Мастера крепостной России

– Куда ж я тебя, пьяного, отпущу? Сгинешь на воле… Закайся пить, чтоб и запаху не знать, тогда подумаю…

Граф хорошо понимал, что Степан пить уже не перестанет. Страдания Дехтярева никем не были разделены. Даже Ваня Батов, по молодости своей, осуждал его вместе с другими.

– Сам себя извел человек! И зачем, к хмелю привязался? Нет, я пить не стану. Зелье для меня – что есть, что нет – все едино. Нет, уж я… я…

Ваня еще не успел распознать, как ужасно положение вещей на земле, когда высокие дарования выпадают на долю человека как бы только в посмеяние и на позор ему. Не водка, а талант и рабство погубили Степана Дехтярева. Мысль, обращенная к лучшему и высшему, столкнулась с горькой действительностью и сделалась блестящим, странным и опасным преимуществом судьбы этого крепостного человека. «Нет, я пить не буду», размышлял Ваня и рвался из ткацкой мастерской.

БЕГСТВО

В 1784 году пробежала среди ремесленничавших в Москве шереметевских крепостных удивительная весть, будто сын старого графа, Николай Петрович, приказал отыскать для своей певческой капеллы из молодых подмосковных крестьян парня, который имел бы желание и способность учиться скрипичному мастерству. Ваня зажегся небывалой охотой. Вот выход из грохота ткацких станов… Скрипичное мастерство – полуремесло, полуискусство, тонкая работа, требующая не одного верблюжьего упорства и ручной сноровки, но и природных свойств и художественного навыка.

– Я пойду в Кусково, дедуня, – сказал Ваня, – может, выберут…

Дед зашумел, заругался, начал грозить, упрекать. Приехал отец с Воробьевых и присоединился к деду. Андрею Батову было жаль трех лет, затраченных сыном в ткацкой мастерской. Три года молодой жизни – шутка ли? Разве их воротишь?

– Думать не смей, – порешили старшие, – выбрось из головы, чтобы и не осталось. Нет тебе на то воли родительской.

Ваня проводил отца и лег спать на деревянные козлы, заменявшие нары в рабочих казармах. Сон гулял кругом Вани. Прокричал петух – полночь. Второй раз прокричал – около двух часов пополуночи. Сосновая лучина догорала, едко дымя и роняя со светца уголья в лохань с водой. Храп полсотни людей подпирал черный потолок. Бока Вани болели, глаза точили слезы. Он встал и засунул в железную скобку светца новую лучину. За окном петухи кричали вперемежку – скоро рассвет. Через несколько минут в казарму ворвется надсмотрщик и примется расталкивать спящих.

– Вставай, робя, вставай! Петухи глотки дерут, свет на дворе. Вставай, черти, дьяволы!

Ваня быстро подошел к козлам, накинул на плечи армячок, уложил в карман портов привезенный вчера отцом домашний крендель – лакомство, глянул на храпевшую казарму и зашагал по тихому замоскворецкому переулку навстречу зеленому рассвету – к заставе, в Кусково.

НА ХОРОШЕМ ДЕЛЕ

Музыкальный мастер Василий Владимиров считался лучшим в Москве. Его мастерская в Каретном ряду была вместе с тем и школой, в которой тонкому инструментальному делу обучалось постоянно около дюжины учеников. Ваня Батов попал на выучку к Владимирову прямо из Кускова, не успев даже опомниться как следует после своего бегства из ткацкой мастерской. На террасе кусковского дворца, среди фиолетовой и белой сирени, калины, черемухи, орешника, ольхи, рябины, вишневых и яблоневых деревьев, открывавших затейливый пейзаж роскошного французского сада, в присутствии молодого графа Николая Петровича трое главных музыкантов шереметевской капеллы – Феер, Фациус и Маи – пробовали голоса и слух крепостных мальчиков. Одних сразу гнали прочь, лакеи за углом поддавали им ходу вон из графских хором. Других отбирали и ставили под колонные террасы. Среди отобранных оказался и Ваня. Феер долго возился с ним, заставляя камертон звучать на разные лады. Ваня вторил ломким своим тенором, как сызмалу привык дразнить жаворонков, и не сфальшивил ни разу. Потом проверяли грамотность. После испытания Ваню посадили в телегу и отвезли в Каретный ряд, к Владимирову.

Хозяин и работник.

Рисунок из книги «Волшебный фонарь», изд. в 1817 г.

Новое дело привело молодого Батов а в восторг. Такой жаркой страсти к мастерству, какую обнаружил он с первого же дня, хозяин еще никогда не замечал в своих учениках. Ваня жадно перебирал скрипки, контрабасы, виолончели, наполнявшие мастерскую, улавливая степень звучности тона каждого инструмента и стараясь определить свойства смычков, дек, корпусов, влиявшие на тон. Вопросы, на которые то и дело приходилось отвечать Владимирову, выказывали особую сметливость нового ученика. Уже через две недели Батов вызвался изготовить смычок без помощи мастера и сделал его наславу. Владимиров взял за этот смычок с покупателя втрое дороже, чем обычно брал за смычки, приготовленные ученическими руками. Можно было подумать, что Батов где-то раньше обучался скрипичному делу и принес в мастерскую готовую сноровку. Но Василий Владимиров знал, что это не так, и искренне удивлялся его способностям. Одно только обстоятельство заставляло хозяина сердиться. Было невозможно заставить Батова спешить с исполнением заказов. Он добивался с величайшим старанием точности и чистоты отделки своих произведений. На это уходило очень много времени. Владимиров бранился, пыхтел как самовар, щипал и рвал ученические уши. Другим доставалось за небрежность, а Ване за медлительность – больно доставалось, больнее, чем другим. Но он терпел и продолжал работать со всяческим тщанием.

ПРИЗРАКИ СЛАВЫ

Сперва разговаривая с заказчиком, потом из прочитанных книг Батов узнал много интересного о том, как возникло и развивалось скрипичное мастерство. Это заставило его любить не только самое дело, но и его славное прошлое.

В XVII веке в Италии, главным образом в Кремоне, возникли маленькие предприятия, выделывавшие музыкальные инструменты. Вскоре они приобрели важное значение художественных школ. В Кремоне были известны мастера: Андреа, Антонио и Николо Амати, Андреа и Джузеппе Гварнерио, Антонио Страдивари (ученик Андреа Гварнерио), Франческо и Джиованни Баттиста Руджиери. Брешиа гордилась своими уроженцами – Маджини и Гваданини. Ученик Антонио Амати – Яков Штайбер – поселился в Тироле и там создал великолепную школу.

Вся Европа пользовалась отличными произведениями знаменитых итальянских мастеров. Постепенно стали размножаться их слепые подражатели. Одни из них считали себя последователями школы Амати и Штайбера, другие – Гварнерио и Страдивари. Но все вместе стремились только сохранить систему и форму, изобретенные когда-то великими учителями. Главное в скрипке – устройство смычковых приспособлений. За сто пятьдесят лет, прошедших со времени расцвета итальянских школ, в устройство этих приспособлений не было внесено решительно никаких усовершенствований. Новые мастера почитали всякое малейшее отступление от прекрасных образцов XVII века рискованным заблуждением и видели свою славу в точнейшем их воспроизведении. Приложив смычок к струнам скрипки и вызвав первый летучий звук, знаток сразу узнает мастера, выпустившего когда-то в свет инструмент, по крайней мере школу этого мастера.

Хорошая скрипка для виртуоза – то же, что для певицы голос или отличный оптический инструмент для астронома. Шуберт, Струве, Бессель – знаменитые астрономы. Их успехами прославлены мастера оптических инструментов Гершель и Фрауэнгофер. Что же удивительного в том, что музыкальная слава виртуозов-скрипачей Паганини, Роде, Ромберга и других окружает блеском имена мастеров, создавших их замечательные инструменты? Батов готов был на любые лишения, жертвы, даже страдания для того, чтобы стать одним из прославленных скрипичных мастеров. Он мечтал добиться совершенства, которое перенесло бы его скромное имя в будущие века. Он хотел гордиться каждым своим произведением. Работая в мастерской Владимирова, среди пил, пилок, терпугов, ножей, струн, винтиков, смычковых палок, футляров со скрипками, альтами, гитарами, виолончелями, басами, контрабасами, он наслаждался, так. как не просто заслуживал хлеб, а еще и выполнял высокую потребность души. Однако хозяин не понимал этого, злился на медлительность в работе, дрался и грозил жаловаться самому графу.