Операция 'Б'

Кузнецов вызвал начальника оперативного управления Главного морского штаба контр-адмирала Алафузова, рассказал ему о своей нелицеприятной беседе с Верховным Главнокомандующим.

- Вы параллельно со штабом ВВС занимались разработкой операции по бомбардировке Берлина, Владимир Антонович. Может быть, штабом ВВС и вашим оперативным управлением все же допущены какие-то просчеты? - спросил Кузнецов.

- Нет, Николай Герасимович, расчеты штаба ВВС и оперативного управления точны,- ответил Алафузов.- Я гарантирую. Лично сам проверял. Все верно. И практика первых четырех налетов на Берлин подтвердила это.

Кузнецов задумался, взглянул на разложенные перед ним бумаги с расчетами "Операции Б", принесенными начальником штаба ВВС.

- Я тоже еще раз проверил расчеты,- произнес он.- И отчеты генерала Жаворонкова. Да, все верно. Главное, подтверждается практикой! Я и говорил об этом Верховному. А вот убедить не смог. Он мне так и сказал: "Вы не убедили меня, товарищ Кузнецов"...

Алафузов сочувственно склонил голову, понимая удрученное состояние наркома ВМФ.

- Можно понять товарища Сталина, его стремление как можно ощутимей нанести урон столице фашистской Германии,- не спеша заговорил он.- А для этого, естественно, следует применять при бомбардировке

авиабомбы крупного калибра. И я за это! И вы, как нарком, и командующий морской авиацией генерал Жаворонков. Но возможностей нет, надлежащих условий. С тысячекилограммовой авиабомбой на внешней подвеске наши бомбардировщики не дотянут до Берлина. Опасаюсь, они с грунтовой взлетной полосы даже не поднимутся в воздух.

- Все это мной уже было доложено Верховному!

- Попробуйте доложить еще раз. Убедить товарища Сталина. Настаивайте на своем. Или...

Кузнецов насторожился, спросил:

- Что вы имеете в виду?

- Принять слова товарища Сталина к исполнению и отдать приказ генерал-лейтенанту авиации Жаворонкову брать на Берлин только авиабомбы крупного калибра! - высказался Алафузов.

- И погубить еще несколько десятков экипажей? - повысил голос обычно спокойный нарком.- Морских летчиков и так погибло слишком много. А война фактически еще только начинается. С кем мы намереваемся бить немцев на море?

Алафузов тяжко вздохнул:

- Тогда... тогда, Николай Герасимович, надо стоять на своем. Должен же вас понять товарищ Сталин!

- А если не поймет?

Алафузов не ответил, в недоумении развел руки в стороны. Да и что отвечать, что советовать наркому ВМФ, когда он все лучше знает сам. Конечно, тяжело ему будет объясняться в Ставке. И ведь не с кем-либо, а с самим товарищем Сталиным! Не хотел бы он сейчас быть на месте наркома.

Кузнецов собрал разбросанные на столе листы с расчетами "Операции Б" штаба ВВС и положил в папку. Обнадеживающе поглядел на явно расстроенного начальника оперативного управления Главного морского штаба, в раздумье произнес:

- Есть еще у меня надежда на авиационных специалистов, хоть и небольшая. Верховный обещал посоветоваться с ними...

- Надежда на авиаспециалистов? - сухо засмеялся Алафузов и даже привстал со стула.- Да что вы, Николай Герасимович? Авиаспециалисты скажут то, что нужно товарищу Сталину,

- Вы так думаете?

- Уверен!..

В Ставку нарком ВМФ был вызван на следующий же день. Кузнецов решил стоять на своем, к какому бы решению не пришли консультанты-специалисты. Расчеты штаба военно-воздушных сил флота и оперативного управления Главного морского штаба уже подтвердились практикой четырех налетов на Берлин, с этим нельзя не считаться,

В кабинете Верховного Главнокомандующего находился начальник Главной инспекции Наркомата авиационной промышленности и руководитель летно-испытательной службы авиационной промышленности известный на всю страну летчик-испытатель Герой Советского Союза Владимир Константинович Коккинаки. Кузнецов был с ним хорошо знаком. В конце июля 1938 года после успешного завершения беспосадочного перелета из Москвы на Дальний Восток он, как командующий Тихоокеанским флотом, принимал у себя во Владивостоке летчика Коккинаки и штурмана Бряндинского. Вот, оказывается, с каким специалистом советовался Верховный! Лучшего, пожалуй, во всей авиации не найти. Никто так не мог "выжимать" все возможное из ДБ-3, как летчик Коккинаки. Ему принадлежат несколько мировых рекордов по дальности полета и в поднятии тяжестей на высоту на этом типе самолета. Кузнецов запомнил, как в Тушине, на авиационном празднике, Владимир Константинович смело сделал на тяжелом самолете "мертвую петлю".

Нарком поздоровался. Сел на предложенный стул. Понял, что Сталин и Коккинаки уже обменялись мнениями, и они совпали. Видимо, целесообразно было в создавшихся условиях ждать распоряжения Верховного Главнокомандующего, но Кузнецов начал первым.

- Я еще раз чрезвычайно внимательно проанализировал возможность увеличения бомбовой нагрузки на дальние бомбардировщики генерала Жаворонкова. Полагаю, в сложившихся условиях нагрузка должна остаться прежней.

Сталин повернул голову к летчику-испытателю, спросил:

- Товарищ Коккинаки, что вы как специалист скажете о применении бомб крупного калибра.

- ДБ-три и особенно ДБ-три эф - машина очень хорошая, крепкая и надежная. Для нее не предел две пятисотки или одна ФАБ-тысяча,- ответил Коккина-ки.- Как ни сложны условия полета на Берлин, думаю, брать их на внешнюю подвеску можно.

Кузнецов почувствовал, как жгучая краска залила его лицо. Ответ Коккинаки ставил его в незавидное положение перед Верховным Главнокомандующим. Можно подумать, нарком Военно-Морского Флота идет на поводу у своих летчиков, санкционируя заведомо уменьшенную бомбовую нагрузку при полетах на Берлин! Сталин явно на стороне Коккинаки, может, лучше самому сказать, что он, нарком, прикажет Жаворонкову отныне брать на внешнюю подвеску ФАБ-1000 или две ФАБ-500? Но ведь за этим стоят жизни экипажей. Летчики давно бы уже сами предложили увеличить калибр бомб, если была бы хоть малейшая уверенность в успехе. Конечно, как специалист, как летчик-испытатель ДБ-3 Коккинаки совершенно прав. Эта машина способна поднимать вдвое больший груз. Но условия, условия!