Наше послевоенное (СИ)
Наше послевоенное (СИ) читать книгу онлайн
Эта книга - рассказ о моем послевоенном детстве, похожем на детство миллионов детей, родившихся в конце сороковых, в начале пятидесятых годов. Для современного молодого поколения середина прошлого века доисторический период: у нас не было компьютеров и DVD плееров, мы не смотрели мультиков по телевизору, да и телевизоров не было. Не было не только памперсов, но и колготок, а собственная ванна и телефон (простой, не сотовый) имелись только в привилегированных семьях. Но технический прогресс не изменил души ребенка, и то, что казалось обидно тогда, обидно и сейчас, и если мы радовались стакану газировки, то сейчас дети радуются бутылочке кока-колы, и думается мне, что название напитка, вкупе со всем остальным, не важно. В моем детстве необычна только география места жительства нашей семьи: от Владивостока до Батуми.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Жора был расстроен и я тоже. Вечно сопливый, Жора в углу с удвоенной силой шмыгал носом, а я устыжено молчала. Что тут скажешь в свое оправдание?
Маринка Игитханян, хорошенькая веселая девочка, вся усыпанная веснушками по смуглой коже, армянка по папе, внучка маминой знакомой еще с довоенных лет, сидит на задней парте среднего ряда параллельно со мной вместе с Милкой Шустер.
Милка Шустер еще в прошлом году крутила роман с Базилевским и интересовалась моей личной жизнью.
Обе девчонки теперь каждый урок кладут головы на парты и хихикают, глядя на меня.
Я недоумеваю, пытаюсь понять в чем дело, но безуспешно.
В конце концов все же проясняется: оказывается Сулико Манцкава, сидящий на крайней задней парте в ряду, что у дверей, постоянно смотрит на меня во время уроков.
Милка и Маринка ложатся на парту, чтобы не мешать ему любоваться на меня.
Маринка очень довольна создавшейся интрижкой.
Сулико был нервным и обидчивым подростком. Его отец, грузин, воевал и привез себе жену из Германии. Сулико хорошо учился, был старательный мальчик, прилично знал английский, и когда Верушка ставила ему тройку, он возвратясь на парту, скидывал учебники на пол и плакал, заслонясь рукой, чтобы не видели окружающие.
Я не могла заинтересоваться мальчиком, который плачет из-за отметки.
После восьмого класса Сулико поступит в мореходку на водительское отделение, и будет появляться на школьных вечерах в форме морячка.
Еще в седьмом классе от нас убрали эту дикую старушенцию, учительницу труда. Теперь эти уроки, которые стали называться уроками домоводства, у нас стала ведет молодая женщина, Светлана. Учит нас шить.
С ее помощью я составила выкройку по всем правилам, бабушка дала мне байку в коричневую клетку и я сшила себе блузку. Блузка оказалась мне очень широка, и я в ней спала, но это был мой первый опыт. В дальнейшем я научилась довольно сносно шить себе простые вещи.
Лучше всех в классе шила аккуратная и умелая Стефа Лященко. Иногда Стефа приносила в школу свои необычайно красивые вышивки гладью, очень аккуратненькие, без узелков на обратной стороне.
Тире Ватулян, небольшого роста армяночке, подвижной и громкоголосой, шитье не давалось совсем. Помню Тирку, которая борется с огромной длинной ниткой. Опутанная ее со всех сторон, она тщетно пытается вырваться, но запутывается еще больше и бьется, как муха в паутине.
- Возьми нитку короче,- учит ее Света. Но Тира ее не слушает. Ведь короткая нитка скоро кончится и придется опять вдевать нитку в иголку, и чтобы сэкономить на этих усилиях Тира вновь берет нитку длиннее своей руки и вытягивает ее изо всех сил.
Троицкий ушел в параллельный класс и я сижу теперь с Великом Авдаляном - миловидным мальчиком, сыном врача-хирурга.
Маленький Велик тихо скребется в углу, напевает себе под нос. Он старательно делает ножик с нарядной ручкой, наборной из разноцветной прозрачной пластмассы. Я видела такие ножи у ребят, их запрещают носить - холодное оружие. Но те большие, а этот длиной с палец - им можно точить карандаши и использовать его как закладку. Я знаю, Велик делает этот ножик для Нельки, он по ней вздыхает. Я одобряю его выбор - наша чемпионка города по спортивной гимнастике, стройна, красива. Волосы у нее с синим отливом как воронье крыло, темные брови, яркие глаза и язычок - лучше не попадаться.
Наконец ножик готов, я одобряю его работу, это подбадривает Вельку, и он делает попытку подарить ножик. Но принять подарок, значит благосклонно отнестись к чувствам дарящего, даже ответить на них, а Нелли нравится многим мальчикам, и она отвергает и Велика и ножик.
Он сидит грустный, тихий, спрятав свой подарок в портфель. А дня через два отдает его мне со словами:
- Возьми, Зоя, он мне не нужен, а тебе он понравился.
Я беру, меня это ни к чему не обязывает
Зойка меня ругает:
- Зачем взяла, он для Нельки делал.
- Столько сил потратил, а она не взяла, что ему теперь его выбросить? - не соглашаюсь я с подругой.
Но я не пользуюсь подарком, не ношу его в школу.
Еще я проверяю Велькину тетрадку с сочинением по роману "Как закалялась сталь".
В тетради была написана такая фраза: петлюра побежала, петлюра застреляла,- имелся в виду петлюровец. Прочитав это, я засмеялась и испугала Велика: что смешного я нашла в его произведении?
За это сочинение автор двойку не получил.
Еще некоторое время я сидела на одной парте, как всегда задней, с Виталием Мелконяном - упитанным, довольно молчаливым мальчиком себе на уме. Учился он прилично, неплохо соображал в математике.
По воспоминаниям Даника, когда Виталий в 16 лет получал паспорт, то хотел взять себе фамилию Меликадзе - живя в Аджарии удобнее быть аджарцем - так считал он. Что-то его остановило, быть может неодобрение товарищей, которые откровенно смеялись над этим.
В классе помимо основной шумной группы постоянно общающихся между собой подростков есть и отщепенцы, тихие необщительные личности.
Таким был Юрка Непомнящий, одаренный парень, мог неожиданно предложить очень оригинальное решение какой-нибудь математической задачи, чаще всего геометрической, а потом обнаружить полное незнание какого-нибудь пустяка. На наших вечеринках я его не помню, он жил в БНЗ и за счет такой территориальной отдаленности редко гулял по бульвару ли ходил в кино с нами.
Тихую, уравновешенную Шушу Кватадзе тоже редко пускали на наши встречи, но все же иногда она появлялась
А Арут Караян, двоюродный брат Тиры, которая всем армянам в классе, за исключением Зойки Арутюнян, ухитрялась быть родственницей, был постоянным завсегдатаям всех наших компаний.
Небольшого роста, с носом, который, как говорят, на семерых рос и одному достался, вспыльчивый до крайности, но с высоко развитым чувством справедливости и ответственности, Арут был палочкой выручалочкой девчонок на классных вечеринках.
По Батуми небезопасно ходить вечерами молодым девушкам и Арут всех девчонок, у кого не было на текущий момент личных кавалеров, разводил по домам.
- Чтобы я ночи не спал, боялся, что с вами что-то случилось, - темпераментно объяснял он свое поведение.
- Чтобы я всю жизнь совестью мучился, если с вами не так обойдутся.
И он шел сзади тех, кого провожал, чтобы не оглохнуть от всего того шума и трескотни, которую производила компания оживленных, идущих с вечеринки девушек.
С восьмого класса историю нам преподает Михаил Иванович Кулиджанов - немолодой, невысокий и лысый армянин с черными до преклонных лет глазами. Дабы не нарушать гармонии он бреет остатки своих седых волос, отчего его голова, начисто лишенная растительности становится похожа на большой бежевый плафон.
- Что-то светло стало,- любит пошутить кто-то из мальчишек, когда он входил в класс.
Прозвище у него такое и было - Лысый.
- Тихо, Лысый идет,- обычно кричал кто-нибудь, выглядывая из дверей класса, поскольку Кулиджанов был нетороплив и часто опаздывал.
Кулиджанов толково и как-то логично рассказывал нам нашу лишенную логику историю. А главное, спрашивал то, что рассказал. Я всегда сидела на его уроках тихо и слушала, а учебник истории я открывала только для того, чтобы посмотреть картинки.
Тем не менее в институте, не только историю партии и политэкономию, но даже исторический материализм я сдавала с его слов.
Весна, урок географии. Уже тепло, солнце светит в окна класса. Я сижу рядом с Софой. Меня разморило, я положила голову на руки и придремываю.
От рук пахнет южным загаром, солнцем и морем, солью. Я вдыхаю этот запах. Представляю себе, как после уроков мы втроем пойдем купаться, и мне хорошо.
Я не слышу, что Вахтанг Гигитович уже третий раз зовет меня по фамилии.
Наконец, подталкиваемая локтями, я очнулась и встаю.
- Хучуа,- в ярости говорит мне учитель,- Я тебе, дэвочка, единицу, поставлю, я научу тебя, как на уроках географии мечтать!
Выдернутая из своих грез прямо в грубую действительность, я обижена. Сижу, никому не мешаю, вот и радовался бы. Нет, ведь вытащил!