Госпожа Рекамье

Вскоре по возвращении Жюльетты в Париж эта безоблачная картина была слегка омрачена: принц Август резко оборвал узы, еще соединявшие его с г-жой Рекамье: «Я никогда не был бы счастлив с женщиной, притворно изображающей чувства, которых она, возможно, никогда не испытывала, и ставящей приличия выше нравственности…» Он написал и г-же де Сталь, жалуясь на ее подругу, а та тотчас переслала это суровое письмо Жюльетте, которая оправдывалась, как могла, о чем Коринна сразу же сообщила принцу, тот хотел ответить… Короче, отношения между бывшими возлюбленными резко охладели. К несчастью, г-жа де Сталь не смогла удержаться от того, чтобы не комментировать все эти перипетии, отчасти виня в них свою кокетливую, неисправимую подругу. В конце концов память об истории с Проспером была еще свежа! Жюльетта обиделась и дала это понять.

Нет ничего неприятнее, чем агония любви! Жюльетта, наверное, чувствовала, как уродливо и бесплодно вырождение страсти, несущее с собой смутное чувство вины, угрызения совести с пепельным привкусом. После яркой и краткой вспышки ослепительного света угли пережитого волнения уныло тлели…

Плотно окружив себя семьей и друзьями, что всегда поддерживало ее в испытаниях, даже самых заурядных, Жюльетта могла осмыслить путь, проделанный за два года: она пережила горькие моменты и радостные мгновения. Были слезы, отчаяние, потом, неожиданно, — дрожь любви (настоящей) и красивые мечты. Затем — тупик, упадок, обескураженность. И несмотря на эти колебания, она знает, что по-прежнему красива и любима. Она не может жить без этого почитания; для нее это смысл жизни, опора ее индивидуальности, ее образа. Она изменилась и теперь умеет принимать знаки внимания ближе к сердцу. Но поклонники — сплошь юнцы — не дают того, чего ей еще долго будет недоставать: присутствия рядом более сильного, более знаменитого, твердо стоящего на ногах мужчины. Нет, идеал, мужчина, в руки которого она бы вверила свою судьбу, еще не явился ей. И еще несколько лет ее чувственная жизнь будет походить на ожидание.

Глава VII

ИЗГНАНИЕ

Несчастный, став зачумленным, отчужденным от рода человеческого, пребывал в карантине ненависти деспота.

Шатобриан

В один день он поразил рождение и добродетель в лице г-на де Монморанси, красоту в лице г-жи Рекамье и, осмелюсь сказать, репутацию таланта в моем собственном.

г-жа де Сталь. Десять лет изгнания

В начале 1810 года Великая Империя продвигалась к своему эфемерному апогею. Для осуществления планов господства в Европе Наполеон силой добивался того, в чем ему отказывали умы и народы. Не без труда.

Грубо завоеванная Испания не покорилась: мятежи вспыхивали по всей стране. Французская армия признавала свое бессилие перед многочисленными вылазками «герильерос», упорных и неуловимых. Это первое народное восстание против иностранных захватчиков подействовало ободряюще на порабощенную Европу: Австрия, чувствуя поддержку Англии и надеясь, что русский царь ее не бросит, захватила Баварию и Великое герцогство Варшавское. В ответ на создание этой пятой коалиции Наполеон во второй раз вступил в Вену. Ему удалось разбить врага в тяжелом сражении при Ваграме, 5 и 6 июля 1809 года, ставшем в дорогую цену: двадцать тысяч французов и тридцать пять тысяч австрийцев было убито. Австрии пришлось уступить подступы к Адриатике: Триест, Риеку, Истрию и Далмацию, которые стали именоваться Иллирийскими провинциями.

После Ваграма континентальная Европа была перекроена следующим образом: собственно Французская Империя, в которую, кроме национальной территории, входили Бельгия, Голландия под властью Луи Бонапарта, ганзейские города, Женева, Валез, Пьемонт, Генуя, Тоскана под управлением Элизы, часть папского государства и Иллирийские провинции; всего 130 департаментов под строгим управлением и неукоснительным надзором.

Государства-вассалы Франции: Рейнский союз, объединявший 36 немецких государств, включая Великое герцогство Варшавское, а также Вестфалию, вверенную Жерому Бонапарту; Швейцарская Конфедерация, королевство Италия под управлением Евгения де Богарне, королевство Неаполь, бывшее в руках Мюратов, королевство Испания, в которое теоретически входила Португалия, наполовину оккупированная англичанами, — им руководил Жозеф, другой брат императора.

Государства-союзники Наполеона: Пруссия, Австрия, Россия и Турция, к которым присоединилась также Швеция, готовившаяся провозгласить Бернадота наследником короля Карла XIII.

Несмотря на то, что одна семья прибрала к рукам столько стран, несмотря на перспективу бракосочетания с эрцгерцогиней Марией Луизой, которое скрепило бы союз с Австрией, Великой Империи не хватало самого элементарного единства: даже внутри самого клана обозначились разногласия. Луи, Мюрат и Жозеф не желали мириться с тем, что они всего лишь «коронованные префекты» без намека на автономию. Им было трудно подавлять ненависть к Франции, которая росла прямо пропорционально поборам. Да и что можно было противопоставить объединению жизненных сил покоренных народов, не желавших смириться и сплачивавшихся против оккупантов?

Наполеону приходилось воевать на несколько фронтов: к сопротивлению либерального типа в лице г-жи де Сталь добавилось национальное сопротивление, либо явное, как в Испании, изматывающее армию, либо подспудное, где постоянно велась подрывная работа против французского присутствия. А теперь еще новое явление: моральное сопротивление католиков, после того как он захватил Рим и заключил папу в тюрьму. Наместник Бога на земле, помазавший его на царство, мог самое большее отлучить его от Церкви. Трещины уже пролегли. Империя держалась лишь за счет союза с русским царем — сколько времени это еще продлится?

Вне страны умы волновались, внутри — тревожились: завоевания больше не казались славными, и французы спрашивали себя, не превратится ли это кровавое видение в постоянный кошмар: война могла стать вечной, иначе искусственное сооружение рухнет, точно карточный домик… Шатобриан так отозвался о Ваграме: «Огромные сражения Наполеона уже по ту сторону славы, невозможно окинуть глазом поля избиений, которые в конечном счете не приносят никаких результатов, соразмерных с этими бедствиями». «Лишь бы это длилось подольше!» — прозорливо воскликнула в свое время матушка Бонапарта, узнав о первых военных успехах сына. Задать вопрос — значит, уже ответить на него наполовину: это продлится недолго…

***

Жюльетта с друзьями, хоть и разделяли эти опасения, никогда не поверяли их бумаге. Осторожность была нормой жизни. Не давать повода говорить о себе, когда знаешь, что ты под надзором, — единственно разумная линия поведения. А еще, замкнуться в домашней жизни.

По настоянию братьев Монморанси, светская красавица занялась своей внутренней жизнью: теперь у нее был духовник в лице аббата Легри-Дюваля, ранее облегчавший душу зятя Матье, Состена де Ларошфуко, а теперь мягко направлявший ее мысли и чтение. Он боролся с «неуверенностью сердца» Жюльетты. «Продвигайтесь к Вашей цели. Станьте той, кем Вы можете быть», — писал он ей. Он побуждал ее не отказываться от добрых дел: «Освобождайте узников, чтобы самой заслужить Свободу Детей Божиих». Чтобы преодолеть «разлад» в душе и компенсировать «отсутствие» света, он рекомендует ей труды Паскаля, Фенелона, Массильона. Наверняка он слышал от нее некие тайные признания, иначе как объяснить эту записку, дающую простор воображению: «Как я молился за Вас у алтаря. Как умолял Бога Ваших отцов, Бога Вашей матушки, который и Ваш Бог». Он просил сжечь эти две строчки. Она этого не сделала.

Матье писал ей назидательные письма, стараясь вывести ее из «нерешительности». Кристиан де Ламуаньон действовал в том же направлении: «Вам нужны узы, которые бы Вас связали, Вам нужны обязанности, которые защитили бы Вас, да-да, обязанности, ведь не всегда же они будут противны Вашему сердцу…»