Следы в сердце и в памяти

Эта искренность, идущая из глубины души, просто покорила меня. До сих пор такого сочувствия, во всяком случае, выраженного на столь эмоциональном уровне, я не встречал даже от очень близких друзей и товарищей, которых было немало. В этот момент я был сильно раздосадован на самого себя и не был расположен к длинным разговорам.

Почему я не смог подавить в себе желание побывать в Севастополе, разве это было так необходимо? Неужели я забыл эту унизительную процедуру в Симферополе и сделанном предупреждении о моём временном нахождении по месту расположения санатория без права перемещения? Зачем надо нарываться на эту неприятность? А, может быть, это не так уж плохо: хоть несколько десятков человек узнали чуть больше о своей стране, "где так вольно дышит человек". Вероятно, уже завтра придётся покинуть санаторий, может быть, даже под конвоем.

- Хорошо, Валя, - сказал я, - расскажу вам, пока есть возможность, только соображу, с чего начать, потому что история эта длинная.

Начал с описания мая 1944 года и его последствий как для моей семьи, так и для всего народа. Рассказал о довоенном времени и о положении в Крыму во время войны. Валя внимательно слушала и почти не задавала вопросов. Коснулся истории завоевания Крыма и разрушения государственности и культуры крымских татар. Закончил своё повествование рассказом о незабываемой встрече с симферопольской милицией.

- Так что, Валя, - заключил я, - не удивляйтесь, если завтра предложат мне немедленно покинуть пределы Крыма. А я ещё раза два хотел побывать в Ялте, да и с вами, скажу откровенно, жалко так рано расставаться.

Валя была подавлена услышанным, и мы некоторое время сидели молча, каждый погруженный в свои мысли. Наконец она первая заговорила:

- Рефат Фазылович, ведь это очень страшно - то, что вы рассказали. Неужели у нас такое возможно? Если бы я сама не видела, не слышала, ни за что бы не поверила. Что же вы собираетесь делать? Могу ли я вам чем-то помочь?

- Чем тут можно помочь? Да ничем. Человек против государства - пылинка. Скажу откровенно, Валя, - я, как и многие другие, по наивности думал, что это - злодейство, задуманное и совершённое Сталиным. Но вы видите, уже пятый год, как его нет, а меня в Крым не то, чтобы жить, даже приехать отдохнуть не пускают. А что говорить об остальных, находящихся на положении навечно сосланных! Если народ в течение жизни одного-двух поколений не сможет вернуться в Крым, он обречён на исчезновение с лица земли; в силу малочисленности и разбросанности растворится в огромной массе других народов, не имея ни школ, ни литературы, ни культурных учреждений. Исполнится мечта Екатерины II о Крыме без крымских татар. Государства и народы постоянно воевали друг с другом, захватывали чужие земли, покоряли вражеские племена, но чтобы при этом преследовалась цель уничтожения целого народа - я такого не слышал. Конечно, историю я знаю плохо, не могу ручаться, что таких вещей никогда и нигде не было, но всё же, чтобы это происходило в наш цивилизованный век - трудно поверить. Это чудовищно.

Я возбудился и мог продолжать этот разговор сколько угодно, но в это время группа вернулась после осмотра боевых кораблей, люди расселись по своим местам, и мы тронулись в обратный путь. Сначала Валя следовала моим рекомендациям, чтобы не укачаться, а затем под влиянием усталости и обилия впечатлений задремала, а я получил возможность просуммировать события дня и составить какой-то план своего поведения на всякие возможные случаи.

Я решил завтра утром пораньше опять поехать в Ялту, может быть, в последний раз. В Ялте меня не найдут, а если даже за мной придут в санаторий, то в лучшем случае, оставят повестку, и дело отложится ещё на один день. О более серьёзных санкциях я не думал, это вряд ли было возможно.

Нельзя было не заметить по взглядам и по другим еле заметным признакам, что отношение участников нашей группы ко мне стало каким-то настороженным, какое часто бывает, когда в компании появляется новый, незнакомый человек. Неодобрительные взгляды чувствовала на себе и Валя. Может быть, жалели её, считая, что она попала под дурное влияние.

Наша традиционная вечерняя прогулка была короче обычной, так как перед ужином мы даже не успели немного отдохнуть. Яков Семёнович ни единым словом не напомнил о неприятном для меня событии и не пытался затронуть этот больной вопрос, хотя, я уверен, он был для него совсем не новым. Возможно, эту тему он считал слишком серьёзной, чтобы обсуждать её в присутствии нашей молодой спутницы. На этот раз предметом нашего разговора были крымские дороги. Оказалось, что Яков Семёнович знает историю строительства наиболее важных дорог в Крыму - как шоссейных, так и железных. Он был осведомлён о проектах дорог, могущих соединить предгорную часть полуострова с Южным берегом по кратчайшему пути с туннелем, мостами и виадуками, проходящими через живописнейшие районы горного Крыма. Рассказал о красотах Большого Крымского каньона, в который спускался в более молодые годы, и о проекте строительства вблизи него туристической базы. Он знал также о проектах строительства канатной дороги на Ай-Петри и выпрямленной шоссейной дороги на Севастополь. Я не знал, будет ли это благом или обернётся для Крыма очередным бедствием. Любое дело, касающееся Крыма, мною воспринималось только через призму его полезности в решении главного вопроса: возвращения народа на свою родину, восстановления его прав и сбережения природы Крыма, защиты ее от чрезмерной экспансии со стороны современной технической революции. Даже мне, полному профану в области геоморфологии, было хорошо видно, как идёт разрушение берегового ландшафта, а что делается с реликтовыми лесами в горных районах, с хрупкими водными артериями, пещерами, высокогорными пастбищами на Яйле, я и понятия не имел. Принцип наиболее агрессивной части общества - как можно больше взять и ничего взамен не отдавать, - наверное, и там делал свое чёрное дело. Бедный мой Крым!..

На прощание я опять отпросился у своих друзей на завтрашний день.

Опять Ялта

Уже освоенным маршрутом я добрался до Ялты, опять прошёл через всю Набережную и, перейдя мостик у речки, направился к своему дому. Угловую часть первого этажа дома занимал, как и раньше, продовольственный магазин, но он расширился, в нём появились новые отделы, а в самом дальнем конце - даже небольшое кафе. Над входной дверью в магазин - балкон, сюда выходила комната, в которой жил рыжеусый армянин, дядя Мисак с женой Дашей, очень простой русской женщиной, и дочкой по имени Аршалуйс. Дядя Мисак разговаривал очень смешно: дочку и жену называл на "вы" (точнее, ви), а всю остальную часть речи строил на "ты", причём в мужском роде. Например, он говорит дочери: "Аршалуйс, куда ви ходиль, где ви биль?" У жены спрашивает: "Даша, куда ви положиль мой палька? Он здесь лежаль учира". Изредка на жене пробовал прочность то половой тряпки, то веника. Эти эксперименты тётя Даша переносила терпеливо и бесшумно. Стена его комнаты граничила с нашей, другая - с маленькой комнатой Иды Марковны Шиндельман - несимпатичной, свирепой старой девы, работавшей медсестрой в санатории. Ещё две комнаты в этой большой коммунальной квартире занимала армянская семья сапожника Осипа с двумя смешными дочками - Агнессой и Маргушей. И, наконец, ещё в одной комнате проживала русская пожилая чета Головиных, у которых была довольно приличная, по тем временам, библиотека. Пользуясь их хорошим отношением ко мне, я перечитал довольно много книг приключенческого жанра, среди которых самое большое впечатление на меня производили книги Луи Буссенара.

На шестнадцать жителей этой квартиры была одна общая кухня с одной общей мойкой, один туалет и одна ванная комната. Но как-то уживались, серьёзных скандалов я не запомнил, что с позиций сегодняшнего дня кажется даже чем-то ненормальным. Оба окна нашей комнаты выходили на запад, но солнечные лучи к нам почти не проникали, потому что как раз с этой стороны доступ этим лучам перегораживало четырёхэтажное здание "Дома Советов", как его называли из-за того, что там размещались все учреждения Горсовета. Позже это здание было отдано под гостиницу, кажется, под названием "Крым". Только когда солнце находилось высоко на юго-западе, к нам заглядывали косые лучики, на короткое время рассеивающие полумрак.