Льюис Кэрролл

«Фотографирование требовало невероятной пунктуальности, терпения и чистоты… — пишет Вендровский. — Его переносная лаборатория представляла собой громоздкий ящик, крышка которого поднималась, образуя нечто вроде палатки. Сверху свисали занавески из желтого коленкора (коллодионный слой чувствителен только к сине-фиолетовому свету). Всё это водружалось на складной треножник. Кроме переносной лаборатории, камеры и штатива к ней Доджсон возил с собой ящик с бутылями, в которых хранились химикалии, готовые растворы и дистиллированная вода, а еще запасную посуду, спиртовку, весы с разновесами и мензурки, не говоря уже о стеклянных пластинках, — пять килограммов дюжина. Упаковку он не доверял никому, собственноручно заворачивая каждый предмет в несколько слоев бумаги». По подсчетам специалистов, вес всего снаряжения, необходимого для съемок вне дома, доходил до 170 фунтов!

Под руководством Саути Чарлз сделал первые фотографии — и вскоре настолько увлекся новым занятием, что стал посвящать ему всё свободное время. Он не без иронии описал его в стихотворении «Гайавата фотографирует», вышедшем в журнале «Трейн» в декабре 1857 года. Выдержанное в эпическом ритме «Песни о Гайавате» (1855) Генри У. Лонгфелло, оно принадлежит к лучшим комическим стихам Кэрролла. Автор предпослал ему небольшое вступление: «В век подделок не имею я претензий на заслуги за попытку сделать то, что всем известно и несложно. Ведь любой в известной мере чуткий к ритму литератор сочинять часами мог бы в легком трепетном размере славных строк о Гайавате. Посему не стоит, право, обращать свое вниманье к форме маленькой поэмы, к заключенным в ней созвучьям — пусть читатель беспристрастный судит непредубежденно только поднятую тему». За этим якобы прозаическим вступлением следует само стихотворение. По счастью, русским читателям поэма Лонгфелло известна в великолепном переводе И. А. Бунина, что дает нам возможность по достоинству оценить бурлеск Кэрролла:

Интересно, что в этом стихотворении Чарлз упоминает имя Джона Рёскина. Оно появляется в ироническом описании одного из фотографируемых персонажей; однако ирония автора направлена вовсе не на Рёскина:

Эта ссылка на Рёскина не случайна и представляет для нас особый интерес. Она не только свидетельствует о знакомстве Кэрролла с трудами Рёскина, но и позволяет предположить, что первый задумывался об использовании в фотографии предлагаемых вторым художественных принципов.

В январе 1860 года в одном из местных любительских журналов (The South Shields Amateur Magazine), где печатались стихи и проза местных фотографов-любителей, Чарлз опубликовал юмористический рассказ «Выходной день фотографа». Деньги, выручаемые от продажи журнала, шли в фонд постройки местного «Института механиков» (S. Shields' Mechanics Institute). Такого рода центры образования для рабочих были в те годы распространены в Англии, и Чарлз их поддерживал, сохраняя при этом анонимность.

Подобно приведенному выше стихотворению «Гайавата фотографирует», рассказ повествует о тяготах жизни фотографа, делающего «семейные» снимки. Тот хочет снять прекрасную Амелию, но прежде ему приходится фотографировать членов ее семейства. Вот Paterfamilias [53] — похоже, у него в горле застряла кость и он изо всех сил борется с удушьем, обратив глаза на кончик своего носа. Фотограф хочет его переснять, но остальные хором заявляют, что фотография верно запечатлела «его обычное выражение». Затем следует Materfamilias. [54] Усаживаясь для снимка, она с глупой улыбкой сообщает, что «в юности очень любила театр» и что «хотела бы сняться в образе одной из своих любимых шекспировских героинь». Однако она никак не может вспомнить, какую именно героиню имеет в виду, хотя и нарядилась в шелковое голубое платье, накинула шотландский шарф на плечо и взяла в руку охотничий хлыст… Когда наконец очередь доходит до Амелии, бедный фотограф узнаёт, что она помолвлена и все его мечты разбиты!

Вскоре фотография стала для Чарлза жизненно важным делом. Это было уже не просто еще одно «занятие» в свободное время, как он полагал первоначально, не просто увлечение (то, что в Англии издавна называли «хобби»). Она позволяла ему реализовать себя, давая выход его тяге к изобразительному искусству. Возможно, сам не подозревая, Чарлз пытался таким образом осуществить то, что не удавалось ему в рисунке. В оригинале стихотворения «Гайавата фотографирует» он называет своего героя «фотохудожником» (a photographic artist); этот термин весьма подходит ему самому — и вовсе не в ироническом смысле. Не знаю, существовало ли в то время понятие «художественная фотография», однако большинство работ Кэрролла, безусловно, принадлежит именно к ней. Разумеется, речь здесь идет не о цветной фотографии — хотя это дело совсем не далекого будущего (первая цветная фотография была сделана в 1861 году), — а о композиции и психологической выразительности портретных и групповых снимков Кэрролла, которые поражают даже искушенных знатоков нашего времени.

Но всё это еще впереди, а пока он с Саути осваивает фотографию в родном колледже, а также во время поездок в Лондон и по иным маршрутам.

Теперь уже в Оксфорде не удивлялись, видя фигуру молодого дона, шагающего за носильщиком с тележкой, нагруженной громоздким фотографическим снаряжением. Выезжая фотографировать в Лондон, Чарлз брал в городе кеб; возвращаясь в Оксфорд, он нанимал на станции носильщика с тележкой. Экономия была не так уж велика, но бережливость была привита ему с детства. Некоторые из современников вспоминают, что зимой и летом Чарлз носил хлопчатобумажные перчатки, что было несколько странно, ибо даже в зимнее время он не надевал пальто. Это пытались объяснить по-разному: одни ссылались на внушенные ему в школе представления о том, как должен одеваться джентльмен, другие цитировали его школьные письма, в которых он, подобно Белому Кролику из «Страны чудес», волновался из-за потери перчаток. Более вероятным представляется иное, простое объяснение: Кэрролл не только фотографировал, но и проявлял пластинки, и печатал снимки сам, в результате его руки сначала пожелтели, а потом почернели!