Классические книги о прп.Серафиме Саровском (СИ)

Разговор этот на меня сильно воздействовал, и началась во мне борьба с двух сторон: с одной — что, вполне веруя в целебность источника, следовало немедленно отправиться на источник и искупаться, а с другой — сильное болезненное состояние при возвышенной температуре, и в такой мороз купанье могло быть сильно рискованным. Но раздумывать долго не пришлось, вскоре пришел о. Владимир и принес воды из источника целый стакан и еще раз советовал как можно скорее ехать на источник. Выпив несколько глотков воды из источника, я почувствовал, как будто стало немного лучше, но тотчас же явился ямщик Николай и спрашивает насчет лошадей, и смотрит на меня как-то особенно пристально; я ему ответил, чтобы лошади были поданы к 10 часам утра, и мы поедем или на источник, а может быть, и прямо в Арзамас. Затем я лег опять на постель; стало сильно знобить; немного погодя ударили в колокол к поздней обедне, и я, подумав, решил сходить в церковь помолиться. Одевшись с большим трудом и кое-как спустившись с лестницы, я потихоньку добрался до собора. Пришел я во время чтения св. Евангелия и стал около скамеечки; с большим трудом простояв обедню, пошел в номер, думая все дорогой, купаться ли, или не купаться на источнике, и становилось особенно страшно то, что в это время в Сарове богомольцев было немного, а знакомых никого и приходилось ехать на источник одному, а во время купания в болезненном состоянии все могло случиться. Придя в номер, сильно изнемогая, я присел и вскоре же услыхал стук в дверь; попросил войти. Увидал молодого послушника лет под тридцать и спросил, чего ему надо. Он ответил, что услыхал о моем намерении ехать на источник, и попросил меня взять его с собой; я этому очень обрадовался и говорю, что очень рад спутнику, и спрашиваю причину его поездки. Он ответил, что его взяли на войну и завтра он отправляется; затем он, сказав, что, как подадут лошадей, он за мной зайдет, вышел из номера. Видя в сем последнем обстоятельстве прямо указание Божие, я тут же решился ехать на источник и искупаться.

Ждать пришлось недолго, лошади были поданы, и спутник мой явился, но болезнь моя стала усиливаться, так что без посторонней помощи обойтись я уже не мог. Надев аа меня шубу, молодой послушник взял меня под руку и помогал мне спуститься по лестнице, затем посадил в кибитку, и мы поехали. Дорогой он мне что-то говорил, но я не мог расслышать, чувствовал себя совсем плохо, меня страшно знобило. Между тем, вспомнив, что мне нужно было приобрести несколько бутылочек для водицы из источника преподобного Серафима, которые хотелось привезти домой, я, приехав на источник, первым делом и обратился к заведывающему купальнями монаху с этой просьбою. Он вместо ответа спросил меня, зачем я приехал, то есть буду купаться или нет. На это я ответил, что купаться буду, и на мой ответ он тотчас же сказал:

— Идите купаться, а бутылочки вам будут готовы.

Войдя под руку с послушником в купальню, я увидел первую комнату, то есть раздевальную, очень большую, светлую, около стен мягкие скамеечки, и совершенно теплую, а из этой комнаты ведет дверь на самый источник; когда я отворил дверь и шел еще в шубе, то казалось, что на источнике нисколько не теплее, чем на улице, и пол чугунный; нужно было спуститься вниз по чугунной лестнице. При помощи послушника в раздевальной я разделся и пошел с ним вместе по чугуну и под руку кое-как спустился вниз; это была такая минута, что и вспомнить страшно, но, видно, Бог и преподобный Серафим подкрепляли меня. На источнике ныне устроено так, что по стенам проведена проволока, а в стене сделаны отверстия, и если подойти к одному из них и натянуть проволоку, то вода хлынет из источника и всего окатит с головы до ног. Но так как у меня был сильный жар, то послушник посоветовал мне сначала помочить голову и обтереть тело и начать понемногу натягивать проволоку. Я было начал обтираться, но вижу, что силы слабеют и продолжать обтирание я больше не в состоянии, попросил его сильнее натянуть проволоку, и, перекрестившись, подошел к самому отверстию; вода хлынула, и я был окачен с головы до ног, сейчас же подошел вторично и, снова перекрестившись, дал знак, чтобы опять натянуть проволоку, и опять окатился с головы до ног, но, почувствовав сильную в голове боль, все-таки попросил в третий раз натянуть проволоку и, с замиранием сердца в третий раз перекрестившись, подошел к отверстию, и опять хлынула струя и окатила в третий раз, и затем уже как я взбежал по лестнице, хорошо и не представляю.

Пришел в себя я уж, сидя на диване, и первым долгом обратил внимание на красноту тела, которое было покрыто как будто сыпью, которая бывает во время болезни корью, но когда стал вытираться, то сыпь стала проходить, а оставалась одна краснота и чувствовалось так тепло и приятно; затем вижу, что как будто свет стал другой и в глазах нет того тумана, который был при входе в купальню; стал глотать и чувствую, что боли в горле нет, да и дышать стало легко, не чувствую колотья в левом боку, только голова несколько тяжела и сильная слабость, как бывает при выздоровлении от сильной боли, но зато бодрость духа замечательная. Немного погодя пришел из купальни мой спутник (он обливался после меня еще несколько раз), чтобы помочь мне одеться, но я уже почувствовал собственные силы и не допустил помогать мне. Одевшись, прошелся по комнате совершенно бодро, как будто и болен не был, и тут же возблагодарил Господа и Его угодника преподобного Серафима за полученную милость.

Надев шубу, я отправился с послушником за заказанными бутылочками с водицею из источника; бутылочки уже были готовы; взял их я уже самостоятельно, сел в кибитку и вместе со своим спутником поехали. Когда подъехал к гостинице, то свободно вышел из кибитки и быстро взошел по лестнице в номер, и чувствовалось, как будто и болезни никакой не было; хотел было сейчас же пить чай, но, подумавши хорошенько, решил прежде чаепития отправиться в холодный собор к преподобному Серафиму. Придя в собор, попросил отслужить молебен с акафистом преподобному Серафиму и затем, приложившись к святым его мощам, вернулся в номер совершенно здоровым — и какая в ночь накануне этого дня была тоска, которую я испытал только раз в жизни, — такая же была теперь радость, какую, можно сказать, также испытал по исцелении от постигшей меня болезни единственный раз в жизни. Да, это истинно:

"Дивен Бог во святых Своих!"

Немного отдохнув и попивши чаю, я стал писать домой письмо об этом знаменательном в моей жизни случае и хотел отправить в тот же день, но подумал, как-то еще ночь пройдет, — и отложил отправку письма до следующего дня, то есть до 4 января. Вечером лег спать в 11 часов и проснулся в 7 часов 4 января совершенно здоровым и бодрым и, еще раз возблагодарив преподобного Серафима, докончил свое письмо и отправил домой.

В тот же день в первом часу я выехал в Арзамас, а переночевав там, отправился в Нижний, Москву и Либаву. Повидавшись с братом и поговоривши о впечатлениях, вынесенных мною из Сарова, и пожелав ему с надеждою на Бога и преподобного Серафима возвратиться с войны невредимым, поехал обратно домой, куда и явился 14 января совершенно здоровым, бодрым и обновившимся душою и телом. Да, дивны дела Твои, Господи!

Но вот прошел уже год с того времени, как я возвратился после второй поездки в Саров, — и опять так и тянет туда и стремишься всей душой как можно поскорее побывать там и поклониться преподобному Серафиму. Да и как же не стремиться и не возблагодарить преподобного Серафима за спасение жизни брата моего, участвовавшего в Цусимском бою 14–15 мая 1905 г. и возвратившегося в Россию совершенно невредимым! Тяжелые дни были во второй половине мая 1905 г., когда весть о гибели нашего флота облетела всю Россию, и спустя только 10 дней после боя я узнал, что брат мой жив, и возблагодарил Господа Бога, что услышал Он нас грешных и чрез заступничество преподобного Серафима утешил нас.

За все время нахождения брата моего в плену я получил от него только одно письмо, в котором он сообщает, что "нас спас только Один Господь Бог", — вот его подлинные слова из письма.