Настоящая книжка Фрэнка Заппы

Диско удовлетворило как музыкальные, так и социальные потребности. Любители диско вечно наряжались и посещали заведения (если парень у входа их туда впускал), где все вроде бы «хорошо выглядели»? а позже, проведя вечерок за химической перестройкой организма, все начинали выглядеть еще лучше и не успевали глазом моргнуть, как уже добивались Отсоса.

Панк конца семидесятых возник как бунт против столь глупого поведения. В грязных зальчиках без лишних украшений группы маньяков бились в корчах, формируя собственное глупое поведение. Да, панк отбросил нас назад, к боевым истокам рок-н-ролла и к его таинственной бухгалтерии. Парни с английскими булавками в носах получали, вероятно, еще меньше своих предков — наркоманов от «ду-опа».

Эволюция панка привела к появлению новой волны, главным образом, путем стерилизации английской булавки. Новоиспеченные панкеры, припевая «ням-ням», вернули себе «высокий статус» и присосались к Корпоративной Титьке (на сей раз уже к твердому соску, едва прикрытому плетеным кабельным бюстгальтером кормилицы).

Ни один новый музыкальный стиль не уцелеет без нового стиля одежды. Под рок следует соответствующе одеваться. Ни одно музыкальное новшество никогда не добьется крупного коммерческого успеха без деятельного участия тех отраслей, что получают от него прямую прибыль: швейной промышленности и «сувениров».

Важнейшее событие восьмидесятых — стихийное массовое движение вспять, к слегка замаскированным музыкальным направлениям прошедших десятилетий, которое проходит усыхающие циклы «ностальгии».

(Нет необходимости воображать конец света во льдах или в пламени. Возможны и еще два варианта: канцелярщина и ностальгия. Если подсчитать промежуток времени между Событием и Ностальгией по Событию, ясно видно, что с каждым циклом он сокращается примерно на год. В итоге через четверть столетия ностальгические циклы так сомкнутся, что люди и шага не смогут ступить, не ощутив ностальгии по предыдущему шагу. Тут-то все и замрет. Смерть от Ностальгии.)

Но к счастью, в шестидесятых была записана и выпущена в продажу по крайней мере часть необычной и экспериментальной музыки. Так кто же были те мудрые, наделенные невероятным творческим чутьем администраторы, благодаря которым стала возможной Счастливая Эпоха? Молодые интеллектуалы, чье дыхание благоухало «перрье»? Нет — жующие сигары старикашки, которые слушали записи и говорили: «Почем я знаю! Я в этой поебени не разбираюсь. Ладно — положи вон туда! Почем я знаю!»

С таким подходом мы тогда зарабатывали лучше, чем теперь. «Смышленые молодые люди» куда консервативней и опасней, чем любые старики.

Каким же образом Новички выбились в начальники? Некоторые — потому, что их папаши были из тех Стариков. Некоторые и впрямь пробивались сами — в один прекрасный день старикашка с сигарой говорил: «Слушай, Шерман, я тут рискнул… выпустил одну вещичку… а она возьми да и разойдись миллионным тиражом. До сих пор понять не могу, что это за дерьмо, но нам надо такого еще. Вот что, Шерм… мне нужно с кем-то посоветоваться! Может, возьмем на работу какого-нибудь ублюдочного хиппи?».

И вот нанимают ублюдочного хиппи — не на «серьезную» должность, а так — кофе подать, почту принести да тихо стоять, будто соображает, что к чему. Однажды старикашка и говорит: «Тут вот какое дело, Шерман… кажется, ему можно доверять. Похоже, он начинает соображать, что к чему. Назначим-ка мы его ответственным за репертуар и артистов — пускай ОН лебезит перед этими придурковатыми разъебаями с тамбуринами. Он в этом дерьме разбирается — у него такие же волосы».

С этого момента ублюдочный хиппи неизменно идет на повышение. Не успеешь и глазом моргнуть, как он уже сидит, задрав ноги на стол, и говорит: «Пора избавляться от Шермана, мистер Максвелл… И еще… Ах да, эта "новая группа"? Нет, мы не можем так рисковать… Это совсем не то, что действительно нужно молодежи — я знаю, у меня такие же волосы».

Пока эти хуесосы не вернутся в «Края Мистера Роджерса», толку не будет.

Разговаривать имеет смысл лишь с администратором, который готов рискнуть, поставив на идею, даже если она ему не нравится или непонятна. У новичков на такое духу не Хватает. Вечно они в панике озираются. (Помните, когда-то у них были такие же волосы? Так вот, от того дерьма, что они совали себе в нос, пару лет назад все волосы выпали).

(Некоторые фрагменты позаимствованы из отредактированной записи моего интервью корреспонденту «Си-Эн-Эн» Сэнди Фримэну 3 октября 1981 года. У меня такое чувство, что «Си-Эн-Эн» пыталась это интервью похоронить — вероятно, из-за того, что я говорил об администрации Рейгана. Вместо того чтобы включить материал в дневную передачу, они запустили его в полночь, в канун Дня Всех Святых — как раз во время прямой трансляции нашего концерта по «Эм-Ти-Ви».)

Говоря об артистической свободе в нашей стране, мы иногда упускаем из виду тот факт, что свобода нередко зависит от надлежащего финансирования.

Если у вас появился, к примеру, замысел изобретения, для его воплощения требуются инструменты и оборудование; у вас есть свобода придумать, но нет финансовой свободы сконструировать.

То же самое с художественными проектами. У вас может возникнуть грандиозный замысел оперы, но вы не сможете ее поставить, не подкупив профсоюзы, которые «обслуживают» искусство. На мой взгляд, это одна из самых гнетущих сторон современной американской действительности — негативное воздействие профсоюзов на уровень искусства.

Через свои службы информации профсоюзы упорно поддерживают миф о том, что Америка — страна профсоюзов и что профсоюзы борются за права трудящихся. Быть может, поначалу профсоюзы и поддерживали рабочих, но к настоящему моменту превратились в сеть организаций, берущих деньги с представителей рабочего класса для финансирования банковских махинаций, нередко к выгоде организованной преступности.

Что касается искусства, я не раз бывал свидетелем ситуаций, когда состоящим в профсоюзе рабочим сцены платили немыслимые суммы денег за то, что те ничего не делали. Порой они только снижали качество концертов, куда были наняты работать. Многие местные организации занимаются грабежом среди бела дня, заставляя гастролирующие группы подчиняться инструкциям, граничащим с научной фантастикой.

Допустим, вы хотите сделать в зале живую запись. Является представитель профсоюза и говорит: «Пока не заплатите нам три тысячи долларов, включать аппаратуру для записи запрещено».

«За что?» — недоумеваете вы.

«Это дополнительные профсоюзные сборы».

«Сборы за что?»

«Мы должны заплатить людям, которые здесь стоят, по особому тарифу».

«Но за что?»

«Так велит профсоюз — короче, если вы не заплатите, мы прекращаем концерт».

Прекратили бы они концерт? Можете не сомневаться.

Если я считаю, что концерт важен, его следует записать и другого выхода нет, — я плачу? В других случаях не плачу — и не записываю. Не так давно нечто подобное случилось в Чикаго. Профсоюз хотел содрать с нас доплату в три тысячи долларов. Все необходимое для записи я предоставил сам — я выделил свою аппаратуру и свой техперсонал. С какой стати я должен платить лишние деньги парням, которые рассиживаются в креслах и жуют бутерброды? которым глубоко наплевать на то, что я делаю, и которые пальцем не пошевельнут, чтобы получилось лучше? Они же не вкладывают в это Дело ни секунды лишнего труда, ни грамма лишней мышечной силы — и это не только в Чикаго.

В последний раз в нью-йоркском «Палладиуме» (до того, как его превратили в дискотеку) мы выступали в 1981 году на представлении в честь Дня Всех Святых, которое «Эм-Ти-Ви» транслировала по телевидению. (Одновременную прямую трансляцию по радио вела компания «Уэствуд Уан».) Аудиоматериал для «Эм-Ти-Ви» и радио я подавал через свою передвижную студию-фургон. И «Эм-Ти-Ви», и «Уэствуд Уан», и мне выставили счет на стопроцентную «надбавку рабочим» — еще одной компании парней, которые абсолютно ничего не делали. (Аппаратуру таскала туда и обратно моя гастрольная бригада, она же на этой аппаратуре и работала.) Я сказал: «Хорошо, но это в последний раз. Больше я сюда ни ногой».