Две жизни в одной. Книга 3

- Ах ты, милая! Откуда ты, такая красивая, явилась?

Кошка действительно была красивая, не слишком крупная, с мягкой коричневой шерсткой и с рисунком на спине, напоминающим надпись, сделанную непонятными знаками. Одним словом, появившаяся представительница кошачьего сословия явно изъявляла желание остаться жить в доме.

На другой день, как всегда, Прокопыч, подойдя к распахнутому настежь окну, заглянул с обычным вопросом:

- Живы? Я тоже. - Но, увидев кошку, воскликнул. - Ингурка? Ты ли это? - На что кошка, посмотрев на Прокопыча злыми глазами, убежала под печь.

- Откуда она взялась? А что это Ингурка, я не сомневаюсь. Только у ней был на спине такой рисунок! Но ведь прошло столько лет? Мы еще были пацанами, когда в деревне появился негр с этой кошкой. Мальчишки дрессировали ее, заставляли танцевать и прыгать через палку. Она очень сердилась, но все-таки исполняла нами придуманные номера.

- Но ведь кошки, - удивилась Мария, - столько лет не живут?

- То-то и оно! Ингурка, Ингурка! - позвал Прокопыч. - Я не буду тебя мучить! Хочешь курятинки? Для Марии нес. Для тебя кусочек, думаю, выделят! Ингурка, Ингурка! - повторил Прокопыч.

Кошка вылезла из-под клети и прыгнула на подоконник к старику.

- Точно. Это она. Вон и ухо правое чуть надорвано. Ванька тогда перестарался. Идиот! Чудно как-то все! - вздохнул Прокопыч, вручая Марии куриную тушку. - Хочешь, вари. Хочешь, запеки в печке. Нынче курей много. И Прокопыч, продолжая глубоко вздыхать, направился к воротам, остановившись, добавил:

- Ты у Пелагеи спроси. Племянница у ней жила по мужской линии вместе со знакомой. Может, чего Пелагея побольше расскажет.

Марии нравилось бродить по лесу, дышать пусть уже не цветущими растениями, а запахами начинающих желтеть листьев. Лето ушло в прошлое, осень потихоньку предъявляла свои права. От большого количества свежего воздуха хорошо спалось. Да и прислушиваться к ночным звукам Марии надоело. Возможно, их стало меньше? Дом принял ее к себе? Возможно, и кошка своим присутствием действовала успокаивающе, одним словом, дом замолчал, почти переставая проявлять свои странности. Марии уже стало казаться, что все, что с ней было - это какой-то полусон разыгравшейся писательской фантазии. Смущало только то, что появившаяся кошка, как уверял Прокопыч, была именно той, из его детства. На что Мария находила объяснение. По законам Менделя далекие наследственные признаки могут проявиться и через несколько поколений. И этот рисунок на шерсти - тоже результат из области генетики. Только вот поведение кошки иногда наталкивало на мысль, что здесь все-таки что-то не так. Кошка часто подходила к стене, к которой была приколочена дубовая дверь, словно прислушивалась к чему-то. А дверь была просто декоративным украшением, за которым не было ничего, кроме бревен стены дома.

Неожиданно наступила зима. Хорошо, что буквально накануне успел появиться трактор с заказанным продовольствием и почтальоншей.

- А мотопырка! - сокрушался Прокопыч. - Так и не явилася. Зря столько грибов насушили! Видно, сломался транспорт у парня. А можь, он и сам того? Мало ли. Всяк в жизни бывает! Но наш товар, Марьюшка, не портится. Главное - мешок с грибами под потолок повесь, поближе к печи, год провисит. Теперь-то мы уж точно, - продолжал старик, - отрезаны от всего мира. Как-нибудь прокукуем до весны. Вот так-то, Мария. А то, если хочешь, переселяйся в мой дом, хотя... - Прокопыч вдруг замолчал.

- Конечно, можно, - ответила Мария, - но свой дом - есть свой дом. Тем более, я живу со стучащей машинкой как с товарищем по работе. Не хочу мешать. Да и вы, вижу, не очень рветесь жить в сообществе? Все здесь привыкли жить по одиночке.

- Что верно, то верно, - ответил Прокопыч, стоя возле калитки. - Ты дорожку к колодцу почаще от снега чисти, а то навалит, без воды будешь. Пока землю морозит еще слегка дедуля-Мороз. Керосинчик зря не жги, да и дровишки экономь. Где их зимой добыть-то. Те, что из лесу натаскали, попиливай, не ленись. Все при деле. А то и с ума можно сойти в нашей-то глухомани. Никуда ведь теперь не подашься! - и Прокопыч ушел.

- Эх, Ингурка, Ингурка! - вздохнула Мария, глядя на кошку. - Чем я тебя кормить-то буду? Придется на консервы налегать, уж не взыщи. В пристройке мыши бегают, вот и кормись по случаю. А пока не замело, сходим-ка к Пелагее за молоком да за сметаной. Козы-то у ней еще дойные.

Подходя к дому белой старушки, Мария увидела, как та, стоя у крыльца, смотрит в сторону леса и бесконечно крестится. «К чему это?» - подумала Мария. Увидев соседку, Пелагея опустила руку и сделала вид, что хочет взять хворостину со ступеней. - И чего стесняется? У каждого свой бог, своя вера.

- К вам можно? - спросила Мария.

- А почему нельзя? - доброжелательно ответила старушка. - Коза Зойка куда-то подевалась. Волки еще далеко, свои логова обихаживают. Уж потом появятся, как оголодают. Вы уж кошку на двор не выпускайте. Мало ли что. В позапрошлом году была в деревне не одна, всех клыкастые перехватали. А кошечка-то ваша мне знакома! - вдруг неожиданно, странно улыбнувшись, продолжала Пелагея. - Ингуркой звать. Прокопыч давеча сказывал. Садитесь, - предложила хозяйка, постелив на ступеньку крыльца толстый домотканый половик, сложенный в несколько рядов. - Хотите узнать про племянницу и ту женщину? Так слушайте и ничему не удивляйтесь, главное, не пугайтесь. Да, - махнула Пелагея рукой, - теперь вы никуда до весны не уедете. Уйти отсюда трудно. Сто с лишним километров по такой дороге, точнее, по бездорожью, по глубокому снегу будет не под силу. Но знать кое-что вам следует.

Как объяснить, что старушка вдруг заговорила? Наверное, предчувствует - приближается зима.

- Не природа и не зима, - мысленно отозвалась Пелагея, - а желание освободиться от гнетущих воспоминаний. Но вслух произнесла:

- Время здесь остановилось, вы разве этого не почувствовали? Так слушайте. Давно это было. Деревня наша была многолюдной. И дорога в мир, пусть и просеками, но существовала. Пока не появилась Евфросиния. Откуда она взялась, никто не помнил. А поселилась она в доме, в котором вы сейчас живете. А дом-то был вроде постоялого двора, по-нынешнему, если говорить, что-то вроде гостиницы. Но многие, что останавливались у ней на ночлег, куда-то исчезали. Многие. Много уж лет никто не заходит в дом. Боятся. Исчезли из него все его хозяева. Ушли в никуда. Жил у ней постоялец - квартирант, старичок ученый по инженерной части, исчез. Вскоре пропали две веселых подружки - туристки. Исчезли разом. Искали, не нашли. Как сквозь землю провалились. Куда-то подевался немолодой механик, непьющий, негулящий. С тех пор стал люд утекать из деревни. Кто в город, кто в другие селения подался. Природа здесь замечательная, только далеко расположена деревня от центров. Но слава нехорошая. «Чертов угол» - как его величают в народе. А мы вот себе живем и вроде ничего. Только оба с Прокопычем вдовые. Детей у меня всего один сын. Где бродит, не знаю. Как говорится, ни слуху ни духу. А Прокопыч бездетным так и прожил всю жизнь. Дуняшка его рано померла. Он считает, в этом виноват наш «чертов угол», скорая не доехала. А вот пенсионные, хоть и гроши-грошовые, за колхозную работу начислили. И Евфросиния получила по каким-то справкам, хоть век в колхозе не работала. По каким - не знаем. И не наше это дело.

- А почему, - спросила Мария, - вы с Прокопычем в мой дом не заходите? Даже разговариваете через окно или калитку в воротцах? Я ведь не исчезла. И почему раньше ничего не рассказывали?

- Не хотели говорить, потому что вы нам приглянулись, боялись, что уедете. Сами понимаете, как нам тут пустынно жить. А дом ваш проклят людьми. Ведь его хозяева и все, кто в нем оказывался, потом исчезали. Одна Евфросиния, пожив там, цела, но и она ушла в пустой дом, что на краю деревни. Как живет, чем живет - не известно. Черная старуха. Но жаль ее, помогаем чем можем. Ведь у каждого своя судьба, а чужая душа - потемки.

- А почему тогда я до сих пор не исчезла? Живу в доме невредимой? Правда, была с его стороны попытка попугать меня! Верно, дому я понравилась.