Лестница в небеса: Led Zeppelin без цензуры (ЛП)

Вскоре High Numbers начали пользоваться авторитетом среди модов. Позже они сменят название на The Who и напишут важную главу в рок-истории. Когда я стал работать на них в 1965 и 1966 годах, это было похоже на переход от нездоровой пищи к икре.

Я никогда не уставал от наблюдения за The Who на сцене. Во время полуторачасового исполнения они могли наэлектризовать толпу музыкой и шокировать публику выходками. Критики шли проверять словари в поисках нужного эпитета, чтобы верно описать происходящее на сцене. Если вам покажется, что The Who самая дисциплинированная и могущественная группа в мире, музыканты, словно хамелеоны, немедленно перевоплотятся в ненормальных придурков. И всё в течение одного вечера.

Иногда анархия, сопровождавшая музыку, достигала просто пугающего уровня. Возьмём вечер 1965-го, когда The Who играли в лондонском клубе Рейлвей Таверн (Железнодорожная таверна), недалеко от станции метро Харроу и Уайлдстоун. Когда пара сотен фэнов ввалилась в маленький зал, температура в аудитории поднялась, и весь концерт в зале люди пихались и толкались. Поскольку я был ответственным за безопасность группы, беспокойство в зале заставило меня нервно мерить шагами служебное помещение: вдруг возникнут беспорядки.

К концу концерта Питер швырнул гитару и случайно пробил грифом низкий потолок над сценой. Он сделал это с такой силой, что гриф сломался. Питер стоял ошеломлённый какое-то время, разглядывая поломку. А затем заорал: «Чёрт возьми!», стиснул зубы и зашёлся в гневе, неожиданно начав крушить гитару в неистовом порыве. Словно бейсболист, отбивающий мяч, он ударил ею в одну сторону, затем в другую, по земле, по усилителю, снова об пол, а затем использовал, как таран против усилителей, снова и снова круша и уничтожая и гитару и всю аудиосистему. Аудитория, на грани истерики, одобрительно гудела.

После той первой вспышки Таунсенд больше не оглядывался назад. В заключительном номере последующих шоу — под раскаты последних аккордов «My Generation» или «Anyway, Anyhow, Anywhere» — аудитория ожидала выброса энергии Питера. Дорогущие гитары обрушивались на усилители, расшибались о пол, чтоб осколки разлетались с изяществом Боинга 747, врезающегося в Эмпайр Стейт Билдинг. Питер конкретно врубился в дело: его веселила возможность провоцировать толпу, возбуждать её, сводить с ума; всего лишь за цену одной или двух гитар.

Время от времени Муни сходил с ума, но ради прикола. Он расшвыривал барабаны по сцене, пробивал в пластике дыры, ломал палочки, прыгал на тарелки, и уничтожал всё до щепок. Зрелище подходило больше для психбольницы, чем для рок-клуба.

И хотя публике пришлись по вкусу сцены неистового разрушения, она не была той самой, для кого The Who могли позволить делать это каждый вечер. Возможно группы типа Led Zeppelin или даже The Who в расцвете славы могли покрывать расходы от подобных выходок. Но в 1965 и 1966 годах, когда я работал с группой, эти устрашающие ураганы вызывали лишь огромные долги. Это вам не просто поменять струны раз в неделю; Таунсенд и Муни гробили дорогие инструменты, а по ходу дела, и балансовую ведомость. В те дни The Who зарабатывали от 300 до 500 фунтов за вечер, но эти деньги быстро съедались за счёт покупки новых гитар (200 фунтов), ударной установки (100 фунтов) и новых усилителей (350–400 фунтов). В какой-то момент долгов накопилось в размере 60 000 фунтов. Не надо быть Эпстайном, чтобы понять, что группа осуществляет финансовый суицид. И это создало чудовищные трения в группе.

С самого начала Джон Энтуисл и Роджер Долтри были шокированы деструктивными выпадами и их стоимостью. «Это абсолютно нелепо, — кричал Джон на Питера одним вечером. — Мы теряем деньги каждый концерт! Мы бы заработали больше, если бы просто не выходили!»

Но Питера не волновали логические доводы. «Отвали! — орал он в ответ. — Это то, что мы делаем! Это часть шоу. Фэнам нравится. Прими это!»

Я не лез в эти свары. Я знал, что Энтуисл прав, но не мог вмешиваться. Однако, разлад внутри группы меня беспокоил. Насколько хватит группы, спрашивал я себя, когда все друг на друга набрасываются?

В конце концов, Энтуисл перестал жаловаться, поняв, что без толку тратит силы и никогда не сможет контролировать Таунсенда. К счастью, группа начала зарабатывать больше денег, разрушения приобрели терпимые размеры и не сильно мешали успеху The Who.

В первые месяцы 1966 года наркотики и алкоголь начали играть важную роль в моей жизни. Они вселяли радость, а остальное отходило на задний план до следующий пригоршни таблеток — лёгкий способ получить удовольствие. Со временем наркотики серьёзно начали влиять на Муни и в особенности на меня. Мы часто отрубались, что сильно нас напугало. В тот момент я почувствовал, что мои дни работы с группой сочтены.

В августе 1966-го я ехал по Лондону на большой скорости, машины по пути шарахались в стороны, и только полицейские сирены и проблесковые маячки вынудили меня съехать на обочину. Это был мой третий штраф за превышение скорости, и два дня спустя суд постановил отобрать у меня водительские права. Из-за того, что основная работа с The Who состояла в вождении фургона, им нужно было найти другого, кто возил бы их на концерты. Я был взбешён потерей работы, но винить мог разве что только себя.

В последние дни работы с The Who они играли на благотворительном мероприятии на стадионе Уэмбли, вмещающем 10 000 человек. Наряду с ними выступали лучшие команды рок-музыки: The Beatles, The Rolling Stones, The Yardbirds, The Animals, The Walker Brothers, и Лулу. The Who вышли перед Роллингами, и сет был восхитительный — от «La La Lies» до «The Good's Gone», от «Much Too Much» до «My Generation». Даже в этом случае Стоунз и Битлы, выступая друг за другом, заставили позабыть обо всех, кто выходил перед ними. Когда Мик Джеггер гарцевал по сцене, давая волю спектаклю под названием «Люцифер рока», я подумал: «Кто может сделать лучше?»

Тридцать минут спустя Битлз сделали. Джон, Пол, Джордж и Ринго вышли на сцену и едва не сорвали крышу зала. «I Feel Fine»… «Ticket to Ride»… «We Can Work It Out»… «She Loves You»… «A Hard Day's Night». К счастью, они сыграли всего двадцать минут; а если бы остались чуть дольше, десятитысячная толпа испытала бы массовую остановку сердца. Это был волшебный, возбуждающий и совершенно утомительный вечер.

И снова, мой аппетит возжелал чего-то лучшего. Я знал, что хочу остаться в этом бизнесе и чувствовал, что готов к большему, чем The Who. До Led Zeppelin еще два года, и я успел поработать с разными группами и артистами, включая The Yardbirds, Jeff Beck Group, Vanilla Fudge, The Young Rascals, The Searchers, The New Vaudeville Band и Терри Ридом. Но все они были лишь стартовой площадкой для Zeppelin. Для меня — да и для миллионов фэнов, — Led Zeppelin превратятся в лучшее, что могла предложить рок-музыка.

Часть 1

1. Аварийная посадка

— Ричард, что-то случилось с одним из Led Zeppelin.

Джулио Градалони пришёл ко мне с мрачным выражением лица, он нервно копался в портфеле и наконец, вытащил газету и положил её на стол между нами.

— Что вы имеете в виду? — я спросил его, чувствуя, как по спине пробежал холодок. — Что случилось?

Джулио был моим адвокатом; коренастый, серьёзный юрист за пятьдесят. Он сидел напротив меня в комнате свиданий тюрьмы Ребибиа недалеко от Рима. Я сидел за решёткой около двух месяцев по подозрению в терроризме. Все эти недели пребывания в тюрьме я был в замешательстве и вообще растерян, отчаянно, но тщетно, пытаясь убедить полицию и прокурора, что мой арест — это большая ошибка, и я не самая подходящая кандидатура для взрыва, чем сам Папа Римский. Но в это утро конца сентября 1980 года Джулио заставил меня забыть о своих проблемах.

— Один из музыкантов умер, — ответил Джулио, стараясь остаться невозмутимым.

— Умер! — я обмер. После почти двенадцати лет работы тур-менеджером Led Zeppelin, четыре члена группы — Джимми Пейдж, Роберт Плант, Джон Пол Джонс и Джон Бонэм, — стали мне как братья.