Как жил, работал и воспитывал детей И. В. Сталин. Свидетельства очевидца

Е. Г.: Был ли Сталин формалистом, буквоедом?

А. С.: В некоторых вопросах, конечно, он был педантичен, точен. Совершенно четко требовал исполнения и следил за выполнением принятых решений. Но не был формалистом ради самой формальности. Это можно продемонстрировать на таких примерах.

Мне рассказывал маршал артиллерии Нико­лай Дмитриевич Яковлев, дело было в 1942 году. Яковлев тогда еще недостаточно знал характер Сталина. Когда Яковлев пришел к нему по вызову, Сталин сразу сунул ему бумагу и сказал: «Это что такое?»

Яковлев прочитал. А это жалоба какого-то на­чальника, что формируемой кавалерийской ди­визии выданы шашки, на эфесе которых выгра­вировано «За Веру, Царя и Отечество». Яковлев воспринял это как серьезный упрек и стал докла­дывать: ошиблись, не успели, у нас шашки не про­изводятся, и мы пользуемся запасами еще царско­го времени, но когда мы выдаем формируемым дивизиям эти шашки, стираем эту надпись, ну а здесь пропустили — виноват.

Тогда Сталин спрашивает: «А шашкой с такой надписью немцу голову срубить можно?» Яковлев отвечает, мол, можно, конечно. Сталин: «Тогда дай им Бог и за веру, и за царя, и за отечество. А дурака этого, что жалуется — чтобы в Москве больше не было». И еще сказал, мол, с такими формалистами будьте осторожны: они — опасные люди.

Еще один специалист написал Сталину, что Яковлев игнорирует производство химических боеприпасов в то время, когда это очень важно. Яковлев Сталину доложил: «У нас достаточно хи­мических боеприпасов. Сейчас химия не приме­няется, у нас есть запас. Если потребуется, мы можем возобновить это производство. А сейчас нам нужны осколочно-фугасные снаряды». На что Сталин сказал: «Наверное, этих любителей хи­мии надо отправить начальниками химических складов. Пусть нюхают химию, сколько хотят, чтобы мало не казалось».

Или возьмите пример с разгрузкой сахара в Мурманске. Начальником порта во время вой­ны там был Папанин, и вот пришел корабль, груженый сахаром, необходимо быстро разгру­зить, пока не налетели немецкие самолеты и не разбомбили, а людей для разгрузки нет. И Папанин распорядился каждому, кто будет работать на разгрузке, выдать мешок сахара. Ну, разгрузили. Сталину докладывают о таком самоуправ­стве Папанина, разбазаривании им продуктов, и требуют для него серьезного наказания. Сталин спрашивает: «Кто съел этот сахар?» (То есть выданный Папаниным.) Там замялись. Как кто? «Ну, кто его съел? — опять Сталин спрашивает. — Люди?» Ему, мол, да, конечно, люди. А он: «А вы бы хотели, чтобы рыбы съели? » И разговор был окончен.

Сталин и Надежда Сергеевна

Ведется много разговоров о взаимоотношениях Иосифа Виссарионовича Сталина и его жены Надежды Сергеевны. Рассуждают и говорят об этом люди, которые ни разу в жизни не видели ни того, ни другого в кругу семьи и об отношени­ях их как супругов (а именно это больше всего и интересует нынешних «исследователей») не мо­гут знать в принципе. В очередной беседе с Арте­мом Федоровичем мы затрагиваем и эту тему.

Е. Г.: Каковы были отношения в семье, как бы вы охарактеризовали взаимоотношения Стали­на с женой?

А. С.: Мы были детьми и не все могли понять, но нам казалось, что относился он к ней очень хорошо: никаких повышенных тонов, споров, пререканий. Мы чувствовали, что это были от­ношения людей, которые очень близки, людей, понимающих друг друга. По воспоминаниям и от­зывам моей матери, знавшей их хорошо, дружив­шей с Надеждой Сергеевной, Сталин её безумно любил! Она его тоже очень сильно любила. Её смерть стала для него сильнейшим ударом. После её смерти он жил вдовцом, и домашнего очага, се­мейного дома как такового не было, были казенные квартиры.

Е. Г.: Какой вам запомнилась Надежда Сергеевна?

А. С.: До сих пор считаю, что это самая краси­вая, самая элегантная женщина, каких я видел и знал. Но она не была фотогеничной, и фотогра­фии не передают её красоты. В жизни деле она была несравненно красивее.

Мы о Надежде Сергеевне много говорили с моей матерью, и она отмечала, что Надя и Сталин были людьми очень разными. Он был человеком широкой натуры. Любил находиться среди людей, любил шутку, юмор и, как кавказец, любил застольные компании, любил посмеяться, иногда и крепкого слова не гнушался.

Однако все у него было подчинено делу, работе. В быту, пище, одежде был большим аскетом. Не терпел роскоши, украшательства и загранич­ных вещей. Он всегда работал. Даже находясь на отдыхе на даче или на юге, он все равно работал.

Надежда Сергеевна была другой. Может, влияли немецкие корни её матери — Ольги Евгеньев­ны. Видимо, отсюда — педантичность, некоторая сухость, строгость и постоянная собранность. У нее все было расписано по времени и по местам.

К Васе и даже к Светлане она была строга, предписывала им определенный режим дня. С обслугой была более официальна, чем муж, однако очень корректна и даже деликатна.

Е. Г.: Кто больше занимался воспитанием детей: Сталин или Надежда Сергеевна?

А. С.: Конечно, Надежда Сергеевна. Она не была домохозяйкой, училась, работала, но времени у нее для занятий с детьми оставалось всё-таки больше. Но если Сталин приходил домой пораньше, пока де­ти не спали, он обязательно с нами занимался. На­до сказать, что Надежда Сергеевна была строже и требовательнее. Сталин часто действовал методом убеждения. А она сказала — надо выполнять.

У моей матери осталось много писем и теле­грамм от Надежды Сергеевны. Они относились, главным образом, ко времени, когда Надежда Сергеевна и Сталин или мать уезжали из Моск­вы, когда Вася оставался у нас или я был у них. Письма и телеграммы, как правило, коротки, чет­ки и конкретны. Вообще, она была очень пункту­альна во всем, аккуратна и обязательна. Ну и в работе, когда они занимались нашим детским до­мом, она всегда была деловита, точна.

Когда Надежда Сергеевна еще работала в Секретариате Ленина, «старики» вспоминали об этих её качествах. В послевоенное время Елена Дмитриевна Стасова об этом вспоминала. А уж она-то была «абсолют». Её организованность и требовательность были беспредельны. Потому её похвала дорогого стоила.

За домашним хозяйством Надежда Сергеевна наблюдала зорко, но, главным образом, за тем, чтобы не было излишеств в расходе казенных средств. Своих личных средств было совсем не­много. Тогда существовал жесткий и очень огра­ниченный «партмаксимум». Ведь подхалимы и нечестные люди, пусть в меньшем количестве, чем теперь, но все равно были. Да и наверняка имелись недруги, которым нужна была компро­метация Сталина.

Сама Надежда Сергеевна была очень скромна, даже аскетична. Парфюмерии практически не употребляла. Лишь чуть-чуть — духи или одеко­лон. Не пудрилась, не красилась. Причесывалась просто, всегда одинаково: на прямой пробор, сза­ди с пучком. И никаких украшений: бус, сережек, колец, перстней, ожерелий — никаких.

Одевалась строго, просто. Как правило, темно-синяя юбка, такая же жакетка, белая блузка, черные туфли-лодочки, пальто темное, строгое, с небольшим меховым воротничком. Шляпа стро­гая, простая, в виде чалмы, или черный берет.

Никакого обширного гардероба у нее не было, все в одном небольшом платяном шкафу, и ника­ких шкатулочек с драгоценностями. Она прекрас­но держалась, всегда была собрана, никогда не распускалась, не ныла, не жаловалась, а если ей было тяжело или даже невмоготу, то не показы­вала вида. Она была сильным, очень деятельным, абсолютно честным, бескорыстным, лишенным меркантильности, верным, и при этом довольно скрытным и чуть-чуть суховатым человеком. В об­щем, не было в ней большой женской теплоты.

В 16 лет она вышла замуж и разделила с мужем все тяготы и успехи работы и борьбы. Четыре года революции и гражданской войны, которых она была не просто свидетелем, но непосредст­венным участником. Шла борьба не на жизнь, а на смерть: с Троцким, троцкизмом, с левой и пра­вой оппозицией; индустриализация, коллективи­зация — все это не обходило её стороной. Она всегда находилась в гуще событий. Многое реша­лось при ней, в её доме, в её квартире.