Женщина в Берлине

Мне снова пришлось задуматься о том, каково это в такой бедноте и страхе остаться одной. По-моему так легче, отсутствуют мучения сострадания и жалости к близким. Что чувствует мать девушки с разрушенной судьбой? Что чувствуют по-настоящему влюблённые, которые хотят, но не могут или не решаются помочь? Только опытные мужья выдерживают такое. Не вспоминают о беде. И жёны в своё время им отплатят. Очень тяжело родителям. Я понимаю, почему семьи в минуты смертельной опасности держатся друг за друга.

Внутри, на регистрации, всё прошло быстро. Каждый должен был сказать, какими иностранными языками владеет. Когда я призналась, что немного владею русским, мне дали бумажку, в которой мне было предписано завтра утром прибыть в Комендатуру на должность переводчика.

Вечером я перебирала в голове русские слова и поняла, что знание языка у меня крохотные. Визит к соседке сверху завершил этот день. Штинхен, 18-и летняя студентка наконец-то спустилась с чердака. Раны на её лбу, оставленные осколками камней, наконец-то зажили. Она вела себя как хорошо воспитанная дочка. Принесла из кухни чайник с настоящим чаем и тихо слушала наш разговор. Кажется нашей молоденькой девочке, выглядящей как парень, повезло. Я рассказала, что видела вчера в подъезде ту девчонку, которая скандалила с другой девушкой. Девушка с бронзовым загаром, в белом свитере. Очень симпатичная, но жёсткая и безжалостная в выборе оскорблений. Здесь, за чаем, я узнала, что скандал был из-за ревности: загорелая много раз добровольно встречалась с одним русским офицером, пила с ним и брала у него еду. Её молодую подругу это нервировало. Она была бескорыстным человеком и несколько лет уже делала загорелой подарки и всячески помогала. Всё это мы тихо и спокойно обсуждали между делом за чаем. Мы никого не осуждали. Мы больше не шепчемся. Мы не боимся больше говорить некоторые вещи вслух. Мы просто говорим то, что думаем, дрожа как будто только что с Сириуса.

Среда, 16 мая 1945 года.

В 7 часов по московскому времени я встала. На пустых улицах - тишина утра. Еще магазины пусты и новые карточки не розданы. В решетчатых воротах комендатуры стояла девочка в форме и не пускала меня; но я все же настояла.

Наконец, я сидела внутри в офисе, у коменданта, который был в настоящее время господином более чем 100 000 душ. Тонкий мальчуган, блестящий, белокурый, с необычно тихим голосом. Он знает только русский и в качестве помощницы, у него переводчицу, которая говорит по-немецки и по-русски свободно без акцента. Очкастая девочка в клетчатой одежде, не женщина-солдат. С быстротой ветра она переводит как раз владелицу кафе с острым носом. Она может снова открыть свой магазин? Великолепно, это даже нужно. В чем она нуждается для этого? Мука, сахар, жир, колбаса. Хм, Хм. А что у нее уже есть? Солодовое кофе? Хорошо, она должна разливать его и предлагать, по возможности, музыку, поставить, возможно, проигрыватель, потому, что жизнь действительно нормализуется скоро снова. Электричество будет завтра по всей улице, обещает комендант. Из соседнего помещения подходит, позванный переводчицей, мужчина, вроде как инженер-электрик, который показывает при помощи чертежной синьки коменданту, как идут дела с электроснабжением его района. Я вытягивала шею; нашего блока пока там не было.

Следуют несколько просителей: мужчина в синем халате монтера спрашивает, может ли он привести домой лошадь, которая лежит слабая в крови там, в парке, и позаботиться о ее здоровье. Да, пожалуйста, если имеется в виду лошадь. Тайком я удивляюсь, что эта лошадь еще не была разделена на куски для кастрюль. Или время дикости уже проходит? Удивительно, как каждый внезапно каждому понадобилось одобрение для своих действий. Слово "Комендант" - это ключевое слово в течение этих дней.

Руководитель производства с 2 стенографистками заявляет его малое предприятие, цех для печных труб, бездействует из-за отсутствия материала. «Будет», говорит комендант. «Будет»- это русская магическая формула, переводчица переводит утешая: «Будет опять». «Да, будет», - я тоже могу перевести такую же вторую магическую формулу «завтра», что означает "завтра".

Следуют 2 господина, которые являются, очевидно, директорами шоколадной фабрики. Они привели с собой собственного переводчика, боже мой, по-моему, из тех, что был некоторое временем в России рабочим или солдатом. Хотя пока о шоколаде речь не идет, эти мужчины хотят ржаную муку из пригородного лагеря привезти, что бы производить макароны. Вот так! Комендант обещает им грузовик «завтра».

Деловая атмосфера, никакие штемпелей, небольшое количество бумаги. Комендант работает с маленькими записками. Я наблюдала внимательно, как работает начальство, находила это увлекательном и эффективным.

Наконец, была моя очередь. Я с самого начала призналась, что комендант и без того слышал: то, что я не удовлетворяю переводческим требованиям в отношении языка. Любезно он осведомился, откуда у меня русский язык, какой у меня вид работы. Сказал, что в недалеком будущем определенно потребуются снова люди, которые могли бы обходиться с камерой и карандашом - я просто должна подождать. Я осталась довольной.

Между тем вошли 2 русских, оба чистые, в наградах, в только что выглаженных формах. Вымытое и чистое бытие - это кусок «Культуры», знак более высокой человечности у них. Я вспоминаю про плакаты, которые висели тогда во всех Московских учреждениях и в трамвайных вагонах, со слоганом: «Умывай ежедневно лицо и руки, волосы - по меньшей мере, раз в месяц». Также и чистка ботинок – часть этой культуры и религии чистоты. Поэтому меня не удивляет, как подчеркнуто чистыми они стараются быть, как только могут.

Оба мужчины беседуют вполголоса с комендантом. Наконец, он обращается ко мне и спрашивает меня, помню ли я старшего лейтенанта Соундсо и не могу ли я переводчицей его сопровождать - он уполномочен инспектировать банки района. Это меня устраивает. Я радуюсь любой активности, если это не носка воды и поиски дров.

Рядом с темноволосым и хорошо выглядящим офицером я бегу рысью по Берлинским улицам. Медленно и с отчетливом произношении, как говорят с иностранцами, плохо понимающими язык, он объясняет мне, что мы посетим сначала немецкого бургомистра и запросим список филиалов банка у него.

«Бургомистр», так называется теперь этот бургомистр по-русски. В ратуше народная толкотня, суматоха в тусклых проходах. Мужчины летают от комнаты к комнате; постоянно громыхают двери. Где-то звуки пишущей машинки. Рукописные листки наклеены на нескольких колоннах, там, где был просвет: там про женщину, которая потеряла разум 27 апреля и убежала, от находящийся в поиске ее родственников. «Упомянутому лицу 43 года, имеет поврежденные зубы, черные окрашенные волосы и ходит в тапках».

Бургомистр окружен мужчинами вокруг письменного стола. Они говорят, сильно жестикулируют, переводчик между тем гогочет. В несколько минут старший лейтенант получает желаемый список филиалов банков. Девушка печатает адреса на машинке. Букет сирени украшает подоконник.

Мы уходим прочь. Старший лейтенант сдержан и очень вежлив. Он спрашивает, не идет ли он слишком быстро, была ли я знаком с банковскими делами, не надоело ли мне уже сопровождать его...

В Дрезднер банке мы встречаем уже порядок: чистые столы, на которых лежат прямоугольно разложенные карандаши. Черновики раскрыты, все сейфы невредимы. Вход в этот банк лежит через ворота.

Иначе в Коммерцбанке; конюшня из земли, и пусто. Все сейфы расколоты, некоторые сейфы разбиты, некоторые разрезаны. Всюду испражнения, плохо пахнет. Мы убегаем.

Дойче Банке выглядит чистым наполовину. 2 мужчины носятся и хлопочут. Сейфы пусты, но все же в полном покое, открыты были ключами банка. Один из мужчин говорит мне, что они нашли адрес директора банка, прибыли к нему на грузовиком, чтобы привезти, но нашли его с женой и дочерью отравленным. Сразу же они поехали к заместителю и потребовали от него открыть сейфы. Этот банк уже работает. Вывеска сообщает, что он открыт между 13 и 15 часами к приему платежей. Ну, хотела бы я посмотреть, кто вносит теперь тут платежи. Даже старомодный чулок или метод матраса кажутся мне все же решительно более надежными.