А. Блок. Его предшественники и современники

переходный, во многом экспериментальный характер. В этом контексте

становится ясным, например, значение для Блока стихотворения «Фабрика»

(1903). В раздел «1905» второго издания «Нечаянной Радости» Блок не

включает «Фабрику», но в первом издании книги, где такого раздела не было и

стихи о революции были рассыпаны в разных разделах, «Фабрика» появляется

в разделе «Перстень-страданье» между стихотворениями «Митинг» и «Шли на

приступ…» — т. е. явно подключается автором к общему массиву стихов о

1905 годе. В «Фабрике», так же как и в тех стихах о событиях первой

революции, о которых шла речь выше, рисуется «катастрофическая» ситуация

сквозь социальную тему; при этом «катастрофический» аспект подчеркнут

настолько резко, что исследователи иногда готовы вообще тему вещи счесть

мистической:

И глухо заперты ворота,

А на стене, — а на стене

Недвижный кто-то, черный кто-то

Людей считает в тишине.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Они войдут и разбредутся,

Навалят на спину кули.

И в жолтых окнах засмеются,

Что этих нищих провели

Понятно, что тут получается единая цепь тематического развития; по

сравнению с «Фабрикой», в стихотворении «Еще прекрасно серое небо…»

социальный элемент уверенно овладевает «катастрофической» темой,

трансформирует ее в тему революции, социальных столкновений и гибели

старого общественного порядка. При этом стихотворение «Еще прекрасно серое

небо…», с его трагической атмосферой и одновременно оптимистической

оценкой общих перспектив развития революции (гибель «черного латника»

самодержавия при наступлении «зари»), органически связывается Блоком со

стихотворением «Вися над городом всемирным…», где сама тема революции

конкретно приурочивается к определенному этапу общественной борьбы: ко

дню «дарования конституционных свобод». Получается в итоге так, что под

влиянием общественных событий Блок доводит социальный аспект темы до

прямого политического звучания. Стихотворение «Вися над городом

всемирным…» принадлежит к относительно немногочисленным у Блока

образцам открытой, законченной политической лирики.

Еще более удивительным является реальное содержание этой вещи.

Стихотворение строится на том же противопоставлении социальных низов и

самодержавия, старых общественных порядков, как и «Еще прекрасно серое

небо…»; при этом так же, как и там, стороны даны в состоянии трагически

напряженной борьбы, а «древняя сказка» омертвевшей власти здесь прямо

рисуется как давняя железная традиция императорской России и возводится в

дальнейшем к обычной в этих случаях фигуре Петра, Медного всадника.

Поначалу же рисуется видимое сонное оцепенение, кажущаяся отдаленность

современного самодержавия от жизни:

Вися над городом всемирным,

В пыли прошедшей заточен,

Еще монарха в утре лирном

Самодержавный клонит сон.

Сонное оцепенение самодержавной власти опять-таки контрастно сопоставлено

с «утром лирным», т. е. с неуклонно наступающей в революционную пору

новой социальной ситуацией. «Утро лирное» — это нечто торжественно-

музыкальное, высокопоэтическое, нет ни малейшего сомнения, где находятся

авторские симпатии и каким он видит неизбежный день. Сегодняшнее же

положение представляется поэту трагически напряженным состоянием борьбы

без видимых признаков немедленного исхода:

И предок царственно-чугунный

Все так же бредит на змее,

И голос черни многострунный

Еще не властен на Неве

«Многострунный», музыкальный, т. е. поющий будущим, голос социальных

низов еще не овладел положением; «древняя сказка» самодержавия только

притворяется сонной, ее бред тянется в вековой опыт подавления народного

недовольства, толкуемого как «змея», — но «змеей» оно является только для

самодержавия с его слепым игнорированием происходящего.

Уже на думах веют флаги,

Готовы новые птенцы,

Но тихи струи невской влаги,

И слепы темные дворцы.

Создав такую глубокую трагическую социальную перспективу, автор в финале

делает резкий поворот в сторону современной политики — «змея» оказывается

темной сутью самого отнюдь не дремлющего на деле самодержавия:

И если лик свободы явлен,

То прежде явлен лик змеи,

И ни один сустав не сдавлен

Сверкнувших колец чешуи.

Получается необычайно сложная и гибкая оценка вполне конкретного

политического события революционной эпохи «Лик свободы явлен» — это

означает, что в манифесте о «конституционных свободах», вопреки намерениям

самодержавной власти, вырвалось объективное требование буржуазного типа

революции, вырвалось благодаря общему развитию событий, объективному

ходу вещей, но не субъективным намерениям самодержавной реакции. Но

«прежде явлен лик змеи» — т. е. манифест есть именно вынужденное

мероприятие, «змея» самодержавия пытается таким способом спасти себя,

ничем реально не поступаясь, и это — главное в политической ситуации: «ни

один сустав не сдавлен сверкнувших колец чешуи». Самодержавие реально не

сдает ни одной из своих позиций, пытается отговориться манифестом о

«свободах» от этих более реальных вещей. Конституционных иллюзий Блок

лишен был начисто и в эту пору, и позже, на протяжении всей своей духовной

биографии. Следовательно, в итоге обнаруживается настолько глубокая оценка

событий, какую мы едва ли можем найти у кого бы то ни было из

профессиональных буржуазных политиков-идеологов в эту сложную эпоху. Как

это получается у Блока — видно из самого же стихотворения: поскольку «утро

лирное», т. е. нечто высокопоэтическое, целиком связывается с социальными

низами, то выходит фактически так, что сам поэт смотрит на ситуацию глазами

социальных низов, все оценивает с их точки зрения. Это обусловливает

дальнейшее: некоторый схематизм контраста — низы и самодержавие —

снимается общей трагедийностью решения, при которой «дарование свобод»

оказывается обманом и без того трагически обделенных низов. Итогом же

становится необычайно прозорливая оценка общественно-политической

ситуации в целом.

Здесь вырисовывается одна из характерных особенностей творческого

развития Блока вообще на протяжении всего его пути. Не только в стихах, но и

в статьях, дневниках, письмах — во всем, что делал Блок, можно обнаружить

часто отдельные куски, в которых дается поразительно точная характеристика

событий общественной жизни, закономерностей ее развития, людей и дней

сложной эпохи, в которую жил Блок. Перед исследователем тут возникает

дешевый соблазн — строить творческую биографию поэта, опираясь только на

эти места, в которых обнаруживаются удивительные прозрения, необычайно

глубокие и тонкие проникновения в суть вещей. Вульгарно-социологическая

критика, напротив, игнорировала или извращала как раз эти моменты глубокой

проникновенности гениального художника и всячески подчеркивала

мистическую путаницу, заблуждения и промахи большого человека, имевшего

дело с драматически-сложной эпохой. Важно, очевидно, трезво видеть

противоречивость поэта, выделяя положительное и индивидуально-

своеобразное, творчески ценное в его развитии. В данном конкретном случае —

глубина политической проницательности Блока очевидным образом связана с

другой стороной его мировоззрения и творческой практики. Вспомним еще раз

письмо к отцу от 30 декабря 1905 г. Блок говорил там:

«Никогда я не стану ни революционером, ни “строителем жизни”, и не

потому, чтобы не видел в том или другом смысла, а просто по природе, качеству

и теме душевных переживаний» (VIII, 144) Блок разделяет здесь