Я видела детство и юность XX века

Плохая сводка: немцы начали контрнаступление — Изюм, Барвенково. Вот и кончилась радость нашего наступления на Харьков. Целый день хожу в угнетенном состоянии. Написала плохо для радио о товариществе на фронте. У мамы — сплошной огород. И разговор о картошке.

Встретила Алю [100]: о Семе.

У Ильи: слухи о нашем наступлении на Можайск. Плохо с Дальним Востоком. Ничего радостного впереди. Люба в хорошем настроении. Купила мне красный плащ.

Миля [101] рада, что работает. Сава гордо «не успевает» для радио.

Дома: тоска, плакала, спала. Звонил Эльсберг [102]: матери Захара урезал Храпченко [103] с тысячи до шестисот. Жалеет.

Написала о конюхе. Намазала пол. Завтра все то же. И еще, может быть, о Керчи. Она давно взята, а у нас пишут, что бои в городе.

Спокойной ночи, мой родной. Что же это такое?

Вчера ездила в детдом в Пушкино. Плохо. Дети страшные, недокормленные. Тянутся к черному хлебу. Очень расстроилась, что нельзя им помочь, и их видом.

Сегодня сводка как будто лучше. Жара. Надоело жить. Мама поехала на три дня в «Заветы».

Да, уже июнь. До чего же страшно. Девятый месяц. А я все жду.

Новости печальные: харьковское наступление попало в окружение. Мы сообщаем о 70 тысячах пропавших без вести, а сколько их в действительности? Еще один Киев. Итак: весна! Керчь и Харьков. Что впереди? А девушки покупают цветы, надели легкие платья. Все продолжают говорить о еде, хотя последние два месяца более сытно.

В харьковском окружении опять пропало немало журналистов. У меня отчаяние.

Приехал Кирсанов. Говорит: «Только мои железные нервы могут выдержать этот ад». Щеголяет перед женой-девочкой своей воинской доблестью.

Настроение унылое. Жара. Масса вшивых в трамваях. Тысяча самолетов налетела на Кёльн. Из Куйбышева письмо: хотят в Москву. От матери Захара письмо. Илья уехал в Сухиничи. Нина принесла пол-литра водки — дам маме на обмен. Не знаю, как обеспечить наших. Они плохо питаются. А, честно говоря, мне наплевать. Я очень устала, и душа стала, как ржавая терка.

Илья уезжал на фронт в Сухиничи. Запоздал на два дня, и я ужасно волновалась.

Была в семье усыновителей — до тошноты положительно. Зачем-то купила веточку сирени — 7 рублей!

Звонили из ЦК комсомола, чтобы писать о Герое Советского Союза Мери. Завтра иду брать интервью. Дико жарко. Очень устаю. Через три дня Борин день рождения. Я бы тебе испекла что-нибудь очень вкусное, баловала бы всячески. Как ты всегда говорил: «Мне сегодня все можно, я рожденник». До чего же больно. А какие-то сволочи живут. Второго человека, как Боря, нет.

Ольга прилетает в Москву на свидание с Темой. Представляю себе их встречу!

Англичане второй раз налетели на Рур. Пять тысяч самолетов. Новый метод войны. Дай бог. Боря, я начинаю забывать тебя зрительно, это ужасно.

Вчера бомбили Бремен.

Видела постепенный расцвет семьи Бальтерманца. Они уже мечтали об автомобиле. Сегодня у них катастрофа. Он снял поверженные английские танки вместо немецких. Его выгнали из редакции. Она ревет.

Интервью с Героем Мери. Красивый мальчик 22 лет. Впечатление маменькиного сынка, хотя он истинный герой.

Вернулся Илья. Обгорелый. Нерадостный. Рассказывает о плохой жратве на фронте. О партизанах. О собаке Джеке [104], который не отходил от него.

Недоумение: почему немцы не наступают.

Перерегистрация собак. Забрили Уголька. У меня появилась обеденная карточка. Ревекка наконец прописана. Спит на столе. Денег у меня нет.

Ничего не успеваю. Все работа и работа. Надо положить вещи в нафталин. Но это невозможно, все невозможно, и жить невозможно. Как бы чудесно было, если бы мы были вдвоем, даже в окружении. Я уверена, что со мной тебе было бы легче. Да?

Сегодня читала по радио о весенней Москве. Как полагается, привирала, но сейчас это оправдано. Два часа ночи, надо писать о Мери. Но без работы я бы сошла с ума. Мама не звонит, наверное, огород, а я волнуюсь. Целую тебя, мой родной.

Боренька, знаю, что ты должен быть, или мы оба не будем. Завтра в 9 собачья площадка [105].

Ты любишь финики, сейчас они есть. Тебя ждет целая плитка шоколада. Ты будешь мною гордиться — я работаю. Но что толку…

Будем ходить по Армении и поедем на Севан. Будем, обнявшись, сидеть и смотреть в глубокую воду Севана. Я больше не обгорю [106]. Хочу жить пять лет назад.

Сводка: новое наступление немцев на Харьковском направлении. Откуда силы? Не боятся, что у них в тылу огромная наша отрезанная армия.

Читала на радио. Потом, когда ехала в трамвае, увидела, что люди стоят у громкоговорителей, спросила, один старик сказал, «опять договор о дружбе с англичанами заключили». Сказал с понятным раздражением. Другой считал, что с Турцией. Словом, сегодня сообщение о договоре с Америкой. Обещают второй фронт. Посмотрим.

Надо писать о Париже. 14-го годовщина его падения.

Ина перестала писать.

Сегодня год войны. Скоро год, как Боря уехал на фронт. Разбитый Киевский вокзал, и мое полное отчаяние. Второй отъезд я была спокойнее. Вот вам и предчувствие! Вчера выгуливала Уголька, увидела машину, в которой ехали Боря и Илья. Решила — галлюцинация. Оказалось — приехал Илья.

Сегодня взяла еще одну работу — собаки на фронте.

Мама помешалась на огороде. С Ильей трудно — он погружен в себя. Никому нет дела до меня. Меня спасают Рая и Нина. Прилетела Надя Капустина [107] хоронить мать.

Габович бросил Таню. У Лели [108] умер отец. «Погоревал часа два, и все. Такое теперь время».

Броня стоит 6 литров водки [109].

Назначена на ночное дежурство.

Говорят, что сданы Ростов, Новочеркасск.

Софа Славина рассказывает, что у Лёвы [110] еженощные кошмары, связанные с Борей. Видела генерала Пти [111]. В форме, со всеми орденами на планке. Верит во второй фронт. Был Шкловский [112], его война не изменила. Говорил о своем сыне Никите, который ушел в ополчение. Рая с Семой ходят в «Арагви». У Семы отпуск до 18-го августа.

Говорят, что мы сильно бомбили Пруссию. Скоро год, как сдан Киев.

Ночь. Гудят самолеты. Надо писать для радио. Хочу умереть.

Масса папирос — одной заботой меньше. Буду читать Гриммов, может быть, очнусь.

Илья счастливо устроен — активен плюс эгоцентризм.

Прощу ли я историю с Борисом? [113]

Утром плакала. Сходила за хлебом. И отнесла в гостиницу. Снова плакала.

Ездила в военкомат по поводу пособия, еще нужна справка. Ходила за обедом и на рынок для Эренбургов. Обедала в гостинице. Рассказ об обращении Ильи к евреям — как всё сокращали.

Сегодня поздравительная телеграмма Сталина Жиро [114] и де Голлю [115] по случаю 14 июля [116].