Радищев

Радищев ожидал приговора. Потребовав бумаги, он написал завещание—последнее наставление «Возлюбленным своим», начав его роковым словом «Соверцщлося!»

И опять беспримерная твердость духа в каждом слове этого «Завещания». Он дает наставления, последние распоряжения по дому, последние указания о воспитании детей, заботясь об их судьбе. Но это было «Завещание» деловое. Ему захотелось в последний раз «побеседовать с детьми», открыть «им излучины своего сердца», объяснить свою жизнь, наставить в твердости, передать правила жизни. Сидя в крепости, он начал писать повесть своей жизни, внешне прикрыв ее автобиографизм формальным использованием жития святого Филарета Милостивого.

26 июля 1790 года Сенат утвердил приговор Уголовной палаты. Дело Радищева было передано Екатерине на утверждение. Императрица, торопившая расправу над бунтовщиком, задержала подписание приговора на две недели. Екатерина внимательно присматривалась к тому, что происходило в обществе. Время было грозное—во Франции бушевала революция, в России было неспокойно в связи с неудачной войной со Швецией, оппозиционные круги столичного дворянства довольно открыто высказывали свое возмущение жестоким приговором Радищеву. За книгу, к тому же разрешенную цензурой,—смертная казнь. Это было неслыханно! Не сочувствуя идее автора, они не одобряли решения деспотического монарха. Екатерина, решив не раздражать общественность и в то же время пожелав проявить демонстративный либерализм, издает 4 сентября именной указ Сенату о замене Радищеву смертной казни ссылкой в Илимск. Расчет был прост: помилованный Радищев, сосланный в далекую Сибирь, «на безысходное десятилетнее пребывание», вряд ли остался бы живым. Закованный в кандалы, одетый «в гнусную нагольную шубу», Радищев отправился по этапу. Предстояло пройти 6788 верст.

Столицу Радищев покидал с чувством исполненного долга. Сама императрица в специальном указе так характеризовала деятельность «возмутителя»: «Недавно издана здесь книга под названием «Путешествие из Петербурга в Москву», наполненная самыми вредными умствованиями, разрушающими покой общественный, умаляющими должное ко властям уважение, стремящимися к тому, чтоб произвесть в народе негодование противу начальников и начальства, наконец, оскорбительными выражениями противу сана и власти царской». Это была оценка самодержавия. На пути в Илимск Радищев, исполненный твердости духа, сочинил стихи, которые должны были дать знать его друзьям, каким вышел он из тягчайшего испытания.

Ты хочешь знать: кто я? что я? куда я еду?—

Я тот же, что и был и буду весь мой век:

Не скот, не дерево, не раб, но человек!

Дорогу проложить, где не бывало следу Для борзых смельчаков и в прозе и в стихах, Чувствительным сердцам и истине я в страх В осгрог Илимский еду.

Так осуществил он обещание, данное Ушакову: имея «правила», он бестрепетно ожидал смерти, а теперь, «твердый в мыслях», ехал в ссылку, исполненный желания продолжать свою деятельность. Короткие стихи раскрывали исторический смысл и практическую необходимость его подвига во имя вольности народа.

XII

Замысел Екатерины—дальностию и тяжестию пути в Сибирь убить Радищева—не осуществился. И здесь большую роль сыграла помощь влиятельного вельможи, графа А. Воронцова, глубоко уважавшего и ценившего Радищева. Он добился от Екатерины приказа снять кандалы с Радищева, а затем на всем протяжении пути и во время пребывания в Илимске много и сердечно помогал Радищеву. Благодаря этому жизнь в ссылке оказалась сносной.

В понимании Радищева жить—значило действовать, работать. Вне деятельности он не мог существовать. Живя в ссылке, он ищет и находит способы и пути многообразной деятельности. Прежде всего, связанный с Воронцовым, благодарный за его помощь, он выполняет для него целый ряд важнейших государственных поручений. Он изучает Сибирь, ее промыслы, экономику, быт крестьян, сочиняет для Воронцова два специальных трактата «Сокращенное повествование о приобретении Сибири» и «Письмо о китайском торге». В письмах Воронцову он сообщает множество ценных наблюдений над хозяйственным укладом сибирских крестьян, дает советы по поводу административного управления Сибирью, делится своими намерениями об экспедиции по Северному морскому пути, вдоль берегов Сибири, веруя, что этот путь принесет возрождение краю.

Но этим Радищев не мог удовлетвориться. Как в Петербурге служба была не главным занятием, так и здесь выполнение поручений Воронцова обозначало лишь исполнение долга. Решающее значение имела для Радищева общественная деятельность. И, пребывая в Илимске, насильно изъятый из русского общества, подвергшийся преследованиям и гонениям, он ищет средств для возвращения к прерванной деятельности. Никогда не смирявшийся, он и здесь начинает единоборство с «самовластительным злодеем». В судебном определении Сената специально были приняты меры для пресечения его литературной работы: «Заклепав в кандалы,—писалось там,— сослать в каторжную работу, но не в Кронштадт, куда... преступников отсылать повелено, а в Нерчинск, для того, дабы таковым его удалением отъять у него способ к подобным сему предприятиям». В ответ на это Радищев немедленно, через 12 дней по приезде в Илимск, садится за новую большую свою, не только философскую, но и общественно-политическую работу, которую назвал: «О человеке, о его смертности и бессмертии».

В условиях полной изоляции Радищев вновь возвращается к существенным вопросам русской общественной мысли. Это было продолжением прежней деятельности. Как «Путешествие» помогало передовым деятелям русской культуры изживать просветительские иллюзии, так сочинение «О человеке, о его смертности и бессмертии» подводило итог философским спорам 80-х годов, помогало формированию новой морали, открывавшей перед человеком путь общественно-активной гражданской деятельности на благо угнетенного народа.

Существенным вопросом философии XVIII столетия был вопрос о предпосылках нравственности. Одним мораль представлялась абсолютной, врожденной. Для других она была основана на интересе. В России в 70-х годах одним из первых стал разрабатывать проблемы морали Новиков, выступая с теорией общей пользы. В то же время он считал необходимым дополнить свою этическую, концепцию учением о бессмертии души. О бессмертии Новиков многократно говорит в своих статьях, о бессмертии говорится во многих художественных произведениях его журнала «Утренний свет».

В своем «Отчете публике» «Чего ради предпринял явиться перед ней», что составило главное содержание «Утреннего света», Новиков так охарактеризовал главные «материи» журнала: «Представление великой пользы, происходящей от нравоучения и чувствования бессмертия души?»

Чем вызван этот интерес Новикова к бессмертию души? Больше того: почему, начиная с «Утреннего света», эта проблема станет в центре идейно-философской жизни русского общества в 80-е годы? Наконец, отчего Радищев, начиная с «Дневника одной недели», будет беспрестанно возвращаться к этому вопросу, а сразу же по прибытии в Илимскую ссылку приступит к написанию специального трактата на данную тему?

Ответ на этот вопрос следует искать в особенностях русского общественного движения этого периода. Перед русским просвещением ходом истории была поставлена задача создания такой нравственности, которая помогала бы практическому воспитанию русских людей в духе ненависти к деспотизму, самодержавству, рабовладению, помещичьему своекорыстию и социальному паразитизму. Такова была общая задача, но решалась она у различных деятелей просвещения с различных политических позиций. Новиков воспитывал «человеков», патриотов, людей, одушевленных идеей гражданских добродетелей, бескорыстного служения своим согражданам. Радищев воспитывал революционеров. В этом смысл «Жития Ушакова», такова идейная основа «Путешествия из Петербурга в Москву», об этом он прямо и открыто писал в своем посвящении Кутузову. Таким образом, если различны были цели воспитания, то общей у русского просвещения была задача создания такой этической теории, которая, идейно воспитывая человека, научала бы вмешиваться в жизнь, видеть истинное счастье в общеполезной деятельности, «взирать прямо на окружающие предметы» и в конечном счете повышала бы его общественную активность.