Две жизни в одной. Книга 1
Две жизни в одной. Книга 1 читать книгу онлайн
Лагздынь Гайда Рейнгольдовна — член Союза писателей СССР, России, ветеран педагогического труда, учитель высшей категории, лауреат 2-го Всероссийского конкурса Госкомиздата и Союза писателей СССР, лауреат Всероссийского конкурса по центральному Федеральному округу, лауреат премии губернатора Тверской области за лучшие книги для детей, дипломант конкурса «Хрустальная роза Виктора Розова» с вручением медали «За вклад в отечественную культуру». Награждена медалью имени М. Шолохова и нагрудным знаком губернатора «За заслуги в развитии Тверской области». В сентябре 2010 года за многолетнюю творческую деятельность, значительный личный вклад в развитие культуры Тверской области награждена Почетным знаком губернатора «Крест святого Михаила Тверского». Г.Р. Лагздынь создала и 20 лет руководила авторским детским музыкальным театром со званием «народный», «образцовый». Театр трижды становился лауреатом Всероссийских конкурсов театральных коллективов.
Книга-1 «Две жизни в одной» — автобиографическая документально-художественная повесть о жизни и творчестве педагога и писателя Гайды Рейнгольдовны Лагздынь.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Прозвенел звонок.
— Спасибо, — сказала Варвара. — Садитесь. Урок окончен.
К учительскому столу подошел новенький.
— Можно мне записаться в ваш класс, Варвара Александровна?
— Такие вопросы я не решаю. Зайдите к директору школы.
Так среди учащихся одиннадцатого класса появился новый ученик. Александр Хлебов был начитанным человеком, многие стихи Есенина, Марины Цветаевой и других поэтов читал наизусть, увлекался историей литературы, историей. Стиль его ответов всегда отличался высокопарностью. Учителям даже не верилось, что Хлебов не имеет среднего образования. Отвечая на уроках, он как бы доказывал свое превосходство над другими, демонстрировал свою индивидуальность. Когда учительница истории Нина Николаевна однажды ему это сказала, Хлебов ответил:
— Я переступил закон! Я часто бунтовал. Долго сидел в тюремной камере, часто один. Многое передумал, перечувствовал, познал. Я отвык от общества людей и женщин. Мне хочется, чтобы меня заметили как человека, а не как преступника, чтобы со мной считались и не топтали моего самолюбия.
В зоне Хлебова боялись, ибо лучшими его друзьями была «отрицаловка», а близким другом — самый страшный в зоне человек — Громов.
Гогитидзе
Возвращаясь домой своей обычной дорогой, Варвара терзалась сомнениями. Правильно ли она поступила? Написала рапорт на Гогитидзе. Может быть, нервозность дня сказалась? Парень он, правда, необузданный, горячий, сравнительно недавно в зоне. Не понимает, что такое хорошо и что такое плохо. Скоро уж полгода в школе, а не подчиняется элементарным правилам. На уроке вскакивает. Выбегает из класса, если что ему не по нраву. Неудивительно, что попал в армии под трибунал. А сегодня? «Историю отвечать не буду. Я — грузин. Говорить по-русски не умею! Вот биологию — пожалуйста! Это можно. Это — не философия. Какой вопрос? Хотите, о биосфере расскажу? О проблемах современной науки бионики? Про бионику вам рассказать?» Как из рога изобилия льются из Зураба слова. И сам доволен.
— А как с историей?
— Не могу. Грузин я — не буду. Не умею философствовать. — Топ, хлоп — и нет Зураба, а полугодие на исходе. Может быть, и сама погорячилась? Учительница по предмету молодая, вот и кривляется, себя показывает. Или не согласен с историей. За ним это водится — через историю выражать свой протест против пребывания в зоне.
— А если его перевести в класс, где преподает историю Нина Николаевна? Так Везувия заартачится, — продолжала вслух рассуждать Варвара. — Позвоню-ка из дома начальнику отряда, — решила Варвара, дошагивая свой последний в этот день километр. — Попрошу повременить давать рапорту ход.
Через тонкую перегородку биологического кабинета было слышно, как в соседнем классе переговаривались в перемену учащиеся. Варвара расставляла деревянные подставки с пробирками, невольно слушала:
— А ты, длинный, из-за чего тут торчишь? Небось по женской части?
— А что?
— Да ничего. Я тоже. Увидели, идет себе лесочком из поселка. Такая, сам понимаешь, какая.
— Что, БУ{Бывшая в употреблении (жарг.)}?
— Может быть, и БУ, кто их разберет. Генка предложил. А что есть на свете законный кодекс, мы и не знали.
— Так уж и не знали?
— Да вроде что-то слышали, не доходило. Не думали, что и нам отколется. Теперь вот в школе изучают, а нам кто говорил? Мама с папой? Или учителя? Они — стеснительные, многие сами замужем не были, «синие чулки». «Вы — дети!» На суде сидели, сокрушались. Биологичка так и сказала: «Мне бы самая стать предупредить!» То же и историчка лепетала. «Чулки»! Побольше бы говорили об этом в нормальной школе.
— А у нас что, ненормальная? — вмешался в разговор Пчелкин. Его Варвара сразу узнала по голосу.
— Конечно, ненормальная, вечерняя, сменная, общеобразовательная. Загнали сюда и сиди.
— Загнали! — передразнил говорившего Пчелкин. — Посмотрите, какой баран кудрявый длинноногий выискался! Я лично пока все корочки не положу в карман, на свободу не пойду.
— Он не пойдет! Да и захотел бы, кто тебя, Пчела, выпустит? Глухарь! С глухой статьей насидишься, даже на поселение не выйдет.
— Сам ты глухарь! Помиловочка третий месяц гуляет. Точно, скоро к Маньке-заочнице поеду, вот только корочку за классность положу. А ты чего все молчишь? Били кулаком, ты и рос дураком? — веселился Пчелкин.
— Ты сейчас доблатуешься! — прохрипел вдруг густой бас. — Начнешь сапоги ушами чистить.
— Ах, ах, испугались! Коленочки поджали. Небось, по пятьсот пятой за людоедство сидишь? Вместе пили, одного съели?
— Ешь что попало и болтаешь что попало, мордоворот, — огрызнулся все тот же густой хриплый бас. Разговор неожиданно прервался. В класс вошел Валерий Иванович.
Майор Петров
К тематическому собранию «Что справедливо и что несправедливо» Варвара готовилась в городской библиотеке. Просмотрела каталог, прочитала все, что нашла по этому вопросу. Но, придя домой, решила поговорить с начальником подшефного отряда майором Петровым.
Александр Иванович Петров работал в этой системе многие годы. Несмотря на сложности, профессию свою любил, искренне желал помочь осужденным встать на путь исправления. Но страшно не терпел бездельников, тунеядцев. Нежелание работать, отказ от работы приводили его в бешенство, которое еле сдерживал благодаря большому усилию воли.
Разговор с Александром Ивановичем получился длинным, но результативным, познавательным для Варвары.
— Дело в том, — неторопливо и обстоятельно разъяснил Петров, — что многие осужденные не осознают своей вины и приговор считают несправедливым. Это происходит от неумения и нежелания критически смотреть на себя, на свои поступки. Когда человек становится способным на самоконтроль, у него возникает состояние, способствующее исправлению. А неосознание своей вины приводит к упрямству, к агрессивности, к протесту, к психическому состоянию, при котором человек внутренне сопротивляется всему хорошему, от кого бы оно ни исходило. А вот когда наш подопечный осознает вину, то он начинает раскаиваться, изменять свое поведение.
«Все верно, — подумала про себя Варвара, — но если человек невиновен, оговорен, попал сюда по ошибке? Или степень его вины не соответствует тем статьям и срокам, что он получил? Он ведь никогда не сможет осознать степень своей вины. Он просто потеряет веру, смирится или будет протестовать, писать, добиваться?»
— Лишение свободы, — тем временем продолжал Петров, — органически включает в себя ограничение многих материальных и духовных потребностей. Это вызывает физические и нравственные страдания и, как следствие, — нередко тяжелые психические состояния.
Варваре невольно вспомнился музыкант из Москвы — милый и хилый человек, в троллейбусе подравшийся (а ехал он со свадьбы) с нерядовым чиновником, получивший приличный срок. Вспомнились его физические и особенно моральные страдания. Или проводник Володя, чуть не наложивший на себя руки. И опять — был несчастный случай, а свидетель — родственник из прокуратуры.
Заметив затуманенные глаза Варвары, Петров добавил:
— Конечно, нужна разумная мера ограничений, чтоб не поломать психику человека, не погубить его. Но наказание перестало бы существовать, если бы удовлетворить все потребности осужденного, не правда ли? А чтобы правильно поступать, надо выработать определенную тактику общения с воспитуемым. Тактика же поведения воспитателя во многом зависит от знания психических особенностей перевоспитуемого. Вот, например, Пчелкин. У него холерический темперамент, то есть преобладает возбуждение над торможением. К нему следует проявить твердую волю, спокойную и постоянную требовательность. А вот у Гусева — подвижный тип, сангвинический. Для этого характерна легкая приспособляемость к условиям, общительность, умеренная реакция на раздражение, способность много работать. Если в его трудовой деятельности много интересного, то можно и нужно увлечь, зажечь, повести за собой. К этому типу людей необходимо проявлять и твердую волю, и в то же время искать индивидуальный подход. Здесь все не так просто, как кажется с первого взгляда.