Следы в сердце и в памяти

На переменке между уроками Игорь Дремач поинтересовался, приду ли я сегодня вечером играть в волейбол. Когда я ответил отрицательно, он напомнил, что завтра у нас календарная игра. На неё я тоже не мог пойти из-за репетиции домрового ансамбля филармонии, в которой был уже зачислен на весь летний сезон. Через неделю мне уже предстояло выезжать с концертами, а между концертами - те же репетиции. "А как же наши прелестные дамы?" - вдруг мелькнуло в голове, и от этой мысли я мгновенно протрезвел, будто меня окатили холодной водой. Как же я об этом не подумал раньше? Что же теперь делать? Вся амурная романтика рухнула в один миг. Не мог же я, в самом деле, подвести Георгия Наумовича и пойти на попятную, отказаться от уже заключённого соглашения с филармонией! И поймёт ли меня Кемал? Он, наверное, скажет, что одно другому не помеха, но я так не думал. Как гласит одна наша мудрая пословица, одной рукой два арбуза не обхватишь, что равносильно пословице о погоне за двумя зайцами. Промучавшись оставшееся до конца занятий время над решением неразрешимой задачи, я тут же перемахнул через ограду и пошёл к Кемалу. Дома была только его младшая сестра, года на два моложе нас, очень красивая и бойкая девица, с которой мы проболтали некоторое время до возвращения Кемала. Кемал вернулся очень озабоченный чем-то и, едва скинув с плеч школьную сумку, предложил выйти из дома, чтобы поговорить. Сначала он говорил, а я слушал. Говорил он, чувствуя себя в чём-то виноватым, и его речь сводилась к следующему. Он после нашей вчерашней встречи очень много думал о затеваемом деле и пришёл к выводу, что нам вряд ли удастся провести его в жизнь. С учёбой у него обстояли дела не блестяще - он не был в числе отстающих, но и успехами не блистал. Вот-вот начинаются выпускные экзамены, он дал маме слово (отец умер в прошлом году) сдать их прилично, затем предстоят вступительные экзамены в Медицинский институт. Значит, летом надо усиленно готовиться к ним, обратив особое внимание на русский язык, может быть, даже придётся заниматься с репетитором. Если он не поступит в институт, как завещал ему отец, сам по специальности зубной техник, - прямая дорога в армию с неопределёнными последствиями. "Поэтому, - сказал он, - у меня появились большие сомнения. Но если ты будешь настаивать, я вынужден пойти на риск - будь, что будет. Подвести товарища - это самое последнее дело. Как ты решишь, так и будет", - заключил Кемал свою речь.

Я не стал скрывать, что и меня одолевали аналогичные сомнения, и тоже пришёл к выводу, что нам следует отказаться от наших сладких грёз. И он, и я получили большое облегчение от этого разговора, и в течение нашей долгой дружбы, длившейся всю жизнь, до самой кончины Кемала в 1995 году, при каждой встрече мы непременно вспоминали этот эпизод, украшая его какими-то деталями, и подтрунивали друг над другом, возлагая вину за неудавшееся предприятие друг на друга. В этой связи вспоминается один небольшой рассказ Чехова под названием "Длинный язык". В нём повествуется о том, как одна столичная дамочка, отдыхавшая в Ялте со своей подругой, попала впросак, рассказывая по приезду домой мужу о не очень нравственном поведении своей подруги. У обеих были, как часто практиковалось в те времена, так называемые "татарские проводники", которые водили их на прогулки в горы и вообще оказывали разные другие услуги для приятного проведения отдыха. Мы с Кемалом чуть не оказались в роли Сулеймана и Маметкула, "проводников" чеховских дамочек, правда, в несколько осовремененном виде, так как у нас не было ни лошадей для совершения с ними горных прогулок, ни свободного времени.

Поездка в Севастополь

Однако пора уже вернуться в наш санаторий "Золотой пляж", где меня ждут Яков Семёнович и Валя. Я пропустил и обед, и полдник, но голода не чувствовал, будучи поглощён своими воспоминаниями. К ужину я вполне успевал, поэтому, не торопясь, двинулся в сторону автобусной станции у колоннады, решив, что по пути нигде задерживаться не буду. И всё же кое-где в пути нельзя было не остановиться хотя бы на минуту-другую. Автобуса пришлось ждать недолго, к тому же даже нашлось сидячее место. До ужина ещё оставалось около получаса, и я прилёг, чтобы немного отдохнуть, но тут же задремал - давала себя знать бессонная ночь. Когда очнулся, время ужина уже прошло, но я всё же направился в сторону столовой, скорее по инерции, чем с какой-либо определённой целью. Тут я и встретил Валю и Якова Семёновича, которые, оказывается, поджидали меня у столовой до самого закрытия. Как только мы встретились, Валя стала рассказывать, что Яков Семёнович всех нас записал на экскурсию в Севастополь, но ей ехать не хочется, так как в машине её всегда укачивает. Она явно искала во мне поддержки. Я не стал кривить душой и сказал, что мне бы очень хотелось посмотреть на послевоенный Севастополь, и заботу о её состоянии я беру на себя, так как знаю один секрет. А сейчас умираю с голоду, и нам немедленно надо отправиться к забегаловке и что-нибудь перехватить, чтобы как-то протянуть до утра.

Оставшиеся до поездки в Севастополь два дня мы провели, как обычно, купаясь в море, загорая, совершая небольшие прогулки по окрестностям, один раз даже прокатились на катере вдоль побережья, любуясь со стороны моря чудесными пейзажами кусочка Южного берега Крыма. Я показывал своим спутникам хорошо известные мне места, рассказал легенду о "Русалке" и "Разбойнике Али-бабе", поделился сохранившимися в памяти сведениями об истории одной из архитектурных жемчужин этого края - красавицы "Дюльбер" с её белоснежными очертаниями в стиле восточных сказок, чётко выделявшимися в окружающей её сплошной зелени.

Накануне отъезда в Севастополь, во время завтрака, наша "массовичка", ведающая культурными мероприятиями, сделала объявление о том, что отъезжающим завтрак будет подан в 7.30, обед будет заменён сухим пайком, а к ужину мы успеем вернуться. В течение дня всем получить в администрации свои паспорта, а по приезде сдать их обратно. Обувь надеть лёгкую и удобную. Автобус отходит в 8.15, места не распределены, занимать кому как удобно, по договорённости. В пути будет сделана одна остановка на пять минут. В городе всем держаться вместе, никаких отлучек не допускается, так как город закрытый. При этом объявлении я почувствовал некий дискомфорт в связи с упоминанием о закрытости города и о паспортах, вспомнив свои недавние симферопольские злоключения.

На следующее утро вся группа довольно дружно позавтракала и небольшими компаниями направилась в сторону шоссе к автобусу, в том числе и наша тройка, к которой присоединился и профессор Иорданский, приятель Якова Семёновича по институту, очень милый и немногословный человек, постоянно углублённый в свои мысли, отчего его взгляд казался несколько растерянным и даже удивлённым. Поскольку мы сидели за одним столом, я успел хорошо с ним познакомиться, и мне было приятно видеть его в нашем обществе. Когда мы чуть отошли от столовой, Валя вдруг побежала обратно, крикнув нам, что она там что-то забыла, и попросив меня занять для неё место рядом с собой. С помощью слабо прикрытой хитрости она решила сама распределить заранее, кто с кем должен сидеть. Её неравноправное отношение к нам я заметил и несколько дней тому назад, когда после моего возвращения из Ялты она довольно настойчиво попросила взять её с собой при следующей поездке. Мой отказ, высказанный в очень мягкой, деликатной форме, тогда явно огорчил её, но я не стал допытываться, почему у неё появилось такое желание. По понятным только мне одному причинам я не хотел иметь рядом с собой в Ялте ещё кого-то.

Все расселись, и автобус тронулся. Дорога почти сразу пошла зигзагами круто вверх, испытывая на "прочность" слабых, да и традиционно присутствовавший в большинстве автобусов запах из смеси бензина, отработанных газов и горелого машинного масла призывал к мобилизации наших сил. Нынешней нижней дороги - выпрямленной, гладкой, с прекрасным ровным покрытием и туннелем - ещё не существовало. Она шла через Байдары (переименованной в Орлиное), на значительной высоте и отдалении от моря. Валю я посадил у окна и дал ей в руки заранее сорванную веточку туи, которую надлежало время от времени растирать и вдыхать горьковато-терпкий запах. При каждом повороте я велел ей свой взгляд направлять к центру кривизны дороги, для чего приходилось вести себя активно, следя за дорогой.