Сулла

Теперь уже взялись за оружие и марсы, и марруцины, и пицентины, и пелигны, и вестины, и самниты, и луканы, и япиги – почти все народы Центральной и Южной Италии. Они предложили сенату даровать им права римского гражданства – ведь во многом именно потом и кровью союзников создано могущество Рима. Сенат ответил, что если италийцы сожалеют об аскуланском инциденте, то пусть тогда пришлют посольство – очевидно, из глав своих общин. Подобное предложение союзники принять не могли, и война стала неизбежной (Аппиан. ГВ. I. 39. 176–177; Беллей Патеркул. П. 15. 2; Флор. III. 18. 3).

Столицей восставших стал главный город небольшого племени пелигнов Корфиний, который инсургенты назвали Италией [653]или Италикой (Беллей Патеркул. П. 16. 4; Страбон. V. 4. 2). Корфиний «по самому своему положению не был и не мог быть городом, который стал бы мозгом или сердцем нации, как Париж или Лондон» – даже в годы расцвета он не превышал в окружности 2600 метров. Решение повстанцев избрать своим центром столь небольшой пункт было не случайным – италийцы хотели видеть не Италию увеличенной в размерах столицей, будь то Рим или Корфиний, но столицу – маленькой Италией. [654]Было, правда, и еще одно соображение: этот город стоял в конце Валериевой дороги, которая пересекала Италию и вела в края марсов – самых активных участников восстания (Диодор. XXXVII. 2. 4; Страбон. V. 3. 11). Да и вообще Корфиний стоял на стыке путей, соединявших Пицен с повстанческими районами на юге Апеннинского полуострова. [655]

В Корфиний заседал италийский сенат, состоявший, в отличие от римского, из 500 человек (Диодор. XXXVII. 2. 5). Если в Риме этот орган включал отбывших свой срок магистратов, то здесь, очевидно, речь шла о представителях, избранных общинами – участницами восстания. [656]Текущими делами ведали два консула – марс Квинт Попедий Силон и самнит Гай Папий Мутил, а также 12 преторов [657](против шести у римлян) – Тит Лафрений, Гай Понтилий, Марий Эгнаций, Марк Лампоний, Гай Видацилий, Герий Азиний, Веттий Скатон и др. Повстанцы чеканили монеты, символизировавшие победу над Римом, – на одних италийский бык попирал римскую волчицу, на других была изображена увенчанная лаврами Италия, на третьих – Виктория с лавровой ветвью. [658]

Верность Риму сохранили латины, италийские греки и, разумеется, римские колонии на территории Италии. Этруски и умбры также не присоединились к восставшим, однако в их рядах не было единства – крупные землевладельцы тяготели к Риму, но они представляли лишь часть местного общества. [659]

Между тем в Риме решили «разобраться» с потерпевшими поражение реформаторами. Плебейский трибун Квинт Варий Север Гибрида провел закон об оскорблении величия римского народа, по которому подлежали суду те, кто словом или делом подталкивал союзников к восстанию (Асконий. 22 и 79С; Валерий Максим. VIII. 6. 4; Аппиан. ТВ. I. 37. 165). [660]Конечно, понимать такую формулировку можно было по-разному – одни в бунте италийцев винили тех, кто шел им на уступки, другие возлагали ответственность на «твердолобых». Но сейчас верх взяли сторонники «жесткой» линии и речь шла о сенаторах, сочувствовавших Друзу. [661]Под суд попал сам принцепс сената Эмилий Скавр – ему, впрочем, было не привыкать, он судился всю жизнь, выступая то как истец, то как ответчик. [662]Такой крепкий орешек оказался не по зубам обвинителю. «Варий из Сукрона утверждает, что Эмилий Скавр призывал к оружию союзников, а Скавр это отрицает. Кому вы больше поверите?» (О знаменитых мужах. 72.И). [663]Удар был не в бровь, а в глаз: Скавр напоминал о происхождении Бария из Сукрона – города в Испании. Трибун, хотя и принадлежал к числу римских граждан, не то что для Рима, но даже для Италии был чужаком. И как смеет этот наглец, давал понять подсудимый, нападать на самого принцепса сената? Скавр был оправдан. [664]

Привлекали к суду и другого видного человека – Марка Антония, консула 99-го и цензора 97 года, триумфатора, одного из лучших ораторов того времени (Цицерон. Тускуланские беседы. П. 57). Но и он, по-видимому, избежал опасности – вновь обвинители не рассчитали свои силы. Удалось оправдаться, судя по всему, и претору 91 года Квинту Помпею Руфу (Цицерон. Брут. 304). [665]Другим подсудимым повезло куда меньше. В изгнание пришлось уйти Гаю Аврелию Котте, Луцию Меммию, Муммию Ахейскому, [666]Луцию Кальпурнию Бестии [667]– видимо, тому самому, что уже однажды был несправедливо осужден во время Югуртинской войны. [668]Вообще суды до окончания войны рассматривали только дела по закону Бария, с какого-то момента отложив все прочие иски (Annum. ГВ. I. 37; Цицерон. Об ораторе. III. 11; Брут. 205; 303–304). [669]В ожидании грядущих бедствий рассказывали о недобрых знамениях: домашние собаки бродили с воем, точно волки; скот покинул стойла и пастбища и разбегался по лесам и горам; в Кумах статуя Аполлона источала пот (Обсеквент. 54; Орозий. V. 18. 9). [670]

Стороны приготовились к схватке. Италийцы мобилизовали порядка ста тысяч человек. [671]Примерно такими же были и силы римлян, [672]хотя, как добавляет Аппиан, они частично состояли из италийцев, продолжавших сохранять верность Риму (ГВ. I. 39. 177). В целом, конечно, потенциал Рима превосходил возможности союзников, [673]но успеет ли он реализовать свой перевес? И что, если те из италийских общин, которые пока сохраняли лояльность, перейдут на сторону инсургентов? Об этом в сенате старались не думать. Воистину, «никогда со времен войн с самнитами и Пирром, даже в самые черные дни после Канн, римское господство над Италией не подвергалось столь тяжелым испытаниям»! [674]

На войну выступили оба консула 90 года – Луций Юлий Цезарь [675]и Публий Рутилий Луп. Первому достался, выражаясь современным языком, южный фронт, второму – северный. Легатами обоих стало немало прославленных военачальников. Под командованием Цезаря служили консул 97 года Публий Лициний Красе, справивший триумф над лузитанами (отец триумвира Марка Красса); консул 98 года Тит Дидий, отпраздновавший триумфы над скордисками и кельтиберами; герой битвы при Аквах Секстиевых Марк Клавдий Марцелл; знатный, но ничем не зарекомендовавший себя Публий Корнелий Лентул; [676]а также Луций Корнелий Сулла. Под началом Рутилия оказались сам Гай Марий; участник боев с фракийцами будущий консул и триумфатор Гней Помпеи Страбон (отец Помпея Великого); а также двое нобилей, не прославивших себя громкими подвигами, – Гай Перперна и Валерий Мессала. В качестве проконсулов приняли командование консул 91 года Секст Юлий Цезарь и злейший враг Друза Квинт Сервилий Цепион, в ранге пропретора – Луций Порций Катон. [677]