Любовные и другие приключения Джиакомо Казановы, кавалера де Сенгальта, венецианца, описанные им сам

— Помилосердствуйте, сударь, не ходите далее. Пощадите жизнь моей племянницы и свою собственную. Здесь наши друзья и при них оружие.

— Я-то знаю, как они им пользуются!

— Боже мой, вы хотите всех нас погубить! Моя бедная племянница в бреду, ей всё ещё кажется, что вы стоите над ней с пистолетом. Ведь вы поклялись убить её.

Я пожал плечами и вернулся к себе. На следующий день новая попытка проникнуть к больной, и снова отказ. Тётка сказала мне, что лекари не оставили ей никакой надежды.

— Это ещё не причина, чтобы умереть.

— Вы же знаете, что она сейчас в критическом положении...

— Опять своё! А парикмахер?

— Грех молодости! Я тоже не избежала этого.

— Это выше всяких похвал.

— Вам не достаёт воспитания, сударь. В подобном положении галантный мужчина не должен ничего замечать.

— У вас отменные принципы.

При выходе я столкнулся с Гударом.

— Так вот, она при смерти.

— Вы её видели?

— Нет, но мне сказали. По словам служанки, она как безумная. Кусает всех, кто хочет приблизиться, и катается по кровати совершенно голая.

Всю ночь я ходил взад и вперёд по комнате. Гудар молчал, говорил только я. Когда занялся день, я пошёл ещё раз узнать новости. Меня впустили в комнату, где расхаживала чахлая фигура, распевавшая псалмы.

— Она умрёт?

— Да свершится воля Бога! Она ещё дышит, но через час всё кончится.

При этих словах меня охватило непреодолимое желание застрелиться. Возвратившись к себе, я написал завещание в пользу синьора Брагадино, взял пистолеты и направился к Темзе, намереваясь дойти до набережной и там исполнить своё намерение. Когда я подошёл к Вестминстерскому мосту, кто-то схватил меня за руку: это оказался один молодой джентльмен по имени Эгар, с которым я познакомился у лорда Пемброка.

— Вы похожи на актёра из трагедии, кавалер! Куда это вы направляетесь с таким потерянным видом?

— Не имею представления.

— А что с вами?

— Сам не знаю.

— Готов биться об заклад, что вы собираетесь сделать какую-нибудь глупость, это написано у вас на лице.

— Ещё раз говорю, со мной ничего не случилось. До свидания.

Но Эгар заметил, что из моего кармана торчит дуло пистолета.

— Так, значит, дело чести! Как друг, я не могу вас отпустить одного к барьеру.

— Клянусь вам, я не намерен драться. Это всего лишь прогулка.

— В таком случае и я с вами.

— Сделайте одолжение.

Мы пошли вместе, он болтал о том и о сём, я же молчал. При ходьбе появляется аппетит, и он предложил мне отобедать. Мы как раз проходили мимо “Пушки”, знаменитой лондонской ресторации, где после чая и ликёров обыкновенно появляются девицы. За десертом к Эгару подсела какая-то принцесса.

— Тут со мной одна моя подруга, француженка, — объявила сия нимфа.

— Превосходно! — воскликнул Эгар. — У нас составится квартет.

Учтивость не позволяла мне отказаться. Я отложил своё смертоносное оружие и, выбросив пули в окно, расцеловал Эгара, вполне заслужившего это, — ведь он спас мне жизнь. Обе девицы были и в самом деле созданы для наслаждений, однако переживания прошедшего дня истощили меня. Известное самолюбие, от коего мужчина никогда не свободен в подобных делах, побуждало меня сыграть достойную роль. Увы! Это оказалось невозможным — ласки красавиц были обращены на мраморное изваяние. Англичанка пришлась мне по вкусу несравненно более, чем француженка, и я просил Эгара передать ей мои извинения за непредумышленную холодность. Она изобразила недоверие и пожелала удостовериться в этом de visu, [4] a затем пригласила к обильным возлияниям, уверяя, что вакхический сок зажжёт оцепеневшую в моих венах кровь. Однако Вакх лишь вынудил меня изречь несколько глупостей, но в остальном не произвёл ни малейшего действия. Тогда Эгар вышел и привёл трёх слепых музыкантов. Он заставил всех нас раздеться, и мы начали танец сатиров. Ноги мои подгибались, я едва держал равновесие и принуждён был удовлетворяться лишь зрелищем, в коем сам не мог принять участия. Эгар обладал головой Антиноя в сочетании с торсом Геркулеса. Женщины не уступали самим грациям — их полные, но гармонически сложённые тела являли собой воплощение любовной страсти. Четыре раза подряд, как молодой лев, Эгар падал в их пламенные объятия. Они оставили его бездыханным и оделись, выражая сожаление. Дамы получили по четыре гинеи каждая, и я был вынужден просить Эгара отдать и мою долю, ибо, собираясь отправиться к Харону, не взял с собой ни шиллинга. Неясная мысль о самоубийстве всё ещё преследовала меня, но я сказал себе, что прежде, чем расстаться с жизнью, надобно заплатить долг. Эгар удержал меня и отвёз в Ранлей. Отдав час сну, он был расположен возобновить оргию.

Здесь меня ожидала странная встреча. В ротонде танцевали, и моё внимание привлекла своими завлекающими движениями одна женщина, которую я видел только со спины. Внезапно она обернулась, и я узнал Шарпийон. Волосы у меня зашевелились, а ноги пронзила резкая боль. Впоследствии Эгар рассказывал, что при виде моей бледности ему показалось, будто я сейчас же свалюсь в припадке падучей. Раздвинуть толпу, подойти к Шарпийон и заговорить с ней было делом одного мгновения. Я не помню, что сказал ей, но она в ужасе убежала. Когда я во всём признался Эгару, он пришёл в страшное возбуждение от вероломства этой кокетки.

— Девка была здесь с графом Гровенором, она уехала в его карете. Вы должны отомстить, ведь у вас есть письмо, в котором старуха признаёт, что вы доверили её дочери два векселя. Потребуйте возвращения и упрячьте этих женщин в тюрьму.

Мне понравился его совет, и я поспешил к прокурору. Тот счёл мои доказательства неопровержимыми, я же засвидетельствовал всё клятвой согласно законам и обычаям и добился постановления об аресте. Одновременно я вызвался сопровождать полицейских к моим мошенницам. В ту минуту, когда я указывал им дом, появилась Шарпийон. Вид её взволновал меня, и я поспешил ретироваться. Моему слабому сердцу уже хотелось задержать исполнение приговора. На следующий день явился Гудар — он весь сиял.

— Великолепно! Теперь я узнаю вас, вот настоящая решительность. Бабы под замком, мне уже всё рассказали. Когда пришли люди в чёрном, они хотели разыграть удивление, ведь путешествие в Кингс-Бэнч им явно не по вкусу. Но их никто не стал слушать, а в лучшем виде посадили на полицейскую фуру. Зато наши сводники, Ростэн и Гумон, хотели показать зубы, но полицейские затолкали этих негодяев туда же, да ещё примяли ногами, словно гнилые яблоки.

— Ну, а Шарпийон?

— Поражена, будто громом, можно помереть со смеху. Закупорилась со старухами, каково удовольствие! Ей приходится готовить еду и подметать пол, ведь теперь у них нет ни шиллинга.

— Она озлоблена против меня?

— Не желает даже слышать ваше имя, для неё вы самое отвратительное чудовище. Мне кажется, представление близится к развязке. А жаль, становится всё интереснее и интереснее.

Как узнает читатель, для меня эта развязка оказалась из неприятнейших.

Я несколько дней не виделся с Эгаром, но однажды утром он пулей влетел ко мне и бросил прямо на постель десять тысяч гиней.

— Что это за деньги, и где вы пропадали?

— Мой друг, я влюблён.

— Старая песня!

— Эта женщина и в самом деле прелестна!

— Готов поверить на слово, но о ком изволите говорить?

— Чёрт возьми, она вам хорошо известна — это Шарпийон.

— Так, значит, вы возвращаете её долг? Благодарю, но вам предстоит ещё многое.

Я объявил векселя погашенными и почёл всё дело оконченным, но ошибся. Однажды, возвращаясь в полночь с бала, я встретил какого-то прохожего, который крикнул мне: “Доброй ночи, Сенгальт!” Я высунул голову в окно кареты и ответил на приветствие. Внезапно два человека остановили моих лошадей и направили на меня дула пистолетов:

— Именем короля! Вы арестованы!

Сохраняя хладнокровие, я спросил о причине ареста.