Суллы предприняли осаду Помпеи, в которой участвовали и силы флота во главе с легатом Авлом Постумием Альбином, [716]которого воины вскоре забросали камнями. Многие офицеры, очевидно, настаивали на жестоком наказании виновных, [717]но «Сулла оставил столь тяжкий проступок безнаказанным и даже гордился этим, не без хвастовства говоря, что благодаря этому его люди, дескать, станут еще воинственнее, искупая храбростью свою вину» (Плутарх. Сулла. 6.16; Полиен. VIII. 9. 1). По словам Орозия, он заявил, что кровь согражданина можно искупить лишь кровью врага (V. 18. 23).

По странной иронии судьбы, за три века до этого, в 414 году, воины убили представителя того же рода – жестокого военного трибуна с консульской властью Марка Постумия Регилльского. Но тогда нескольких обвиненных в случившемся казнили или принудили покончить с собой (Ливии. IV. 50. 5; 51. 3). Правда, речь теперь шла только о легате, но и его умерщвление было делом чрезвычайным и требовавшим самого сурового наказания.