Сталинград: К 60-летию сражения на Волге

Для массы уцелевших, которые вырвались из сталинградского ада, эпилог трагедии длился недолго. Десятками тысяч они погибали уже в первые месяцы своего плена. Голод и лишения, мороз и болезни сделали их верной добычей смерти еще до окончания военных действий. Многомесячный массовый мор расчистил не только оставшиеся на поле сражения лазареты. Вместе с колоннами пленных смерть входила в ворота различных сборных лагерей: в Бекетовку, Красноармейск и Фролов, где повсюду свирепствовали опустошительные эпидемии. И никогда не удастся составить бесчисленный список жертв Сталинграда, назвать все цифры, имена и описать отдельные судьбы.

Те, кто после долгих лет плена обрел свободу и начал новую жизнь на родине, должны постоянно вопрошать себя: как их собственное существование оправдывает гибель других и каким образом они могут соблюсти и выполнить завет своих павших товарищей? Но и вся Германия должна помнить своих бесчисленных сыновей, которые покоятся в далекой русской степи. И сегодня, и в будущем Германия должна сделать все для того, чтобы их незабвенная жертва была осмыслена грядущими поколениями.

Бесчисленные холмики над немецкими могилами у Сталинграда давно уже исчезли. Вскоре после битвы кладбища были сровнены с землей, а иные превращены в футбольные поля. От целого полчища простых деревянных крестов ничего уже не осталось. Но там, над Волгой, еще стелется невидимый гигантский крест. И отбрасываемая им тень нависла над всем немецким народом, проникновенно и предостерегающе взывая к нашим сердцам!

Заключение

ПОСЛЕ ОКОНЧАНИЯ Сталинградской битвы минуло 20 лет [14]. За прошедшее время четко определились всемирно-исторические масштабы этого события. «Для Германии битва под Сталинградом явилась самым тяжким поражением за всю ее историю, для России же — ее величайшей победой. В сражении под Полтавой (1709 год) Россия стала великой европейской державой; Сталинград положил начало ее превращению в одну из двух могущественнейших мировых держав» [15].

В сознании немецкого народа — и отнюдь не только того поколения, которое пережило Вторую мировую войну, — название города на Волге, где разыгралась трагедия, надолго сохранит свое зловещее звучание. Этот город на Волге пылающим заревом осветил военное, политическое и моральное крушение всего нацистского режима. Преисполненная глубокого символизма трагическая эпопея обнажила дьявольскую сущность антинравственной государственной и военной системы гитлеризма. За этой системой, поддавшись ее воздействию, вплоть до самого ужасного конца в самоубийственном ослеплении следовало большинство немцев.

Фельдмаршал Паулюс был одним из тех, кто помогал претворять в жизнь пагубные приказы. К сожалению, лишь после катастрофы он понял, во имя чего отдали свои жизни многие борцы Сопротивления и политически мыслящие представители офицерства. По возвращении из плена Паулюс в одном из своих публичных выступлений весьма верно отметил символическое значение трагедии на Волге: «В событиях Сталинградской битвы и сопутствовавших ей явлениях отразились как в капле воды все проблемы гитлеровских захватнических войн, все противоречия между требованиями стратегической обстановки, с одной стороны, и теми политическими и экономическими целями, которые ставило перед собой верховное руководство, — с другой стороны. Мы видим самоотверженность немецких солдат и офицеров. Но их самоотверженность была использована в преступных целях. Мы видим также предел человеческих и материальных возможностей, видим потрясающие личные трагедии, — короче говоря, мы стали свидетелями всех бедствий, которые претерпел немецкий народ. В результате развязанной Гитлером войны обрушились бедствия на подвергшийся нападению Германии советский народ» [16].

Эти мысли заслуживают того, чтобы углубить и развить их, ибо они в самом деле наглядно раскрывают характерные черты пережитой войны и того режима, неизбежным порождением которого она была. Уже одна только авантюристическая попытка одновременно прорваться и к Волге, и на Кавказ показала сумасбродность захватнических планов. Стремление овладеть военно-промышленными центрами показывает, как далек был от классических законов стратегии дилетантствующий диктатор. Наступление на многие сотни километров в глубь вражеской территории велось без учета элементарных географических и метеорологических условий, без достаточных резервов и нормального снабжения войск, которых принудили выполнять непосильные задачи. Как и вся война в целом, это была игра ва-банк, и высший генералитет не положил ей конец. Наконец, стремление во что бы то ни стало овладеть Сталинградом, которое в значительной мере диктовалось нелепыми и безответственными соображениями престижа, полностью разоблачило кощунственное высокомерие и аморальность Гитлера и его мировоззрения. Все, что было передумано и перечувствовано, сделано и упущено во время битвы в окружении, совершенные при этом добрые и дурные поступки, — все это представляло драматический сгусток той общей судьбы, которая выпала на долю немецкого народа. То было символическое воплощение пагубного пути, на который была совращена вся нация: захват чужих земель и высокомерное пренебрежение к другим народам, самонадеянность и фанатизм, роковое стремление приспособиться к происходящему и бесплодные протесты, беспрекословное повиновение и бесчисленные душевные конфликты, лживые обещания и наивная доверчивость, самоотверженное выполнение долга и злоупотребление высокими побуждениями и преданностью, демагогическая пропаганда и надругательство над человеческим достоинством, распространившееся повсюду солдафонство и верноподданничество вместо сознания гражданской ответственности, всеобщая вина и покорность злому року перед лицом событий, которые в конечном итоге должны были с фатальной неизбежностью привести к катастрофе. В сталинградской катастрофе как в фокусе отразились все наиболее характерные свойства нацистского государственного и военного руководства. Эта катастрофа является гигантским уроком военного провала, на котором история как бы решила продемонстрировать все наихудшие последствия сосредоточения безграничной власти в руках одного «фюрера», тоталитарных порядков и беспрекословного повиновения безумным приказам.

Удалось ли немецкому народу за прошедшие 20 лет идейно и политически избавиться от чудовищного наследия во имя и в интересах своего оздоровления? Можно ли действительно сказать, что дискуссия вокруг сталинградских событий и порожденных ими проблем дала плодотворные результаты? И есть ли уверенность в том, что полезные уроки прискорбного прошлого станут достоянием наших потомков? На эти вопросы никто не может, не греша против совести, ответить утвердительно. В восприятии истории нацизма и участия Германии во Второй мировой войне, одним из наиболее характерных эпизодов которого, как только что было отмечено, явилась сталинградская катастрофа, у немцев наблюдается своеобразное раздвоение сознания. Оно проявляется во многих сторонах мышления и в оценке различных событий и явлений, не в последнюю очередь как раз таких, как битва на Волге и движение Сопротивления против Гитлера. В первый послевоенный период не было недостатка в искреннем стремлении познать и осмыслить происшедшее, чтобы, руководствуясь благими намерениями, разделаться с недавним прошлым и преодолеть унаследованные заблуждения. Однако по мере того, как свиток лет все больше отдалял от нас катастрофу на Волге, а материальное благосостояние в результате высокой экономической конъюнктуры поднималось и наступило самоуспокаивающее благоденствие, стремление осмыслить прошлое умирало и процесс великого обновления и очищения от прежних грехов так и не состоялся. Лихорадочная погоня за внешними успехами и повышением жизненного уровня постепенно заглушила в широких кругах немецкого населения пробужденное тотальной военной катастрофой чувство политического и нравственного самосознания. Жажде наживы мешали воспоминания о недобром прошлом. Так создавалась атмосфера обманчивой неуязвимости, на почве которой произрастало сытое равнодушие и тупое пренебрежение к моральным и духовным ценностям, обладание которыми при нынешних общественных и жизненных условиях стало восприниматься как нечто само собой разумеющееся, хотя на самом деле их нужно отстаивать в повседневной борьбе.