Человек, небо, космос

В некоторых ВА такие лечебные учреждения были созданы в 1943 году распоряжением начальников санитарных управлений фронтов. Так, например, по инициативе помощника начальника санупра Западного фронта по ВВС М. Я. Зетилова [8] для 1-й воздушной армии из состава госпиталей фронта был выделен ЭГ № 2653 и развернут под Москвой в поселке Расторгуево. Поблизости от него оборудовали посадочную площадку для самолетов, которые доставляли раненых и больных из медпунктов и лазаретов авиационных частей, а также из авиаэвакоприемника № 77, обслуживавшего санитарную авиацию фронта.

Во 2-й воздушной армии авиационный госпиталь тоже был создан в 1943 году. С его организацией значительно сократился срок оказания квалифицированной и специализированной медицинской помощи раненым летчикам.

Штатные ААГ появились в 1944 году. Как показал опыт Великой Отечественной войны, один авиагоспиталь не мог обеспечить полностью лечебно-эвакуационные нужды воздушной армии во время фронтовых наступательных операций. Вот почему начальник санитарного управления 1-го Украинского фронта генерал-майор медицинской службы Л. П. Устинов выделил на время Берлинской операции для воздушной армии второй госпиталь. В 4-й воздушной медотдел создал его своими силами на базе армейского дома отдыха.

Далее генерал Ратгауз остановился на результатах лечения раненых летчиков в авиагоспиталях. Он подчеркнул, что они сыграли исключительно важную роль в сохранении летных кадров для фронта. Так, в 1944 году вернулось в строй (по всему составу ВВС) из армейских авиагоспиталей 70,4 % раненых, из центрального авиагоспиталя — 79 %. В то же время возвращение летчиков, поступавших через фронтовые эвакопункты, составило 46,6 %, из эвакогоспиталей тыла страны — 49,2 %.

Штатные и нештатные дома отдыха выполнили значительную работу по восстановлению трудоспособности летного и инженерно-технического состава. Только за 1944 год по всем воздушным армиям в них отдохнули 12 201 человек. Дома отдыха были рассчитаны на 60-100 человек, со сроком пребывания в них в среднем 15 суток. Преимущественно в них направлялись летчики с явлениями переутомления. Опыт войны показал: летному составу необходимо периодически (несколько раз в течение года) предоставлять кратковременный отдых и раз в год более длительный — на 1–1,5 месяца.

Вопросы медицинского снабжения, противоэпидемического обеспечения и многие другие тоже рассматривались в докладе. В заключение Л. Г. Ратгауз сказал:

— Авиационные медики, начиная с врачей и кончая младшим составом, работали с беззаветной преданностью, мужеством и стойкостью, нередко проявляя героизм и самопожертвование. Успешное решение стоявших перед нами задач стало также возможным потому, что медицинская служба авиации получала постоянную и всестороннюю помощь со стороны сухопутной. Кроме того, ею руководили опытные врачи, получившие хорошую специальную подготовку еще в мирное время.

С начала мая часть войск 3-го Белорусского, 2-го Украинского и некоторых других фронтов начала убывать на восток.

Не вызывало сомнений то, что предстоят боевые действия против милитаристской Японии, если она в ближайшее время не сложит оружие. Последнее было маловероятно. Каким-то воздушным армиям тоже лежал путь на восток. Поэтому в докладе Л. Г. Ратгауза и выступлениях других товарищей звучали такие фразы: «Этот опыт (например, двух авиагоспиталей в воздушной армии в период крупной наступательной операции) должен быть учтен в будущем…»

На совещании вновь отметили, что первый опыт организации в ВВС медицинских поисковых групп и системы эвакуации пострадавших летчиков был осуществлен медслужбой 4 ВА. Он нашел широкое распространение в других ВА в 1944–1945 годах. Интересно было узнать, что в условиях Крайнего Севера, на Карельском фронте, и во время боевых действий авиации в горно-лесистой местности Карпат (8 ВА) применялась выброска специально подготовленных парашютистов для розыска раненых летчиков и оказания им медицинской помощи.

Жизнь постепенно входила в новое русло. Ряд соединений и частей расформировывался, в оставшихся налаживалась боевая учеба.

Санитарно-гигиенические мероприятия стали для медицинской службы вопросом номер один. Требовало внимания противоэпидемическое обеспечение. Большую заботу мы проявляли о раненых и больных, остававшихся в госпиталях и лазаретах.

Значительно больше внимания можно было уделить теперь организации отдыха и лечения офицерского состава, прошедшего такую тяжелую войну. Наш армейский дом отдыха работал с предельной нагрузкой. Гораздо строже стал подход к проведению врачебно-летной экспертизы и ежеквартальных врачебных осмотров летного состава. Они осуществлялись строго по плану.

Для армейского дома отдыха мы подобрали бывший немецкий курорт в горах.

Горный воздух, прекрасный лесной ландшафт, благоустроенные домики, хорошая водолечебница (здесь лечили в основном почечных больных) как нельзя лучше отвечали нашим целям. В санатории временно оставался прежний штат. Большую работу с этими людьми провела Э. М. Назарова. Вскоре она уволилась в запас. Начальником дома отдыха назначили майора медицинской службы Дегтяря.

По возвращении из Москвы я провел учебный сбор руководящего медсостава, ознакомил товарищей с итогами совещания и поставил задачи по организации обеспечения учебно-боевой подготовки.

К офицерам стали прибывать семьи. Нужно было позаботиться и о их медицинском обслуживании. В авиагарнизонах создавались лазареты с терапевтическим и хирургическим отделениями. Им придавались и родильные отделения.

Армейский авиационный госпиталь также расположился удобно. Его работа перестраивалась на мирный лад. Был утвержден штат мирного времени. Начальником оставался М. М. Полонский.

Одна тогдашняя встреча воскресила в памяти забывшийся эпизод первых лет моей службы в армии. Как-то ко мне зашел высокий худощавый подполковник медицинской службы и представился как начальник одного из госпиталей сухопутных войск. Попросил меня передать им здание, пустовавшее, но находившееся в ведении нашей армии.

Мне этот человек показался знакомым. Всмотрелся в его лицо пристальнее и неуверенно спросил:

— Богданов?

Тогда и он узнал меня.

В 1931 году я, сугубо гражданский парень, прибыл в 138-й полк 46 сд. Богданов был там старшим врачом. Полк стоял в местечке Переяслав, километрах в двенадцати от Днепра. Однажды меня вызвали на медицинскую комиссию. Потом приказали быть готовым к командировке. С группой человек в тридцать, собранных со всей дивизии, я вместе с санинструктором Филяновым приехал в город Черкассы. Оттуда нас переправили на остров, находившийся посреди Днепра. Остров усиленно охранялся. Нас поселили в палатках, отгороженных колючей проволокой. Предупредили: выходить из зоны запрещено. На следующий день мы прошли мандатную и повторную медицинскую комиссии. Последняя была своеобразной: перед строем появился фельдшер с банкой в руке, из которой торчали шпатели. Последовала команда: «Открыть рот!» Фельдшер внимательно проверил у каждого, нет ли вставных зубов. Тем, у кого они были, тут же приказали выйти из строя.

Затем по очереди мы дули в трубку спирометра. Емкость моих легких была около шести тысяч кубических сантиметров, но я надул только пять тысяч: шепотом передавали, что больше нельзя, забракуют. За этот обман я вскоре едва не поплатился жизнью. Проверили также, все ли умеют плавать.

Отобранных молодых курсантов перевели в другие палатки. Мы стали изучать ВАП. В учебном руководстве было сказано: «ВАП — водный аппарат пехоты, служит для форсирования рек по дну и выхода из подводных лодок». Он состоял из полуторалитрового кислородного баллончика с давлением сто пятьдесят атмосфер, коробки с поглотителем углекислоты и резиновой трубки с загубником, вставляемым в рот. Под водой нос зажимался специальным зажимом.

Практические занятия строились так: обвязанный веревкой (чтобы его можно было вытащить в случае необходимости) курсант погружался в воду; его местонахождение указывала плававшая сверху надутая футбольная камера, привязанная к нему тонкой бечевкой. Надо было пробыть под водой пять минут, привыкнуть дышать через ВАП. Затем следовало хождение по дну реки вдоль каната, протянутого на дне. Такие тренировки продолжались два месяца.