Две жизни в одной. Книга 3

Возле дома Марии стоял Прокопыч, глядя на освещенные окна.

- Эй, Мария! Какой-то парень на снегоходе примчался, вроде, Саньку твоего прихватил. Тот только успел крикнуть что-то, но я толком не расслышал. Мария, чего молчишь! Печаль у нас: Евфросиния нисподобилась. Царство ей небесное. А, может, и не небесное? Как хоронить-то будем? Постоялец твой, палочка- выручалочка, умчался с этим шальным чертом. А Евфросиния? Чудно! Подошел, сидит на снегу, вся белая. Вроде на Евфросинию и не похожа! На Прасковью смахивает! Как у той, родинка на щеке. Знать, долго сидела. Вот и смерзлась. Вот что смертушка вытворяет! - почти прошептал Прокопыч, глядя на зашторенные окна. - Молчишь? - продолжал старик, вслушиваясь в тишину дома. - Никак и тут беда? Эх, была-не была!

Перекрестившись, Прокопыч вошел в дом. В доме никого не было. Лишь самовар еще продолжал кипеть, выпуская из себя во всевозможные отверстия горячий пар.

- Я так и знал, печально кончится эта история, - старик тяжело опустился на лавку. - Время, оказывается, не остановилось.

За занавеской кто-то зашевелился. Отодвинув полог, Прокопыч увидел Марию. Она спала, крепко сжимая в руке шариковую ручку. На полу, возле лежака валялся блокнот. Поднимая его, Прокопыч прочитал: «Думала написать о стариках, живущих в глубинке, а получилось...». Далее запись обрывалась.

-  А что за дыра? - удивился Прокопыч, разглядывая отверстие в стене и рядом стоящую дубовую дверь.

-  Это не дыра, а вход в чулан! - из темноты на свет керосиновой лампы вышел Санька, держа в руке свечу и кошку Ингурку. - Тоже мне. Мясца мышиного захотела,

-  Как это? - оторопел Прокопыч. - Ты же на снегоходе умчался!

- Я? Вы что, сбрендили? Я в чулане старыми вещами занимался. А нашел кошку. Надо же! Подземное под домом хранилище оказалось, если бы не ее мяукание, век бы не узнали. Снегоход, говорите, видели? Это черт под старый Новый год развлекается! Пуржит, ветлами машет.

-  Да ну тебя, пересмешник! Видимо, и впрямь что-то по старости напутал, али померещилось. Чайком не угостите, хозяева?

-  Сейчас организую! Тетка Мария, хватит спать! Гость у нас!

Прокопыч, сидя на лавке, попивая чаек из красивой чашки, улыбчиво высказался:

-  Одним приснилось, другим привиделось, третьим прифантазировалось.

Так и рождаются сказки, легенды, небылицы.

А у нас все по-настоящему.

P.S. Не успели как следует отзимовать, как накатила ранняя весна. Снег стал так интенсивно таять, что хоть не выходи из дома. Улыбчивое солнце делало свое дело. Как-то утром Санька сказал:

- Тетя Мария, мне пора. Иначе из института отчислят за несдачу рефератов и зачетов.

- Как добираться-то будешь? Твоя мотопырка увязнет в наших суглинках.

- А я пешком. Краешками, да овражками. Только сапоги резиновые на прокат выделите! А за мотоциклом, как подсохнет, с приятелем приедем. И грибы прихватим!

Ранним утром, как всегда, возле дома писательницы появился Прокопыч.

- Мария, слышь? Почта прикатила. Говорят, недалече богатенький дом построил, дорогу почти до нас довел. Еще столбы ставят. Электричество, как в городе, будет. И еще хорошая весть. К Пелагее сын приехал после службы, в плену был. В город поедешь? Трактор крепенький! Ты что, Мария, опять спишь?

Вот такой у нас деревенский воздух.

Приписочка

Дописывая эту полуфантастическую повесть о стариках, живущих в отдаленных от цивилизации поселениях, задумалась над тем, как закончить повествование. Может быть, не надо печального конца в этой истории? И так хватает грусти в жизни. Я невольно вспомнила свой правдивый рассказ о «Быстроходной черепахе». На встречах ребята выражали желание сохранить ей жизнь. Но ведь в наших климатических условиях, оказавшись на воле, зимой она обязательно замерзнет. Сделать слащавый конец в угоду читателю? Тогда где ответственность за тех животных, которых мы берем к себе и приручаем? В том произведении такого оптимистического конца не могло быть. А в этой полуфантастике как?

Таинственный замок. Пришельцы из Фэнтези-страни-мании

 Возвращение

 Пройдя значительную часть жизни, полную событий, Мифодию вдруг захотелось побывать там, где прошло детство, где жил он у бабушки вместе с младшей сестренкой Аней. Сестра выросла, вышла замуж за военного, изредка навещает дом и бабушкину могилку. Продавать «поместье», как называет Анна когда-то крепкий, теперь старенький дом, не собирается, считая, что память предавать нельзя.

Свернув с асфальтированной трассы, Мифодий почувствовал, как колеса его «Опеля», перестав шуршать покрышками о цивилизованное покрытие, мягко покатились, слегка покачивая элегантным кузовом. Высотные городские дома остались где-то там, за поворотом. На скрытых, поросших зеленью ухабинках проселочной дороги спокойное, без встречного транспорта движение успокаивало, убаюкивало, словно он находился в деревенской люльке. Вид родных березовых рощ, пушистых ельников действовал на Мифодия сильнее всяких снотворных средств. Клонило ко сну. Сказывалась перегрузка последних дней, отнявшая много сил: восьмичасовой перелет с Мальты, оформление покупки квартиры, масса дел по благоустройству на новом месте.

- Может быть, - подумал Мифодий, - притормозить, остановиться и немного поспать?

Но впереди стали вырисовываться первые постройки, утопающие в буйной зелени отцветающих яблонь. Машина неторопливо двигалась мимо сиротливо стоящих заколоченных домиков, чуть ухоженных домишек, в которых еще не слышны голоса дачников, мимо полуразрушенных строений, на задворках которых возвышались каменные коттеджи. В отдалении Мифодий заприметил красивое здание с причудливыми, навороченными украшениями вдоль карнизов, с необычными фигурными воротами и высоким каменным забором. Кругом много незнакомого, но и узнаваемого в деталях. Вот голубятня соседнего дома. Вроде она, а вроде и нет? На крыше - вороны. Возможно, среди них те, что жили на бабушкином сарае? Для ворон двадцать пять лет - не годы!

- Столько лет прошло, как я не был здесь, - вздохнул Мифодий. - Работа за рубежом, бесконечные поездки, командировки, просиживание за письменным столом - безвозвратно поглотили годы жизни. Сестра Аннушка с мужем военным, с детьми, тоже кочует, наконец, осели в не очень дальнем городе. В последнем письме договорились встретиться в бабушкином доме.

Машина с главной деревенской улицы круто свернула в отдаленный проулок. За полуразвалившимся забором, среди густо заросшего яблоневыми дичками сада, стоял старый дом. Странное непонятное доселе чувство овладело Мифодием еще при въезде на полузнакомую улицу. А сейчас, при виде дома, сердце стало то замирать, то так колотиться, что пришлось остановить машину. Руки соскользнули с руля и повисли, словно плети. Слабая истома наполнила тело, было ощущение, что в него вошло туманное облако.

- Вот он - родительский дом, где прожиты незабываемые счастливые, беззаботные годы в окружении любящих тебя людей. Сейчас, - подумал Мифодий, - выйдет на крыльцо бабушка и станет журить, что долго не приезжал, а маленькая сестренка примется обнимать, целовать в щеку и говорить, говорить сразу много и обо всем. Но вместо невозможного возвращения в прошлое, словно из-под земли, выросла фигура крупной старухи в мужском пиджаке, подпоясанном цветным женским платком.

- Пожалуйте! Кажись, братенец? - громогласно высказалась обладательница мужского пиджака, судя по сильному голосу, еще не дряхлая женщина.

- Браток мой, царство ему небесное, велел передать ключи от дома. Сестрицы вашей что-то давненько не видно? Чай, опять далеко сослали служить? Дом как могла оберегала. Цел. Только часть забора и сарая спалили. Строили тут недалече. Спасибо воронам скажи. Чуть что, такой хай устраивают! Мертвого поднимут! - И добавила: - Без хозяина дом - сирота. Без хозяина нечисть и вокруг, и в доме, заводится. С этими словами, вручив Мифодию ключи, хранительница дома исчезла так же внезапно, как и появилась. Вороны, может, те, из далекого детства, а, может, и другие, сидя на крыше ветхого дырявого сарая, подозрительно поглядывали и на появившуюся машину, и на ее хозяина, шагнувшего в сторону крыльца. Возможно, две из них, более лохматые, не столь гладкие, как остальные, то есть более старые вороны, совсем тихо, слегка подкаркивая, переговаривались на своем вороньем языке и только. Но громкого вороньего крика не последовало. Крупная взъерошенная ворона, словно чем-то подавившись, промолвила: