Бейкер-стрит на Петроградской

С Ириной Петровной Мирошниченко я познакомился в самолете по дороге в Марокко. Она заболела в момент промежуточной посадки на Мальте.

Ничего существенного про Мальту, а также про столицу Марокко Рабат и Касабланку я сказать не могу, потому что лечил артистку — мерил температуру, доставал пилюли, кормил главным образом мандаринами, которые сами высыпались дольками из коробочек кожуры.

В те же минуты, когда она вставала, нас не интересовали ни роскошные отели, где останавливался, например, Черчилль, ни королевский дворец, ни минареты и серали, нам нужна была кожаная юбка, желательно — мини.

Поэтому в моем сознании Марокко ассоциируется с бесконечными восточными базарами и рядами, где в три этажа висели тысячи кожаных изделий, главным образом черного цвета. Я был нужен артистке не для того, чтобы быть медбратом, а чтобы смотреть, достаточно ли хорошо сидит юбка сзади.

Я привез в Марокко свой новый фильм «Зимняя вишня», которым интересовалась, конечно, только наша советская колония.

И когда через год я запустился с фильмом «Зимняя вишня-2», в отместку за мои марокканские муки я пригласил Ирину Петровну на самую сложную и неблагодарную роль обманутой и постылой жены Вадима Дашкова (В. Соломин).

На самом деле в роли жены в первом фильме выступала Светлана Крючкова. Правда, только за кадром, в телефонной трубке.

Но теперь мы имели реальную жену. Пришлось переозвучить трубку.

Бездна энергии, взрывная инициатива, состояние восторга или презрения — вот такая актерская фактура и краски Ирины Мирошниченко.

Какая она замечательная в роли Елены Андреевны в фильме «Дядя Ваня», какая Аркадина в мхатовской «Чайке»!

Работалось с ней легко, без капризов и сложностей.

И поэтому, когда И. П. Мирошниченко предложила мне совместную работу — снять фильм «Без вины виноватые», где бы она играла Елену Ивановну Кручинину, провинциальную актрису, сначала потерявшую, а потом вновь встретившую своего сына, я согласился.

Замечательный фильм Владимира Михайловича Петрова с участием А. Тарасовой, В. Дружникова, Б. Ливанова, А. Грибова, получивший «Золотого льва» в Венеции сразу после войны в 1946 году, нас не останавливал.

Мы создали фонд «И. М. + И. М.», проект наш назывался «Народное кино — „Без вины виноватые"». В заявке мы писали: «...Человеческая драма — потеря матери своего ребенка — волнует людей любого времени. А сегодня, когда тысячи ребятишек скитаются в своем отечестве, брошенные в роддомах, непризнанные убогими родителями, странники и сироты, «подзаборники», как говорили в то время, о котором пишет А. Н. Островский... Мир пьесы — театр с его очарованием, кокетливым лицемерием, веселой

мишурой и трагическими судьбами, прикрытыми фальшивым смехом и тайными слезами... И чем контрастнее будет этот сияющий фон и черное материнское горе в сочетании с озлобленностью беспризорника Незнамова, тем острее почувствует мораль этой истории нынешний зритель».

Проект, однако, не состоялся.

Как мы ни старались — ни московское правительство, где Ирина Петровна была в недавнем времени министром культуры, ни Конфедерация женщин-бизнесменов России, которые горячо приветствовали наше начинание, денег не дали. Даже у какого-то Таранцева побывала Ирина Петровна... Тщетно!

Оставалась надежда на Госкино, куда мы подали нашу заявку.

Но именно в это время «Мосфильм», а точнее, объединение «Ритм» запустили сценарий Р. Ибрагимбекова и Г. Данелии «Анна» — современную драму на тот же сюжет Островского. Только про оперную певицу, лишившуюся сына, пропавшего где-то в советских лагерях, роль которой в обязательном порядке должна была играть Любовь Казарновская...

Однако зерно, брошенное Ириной Петровной, упало на благодатную почву — я заболел Островским.

Из сорока восьми его пьес добрая дюжина повествует о русском капитализме, о деньгах, расписках, акциях, закладных, о банкротствах и торговле землей, лесом, имениями... Как это теперь знакомо и злободневно!

Я предложил нескольким телеканалам проект из восьми или десяти серий по пьесам великого драматурга под общим названием «Русские деньги».

Ни один канал не клюнул! Это в то время, когда в восемнадцати театрах одной Москвы идут его пьесы при полных залах.

Выручило Министерство культуры в лице Федерального агентства по кинематографии. Они дали деньги на экранизацию «Волков и овец».

На этом фильме я в очередной раз встретился с другой народной артисткой России, Аллой Сергеевной Демидовой.

В свое время Пушкин писал, подобно итальянцу Учелло, свою «Пиковую даму» в обратной перспективе. Я последую примеру великих — расскажу о своих контактах с Аллой Демидовой задом наперед.

Начну с последней работы — «Волки и овцы».

То, что Демидова должна играть роль Меропии Давыдовны Мурзавецкой, провинциальной властной бырыни, я решил давно.

Важно, чтобы она согласилась.

— Игорь, зачем я буду повторять Пашенную? Какая я Салтычиха?

— Традиций Малого театра мы постараемся не коснуться»! — восклицаю я.

— А чего коснемся?

И тут я напрягаю всю свою филологическую образованность:

— Островский написал «Волков и овец» под впечатлением судебного процесса в Москве над игуменьей какого-то подмосковного женского монастыря, где-то под Серпуховом — постриженной баронессой Прасковией Розен, занимавшейся подлогами, фальшивыми бумагами, перекупкой...

— Розен? — спросила Алла

— Вот именно, — говорю я. — То ли немка, то ли полька...

— Главное, что не Салтычиха, — подвела черту Алла.

Этого было достаточно. Она согласилась сниматься.

В фильме «Русские деньги», где Демидова играет главную роль, заняты и другие прекрасные актеры — Юрий Гальцев (не обращайте внимания на «Аншлаг»), Леонид Мозговой («Гитлер», «Ленин»), Нина Ургант, семейная пара — Алексей Гуськов и Лидия Вележева, очаровательная русская вдовушка Зоя Буряк, пока еще мало замеченный Вадим Сквирский...

Демидова, конечно, не бытовая актриса. Вы ее не заманите на простые, внятные и проходные роли. Ей необходим «перчик».

Вспомните: Спиридонова в «Шестом июля», нацистка в «Щите и мече», Лиза Протасова в «Живом трупе», Катлин-ясновидящая в «Легенде о Тиле», леди Марлборо в «Стакане воды», наконец, Раневская у А. Эфроса в «Вишневом саде»...

Так случилось и на Таганке, где «реальный» театр Николая Губенко был ей не по душе, и поэтому она ушла.

Ее особый дар заметил и развил греческий режиссер Терзопулос — античные трагедии надолго увели актрису из отечественного репертуара.

До «Волков и овец» (в прокате — «Русские деньги») был фильм «Письма к Эльзе».

Сочинение Аркадия Владимировича Высоцкого я обнаружил на сценарном конкурсе, вцепился в него, позвонил автору, спросил — не отдал ли он его кому-нибудь из режиссеров.

«Пять лет предлагаю... Никто не берет...»

Демидовой была предложена едва заметная роль дамы-адресата, получающей письма в психиатрической клинике от нашей главной героини — юной Ольги, ставшей вдовой «нового русского». Демидова-Эльза появляется лишь в конце фильма, но играет так ярко, странно и необычно, так запоминается, что в результате на фестивале «Кинотавр» получает приз за лучшее исполнение женской роли.

Рядом с ней в фильме снималась совсем юная, семнадцатилетняя, Юлия Маврина, студентка третьего курса Петербургской театральной академии — наивная и искренняя. В финале фильма они сидят рядом — зрелое мастерство и талантливая дебютантка.

На Жоэля Шапрона — отборщика Каннского фестиваля — наша картина не произвела никакого впечатления. Хорошо хоть, досидел до конца, что с ним редко бывает.

Зато на Международном фестивале в Дели мы получили за картину главный приз — «Золотого павлина». Был еще приз «Сталкера», номинация на «Золотого орла»...

До «Писем к Эльзе» была «Пиковая дама», про которую я уже рассказывал и где Алла наслаждалась пушкинским текстом, педалировала одной ей известные тонкости прозы. Она ведь замечательная чтица.