Воспоминания розы

– Я хочу поговорить с женой.

– Почему бы нам не поехать навестить его? – предложила наконец Вера. – Он ведь действительно сильно болен.

Она все так же хотела посмотреть на его жилище. Никто не может быть любопытней и настойчивей, чем молодая девушка, к тому же влюбленная.

Я вяло ответила ей:

– Да, Вера, вы правы. Возможно, мне и правда стоит поехать и поухаживать за ним в его холостяцкой квартире.

– Мы привезем его в Ла-Фейре и будем ухаживать за ним здесь. В конце концов, это ваш муж, у вас есть право и обязанность ухаживать за ним.

Она была молода. Она ничего еще не знала о супружеских сценах, о разрывах, об уговорах молчания, когда мужья больше ни верны, ни влюблены. Вера с беспечностью юности приготовила огромный букет боярышника, который едва поместился в багажник машины, и, снарядившись таким образом, с корзиной свежих фруктов, мы отправились в гости к Тонио.

Вера нарядилась русской крестьянкой. Она с трудом смогла войти в лифт дома Тонио в Отее. Я думала, что умру, позвонив в первый раз в дверь квартиры своего мужа. Вера чихала от запаха цветов, которые держала в руках. Дверь нам отворила служанка. Первым вошел огромный букет, и ветви боярышника втолкнули ее в комнату, открыв таким образом вход в небольшой коридорчик, куда Вера и просочилась.

– Это здесь, – заявила она, пропихивая свой букет в приоткрытую дверь, из-за которой слышались голоса.

Дверь резко захлопнулась, но я успела заметить женщину, скрывшуюся в ванной комнате, край ее зеленой юбки остался торчать из щели. Появился мой муж, весь красный от высокой температуры и гнева.

– Консуэло, кто просил вас приезжать? Уходите отсюда, ваше место не здесь!

Кусок зеленой юбки задергался. Все это было настолько трагикомично, что даже клоуны в пантомиме не смогли бы это передать. Вера положила свой огромный букет на пол. Она была бледна, сурова, смущена присутствием женщины в ванной комнате. Если бы я ее не удержала, она бы тоже спряталась. Тонио заорал:

– Уходите, уходите. Я не желаю никого видеть!

Я мягко пощупала его пульс. Он позволил мне это сделать, повторяя все время:

– Я хочу умереть, я не люблю осложнений. Жена моя, уходите, умоляю вас…

И он указал на кусок зеленой материи, колыхавшийся как флаг.

– Я волнуюсь за тебя, а все остальное не важно. Я думала только о твоем здоровье, успокойся, не переживай, мы уезжаем. Я приехала ухаживать за тобой, потому что ты болен. Я приехала к тебе в первый раз, и ты выгоняешь меня. Но у тебя такая высокая температура, и ты не понимаешь, что творишь…

– Я никогда не встречал тебя таким криком, не прогонял тебя!

Мы оба зарыдали, и Вера, глядя на нас, глотала слезы.

– Вы чудовище! – закричала она. – Если бы вы знали, чего мне стоило собрать этот букет. Привезти его вам сюда. Это я посоветовала вашей жене приехать к вам.

Я вытолкнула ее из квартиры, и, думаю, Вера поняла, что для того, чтобы войти в жизнь мужчины и остаться там, одной красоты недостаточно.

* * *

На следующий день после этого злосчастного приключения муж позвонил мне. Он жаловался на бессонницу, но говорил, что цветы и фрукты из Ла-Фейре принесли ему весну, он выздоравливает и приглашает меня выпить чаю, сидя на краю его постели, – одну, без Веры.

Наш разговор был очень коротким. Я не хотела оставаться долго. Я боялась снова пережить вчерашнюю сцену. Его служанка оглядела меня с ног до головы. Чай был невкусный, но я пила, чтобы скрыть волнение. Муж опрокинул на меня заварочный чайник. Он хотел, чтобы я пошла в ванную посушить платье, но я отказалась войти туда, где накануне пряталась женщина в зеленой юбке!

В воскресенье он приехал ко мне в гости со своей собачкой. А так как я всегда ездила на работу поздно, то попросила его проводить меня.

– Если позволите, я останусь в Ла-Фейре. Я хочу побыть один. Мне необходим покой, надо подумать о нас с вами. Заберите с собой вашу дуэнью, мне не понадобится помощь…

По возвращении я нашла его в моей постели – как в прежние времена. Я удивилась, но никак себя не выдала. Я рассказала ему о своей программе на радио, но во избежание волнений решила провести ночь в спальне Веры.

На следующий день муж заявил, что не может подняться с постели, что он не в состоянии пошевелиться и нужен мужчина, например садовник, чтобы помочь ему встать. Вера прошептала мне на ухо, что, если слуги узнают, что Тонио провел ночь в моей комнате, у меня не будет права потребовать развода.

А идея развода уже начала вертеться у меня в голове. Тонио знал об этом и заявил потом, что специально заготовил свидетеля, чтобы развод не состоялся, так как он в самом деле спал в моей постели!

После этой сцены Тонио послал садовника принести ему желтую садовую скамью и поставить ее перед окном. Я смеялась, потому что в комнате были удобные кресла. Но ему была нужна именно садовая скамейка. В общем, Жюль с женой принесли ее. Тонио объявил им, что с этих пор здесь его комната и он придает большое значение тому, чтобы никто не садился на эту лавку. Это будет «скамейка Антуана де Сент-Экзюпери».

Полдня он провел в курятнике, потом наведался на огород, обсудил с Жюлем урожай помидоров. Вечером он уехал, забрав яйца, фрукты и цветы.

* * *

В то время на радио мне приходилось брать интервью у знаменитостей. Я начала вести серию передач, придуманную моим другом Леоном Полем Фаргом. А потом я пригласила… Антуана де Сент-Экзюпери!

Он ответил «Радио Пари», что согласен дать интервью за гонорар в три тысячи франков. И добавил, что плохо говорит по-испански. Но может все-таки произнести несколько фраз на этом языке.

Объявили прибытие моего гостя. Я впустила мужа за минуту до того, как в студии должна была загореться красная лампочка. Он узнал меня и громко воскликнул:

– А ты что тут делаешь?

– Тихо, месье, через минуту вас услышит весь мир. Вот ваши вопросы на двух языках. Я хорошенько их подготовила. Читайте медленно, я задаю вопросы, а вы отвечаете.

– Что?

– Тихо. Где вы выучили испанский язык?

– В Буэнос-Айресе, у моих летчиков.

Он говорил не останавливаясь, сам задавал вопросы и сам отвечал. Через несколько минут я отобрала у него микрофон и в свою очередь объявила по-испански: «У нас в гостях был известный летчик, ваш друг Антуан де Сент-Экзюпери. Он одет в светло-серый костюм и очень взволнован тем, что ему пришлось говорить по-испански. Он извиняется за свой сильный акцент, но ведь французы и испанцы заключили соглашение, нерушимое соглашение: испанцы раскатисто произносят «р», а французы могут не произносить «х». Сейчас месье де Сент-Экзюпери попрощается с вами по-испански!»

Его взгляд был безумен, он растерянно смотрел на меня:

– Доброй ночи…

– Следующий, пожалуйста…

Тут запела Аньес Капри, а моя секретарша взяла Тонио за плечи и вытолкала из студии.

Ночью Тонио пришел за мной на работу.

– Мадам де Сент-Экзюпери, пожалуйста, – обратился он к секретарше.

– Таких здесь нет.

– Ну как же, она говорит по-испански…

– Нет, месье, даму, которая ведет испанские программы, зовут мадам Консуэло Каррильо.

– Спасибо. Это она и есть. Где она?

– Она скоро выйдет. У нее сегодня праздник, и мы все поедем к ней за город. Может, вы знаете, ее муж – известный летчик, но она живет в пригороде в одиночестве. В Жарси, в поместье, оно называется Ла-Фейре. И мы едем туда сегодня.

– А где она сама?

– Да вот же. Мадам Гомес, мадам Гомес, к вам посетитель.

– Спасибо.

И, обернувшись к Тонио, я продолжила:

– Поедемте с нами на грузовичке. Нас будет человек двадцать. Отмечаем новоселье в Ла-Фейре.

Он поехал. Но никто не знал, что этот господин – мой муж…

На вечеринке ему рассказали прелестную историю, которая произошла со мной. Это случилось по пути из Парижа в Ла-Фейре.

– Мадам Гомес проезжает по этой дороге каждый вечер после работы, – объяснял Тонио один из гостей. – Поэтому она просто не могла не познакомиться с людьми, выращивающими розы. Одним морозным вечером мадам Гомес увидела, что ее друзья плачут, потому что от заморозков розы могли погибнуть. В ту же ночь она приказала принести с десяток огромных льняных простыней, расшитых коронами. Говорят, эти простыни из наследства ее мужа, который был из благородных, граф, кажется, ну, в общем, из дворян. Представьте себе – белые простыни на земле. И той ночью у земледельцев появилась надежда, а все благодаря мадам Гомес. Они снова принялись за работу. Она тоже к ним присоединилась, и все вместе они соорудили большую белоснежную теплицу, чтобы спасти розы. На следующий день мы все поспешили на выручку. Каждый принес кто дерюги, кто газеты, мы устроили настоящее веселье под этим навесом. Ползали на четвереньках, разводили огонь, и, поверьте мне, это настоящее чудо, но розы были спасены. Надо сказать, им помогло небо. Мороз отступил, и розы уцелели. Конечно, простыни были испорчены, но любовь садоводов к мадам де Ла-Фейре, то есть, я хочу сказать, к мадам Гомес, прекраснее тысячи простыней, даже расшитых коронами. Они часто приходят в Ла-Фейре, чтобы помочь ей в саду и в огороде. Подрезают кусты. Понимаете, месье, помощь, которую оказывают бесплатно, из дружбы, из любви к земле, гораздо ценнее, чем все остальное. И в Ла-Фейре все цветет. Если вам интересно, я могу дать точные цифры. Во фруктовом саду собрали восемьсот килограммов груш, которые продали на рынке… Она любит розы, наша мадам Гомес, ей нравится их спасать, да она и сама как роза.