Лара моего романа: Борис Пастернак и Ольга Ивинская
Лара моего романа: Борис Пастернак и Ольга Ивинская читать книгу онлайн
В основу этой книги положены записи бесед автора с Ольгой Ивинской — последней любовью и музой Бориса Пастернака. Читателям, интересующимся творчеством великого русского поэта, будет интересно узнать, как рождались блистательные стихи из романа «Доктор Живаго» (прототипом главной героини которого стала Ивинская), как создавался стихотворный цикл «Когда разгуляется», как шла работа над гениальным переводом «Фауста» Гете.
В воспоминаниях Б. Мансурова содержатся поистине сенсационные сведения о судьбе уникального архива Ивинской, завещании Пастернака и сбывшихся пророчествах поэта.
Для самого широкого круга любителей русской литературы.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Относительно денег, которые привозили Пастернаку за роман, Д’Анджело сказал:
— Пастернак мог перевести гонорар через банк, но тогда его враги стали бы кричать, что он продался Западу за 30 сребреников. Пастернак лично решил получать часть гонорара в Москве по неофициальным каналам. Я имел от него письмо с поручением получать деньги в Италии и привозить ему деньги в рублях в Москву. Я понимал, что КГБ об этом узнает, но высокопоставленный чиновник из ЦК Поликарпов намекнул, что Пастернак может получать деньги от своего издателя, не опасаясь властей. Я привозил деньги и передавал их либо лично Пастернаку, либо по его указанию через Ольгу [257]. <…> Но, как только Пастернак умер, КГБ решил нанести удар по беззащитным женщинам. Верхи решили «реабилитировать» Пастернака, чтобы все его материалы сохранить у себя под контролем, и все свалить на «жадную и авантюристичную» женщину. Вскоре Ольга и ее дочь были арестованы, архив Ольги захватили, а остававшиеся деньги, которые хранились, казалось бы, в надежном месте, были сразу же обнаружены [258].
— Как вы думаете, КГБ действовал по чьей-то наводке?
— Несомненно. Один человек сумел втереться в доверие к Ольге и часто навещал ее квартиру. Он считался другом, и ему в этом доме доверяли. Я уверен, что именно он доносил на Ольгу в КГБ. Кстати, вот еще один пример ее истинных отношений с этой зловещей организацией.
Разумеется, ни этого интервью Д’Анджело, ни выступлений Герда Руге, Мишеля Окутюрье, Жаклин де Пруайяр, Александра Гинзбурга и многих зарубежных писателей, юристов и политиков с резкой критикой провокационной статьи Дардыкиной российская пресса не опубликовала. Информационные ограничения на освещение хода суда за архив Ивинской действовали уже с 1998 года. Свободный и открытый для разных мнений «МК» не поместил даже выдержки из интервью Д’Анджело или из заявления французских славистов в адрес публикации Дардыкиной. Центральные российские телеканалы ни Ирину, ни Вадима, ни славистов из Франции, ни Митю до эфира не допускали. Только журналист Светлана Сорокина в январе 1998 года осмелилась пригласить на тогда еще свободный канал НТВ Ирину Емельянову для подробного интервью. Сорокина спросила, есть ли уверенность в том, что отнятые у Ольги Всеволодовны и переданные в ЦГАЛИ архивы все еще находятся в целости. Ирина ответила, что в этом не уверена, так как слышит только слова Волковой о том, что все должно быть под их контролем. Интервью у Ирины взяла также Майя Пешкова на независимом радио «Эхо Москвы».
Во время суда в 1994 году Митя рассказал мне, что в 1991-м встречался с итальянским профессором Ривой, который показывал ему выкупленные в российских спецархивах секретные и «совсекретные» материалы о Пастернаке и Ивинской. Митя прокомментировал некоторые донесения и обстоятельства дела периода 1958–1960 годов, участником которых был сам, а затем профессор позвонил в Росархив и дал указание пропустить туда Митю на предмет «посмотреть, что еще интересного о Пастернаке и Ивинской стоит ему купить». К изумлению Мити, он был допущен в спецархив и ознакомился с секретными делами на Бориса Леонидовича и Ольгу Всеволодовну. В 1994 году профессор Рива издал в Италии книгу о деле Пастернака и Ивинской, где опубликовал десятки секретных и «совсекретных» материалов из закрытых российских архивов.
В мае 1998 года мы с женой посетили Ирину и Вадима в Париже. Я передал Вадиму аудиозаписи с заседания Савеловского суда от 23 января 1998 года с выступлением Волковой, читавшей письмо Евгения Борисовича в адрес суда. В этом письме он выражал глубокую благодарность Волковой и возмущался попыткой Козового представить свой отказ участвовать в суде как признание права на возврат архива Ивинской из РГАЛИ детям Ивинской. «Я хочу, чтобы весь этот архив оставался в РГАЛИ», — завершил свое послание Евгений Борисович. Тогда в Париже Вадим сказал мне:
— Мне стало известно, что публикация статьи Дардыкиной состоялась после ее консультаций с Евгением. Дардыкина приходила к нему со статьей за советами [259]. И последующее молчание Евгения Борисовича в ответ на эту подлость убедило меня, что они сговорились с Дардыкиной: на пасквиль против Ольги Всеволодовны он не станет никак реагировать. Только имея такой карт-бланш, Дардыкина решилась опубликовать провокационный опус. Эта статья была выгодна Евгению Борисовичу еще и потому, что в сочиненной им биографии Пастернака, которая вышла в том же году [260], впервые появилась придуманная им ложь о том, что Ивинская в истерике по телефону потребовала от Пастернака отказаться от Нобелевской премии. Это хорошо стыковалось с клеветой Дардыкиной на Ивинскую, которая якобы была приставлена к Пастернаку органами по заданию ЦК КПСС.
Патологическая ненависть Евгения к Ольге Всеволодовне, о которой говорила Ариадна Сергеевна, создала этот зловещий союз из РГАЛИ, Евгения Пастернака и нанятых писак. Образовался этот клубок еще в период действия советской системы. Эта группа захвата будет постоянно клеветать на Ольгу Всеволодовну ради своей выгоды.
— Почему ты не напишешь об этом? — спросил я тогда Вадима.
— Пока идет суд за архив, — ответил он, — этот клубок не надо ворошить, поскольку Евгений Борисович хотя бы делает вид, что его не интересует этот суд. Одно его слово могло бы прекратить весь это фарс. Пастернак сказал ему и Лене на смертном одре: «Не прикасаться к тому, что находится у Ольги Всеволодовны!» Об этом говорил Костя Богатырев, посещавший в мае 1960 года умиравшего на Большой даче Пастернака.
Ивинская рассказывала мне, что после гибели Кости ей звонил Леня, которого мучила совесть за предательство по отношению к отцу во время нобелевской травли. Леня просил прощения за нарушение воли отца, которое привело к аресту Ольги Всеволодовны и Ирины. Леня сказал Ивинской, что его вынудили это сделать [261].
По поводу комиссии Росархива, тщательно проверявшей архив Ивинской на предмет того, представляет ли он национальную ценность, Вадим говорил:
— Пустили козла в огород, причем в свой же. Конечно, ждать разумного решения комиссии и суда просто глупо. С осени я начну готовить заявление в Страсбургский суд. В России вновь возрождается диктат спецслужб, к которым принадлежит и РГАЛИ, и суды будут блюсти лишь их интересы. Верно называла Ольга Всеволодовна это зловещее учреждение, похоронившее правду о Пильняке, Мейерхольде, Михоэльсе, Мандельштаме, Платонове и тысячах талантов России, могильником истины и судеб тысяч загубленных душ. О ЦГАЛИ точно сказал Евтушенко в своем стихотворении: «Лаврентий Павлович, меня вы проморгали, / Забыв упечь в Лубянку — ваше ЦГАЛИ».
Слушая запись письма Евгения Борисовича, которое читала в суде Волкова, Вадим обратил внимание на озабоченность Евгения тем, что в 1996 году наследники Ольги Всеволодовны выставили на лондонский аукцион «Кристи» письма Пастернака к Ольге Ивинской. Вадим едко заметил:
— Этот хамелеон изображает из себя бескорыстного дарителя папочкиных писем и автографов, но тщательно скрывает то, что после смерти Зинаиды в 1966 году семья Пастернак тайно продала итальянцам ряд писем грузинских писателей к Пастернаку, которые даже не были опубликованы в России [262]!
В 2002 году Митя обратил мое внимание на еще один факт бескорыстия семейства Пастернаков:
— Очень символично сообщение нового директора РГАЛИ Горяевой в ее интервью «Рукописи не горят. Но продаются»: «Я долго обивала пороги, наконец мне выделили 400 тысяч рублей. На эти деньги мы купили 17 документов — автографы стихотворений и письма Пастернака» [263].
