Сборник статей, воспоминаний, писем

   А. В. Луначарский писал о "красноречивом рассказчике, в котором горестный ум, доброта и ирония соединены в один возвышенный аккорд". Луначарский считал очень ценным, что своему комментарию Качалов придал характер интимности и импровизации: "Это человек, который очень мягко и непринужденно, без нажима, без педалей беседует с публикой, зрительным залом о том, что происходит на сцене, в то же время постоянно давая понять, что эти происходящие там события крайне для нас важны, включая сюда и его самого. Спрашивается, много ли имеется артистов, которые могут в такой плоскости и с таким совершенством провести эту роль вестника и хора, умея казаться незримым на сцене и в то же время являясь ее центром, держа внимание публики в течение десятков минут" {"Красная газета", 3 февраля 1930 г.}.

   Роль "От автора", оставившая глубокий след в истории русского и мирового театра, не только принесла Качалову новое признание его больших творческих возможностей, но и углубила любовь зрителя к актеру-гражданину, к Качалову-человеку. Спектакль "Воскресение" был этапным спектаклем на творческом пути Качалова. Он ощутил еще глубже огромные возможности советского театра, его взволновал новый материал, который ему захотелось воплотить.

   Вместе со всей страной Качалов был потрясен, когда 14 апреля 1930 года по Москве разнеслась страшная весть о гибели В. В. Маяковского. Он работал над произведениями этого классика советской поэзии еще с начала двадцатых годов и сохранил к нему любовь и признательность до конца своей жизни.

   Во время летних гастролей в Тифлисе, Баку и Харькове Качалов играл Вершинина в "Бронепоезде", Барона, Карено, царя Федора.

   Редкий вечер, если В. И. был свободен в театре, обходился без выступления на эстраде. Все эти годы Качалов вел большую шефскую работу в частях Красной Армии и в бригаде клуба теаработников по обслуживанию московских предприятий. В связи с этим в ноябре 1930 года он был персонально премирован Полным собранием сочинений В. И. Ленина.

   22 января 1931 года в Художественном театре состоялось "Утро памяти 1905 года". Качалов читал "Письмо к рабочим Красной Пресни" В. И. Ленина. В архиве Качалова сохранился довольно подробный черновик его предполагавшегося (а может быть, и осуществленного в другой раз) выступления с рассказом о событиях 1905 года.

   В середине марта Качалов был вызван к К. С. Станиславскому и привлечен к работе в спектакле "Мертвые души". Его роль называлась "Первый в спектакле". Позднее это действующее лицо из спектакля выпало, и В. И. должен был играть Чичикова.

   Когда был задуман первый советский звуковой фильм "Путевка в жизнь", Качалова пригласили в качестве "ведущего". Он читал "вступление" к фильму. Фильм, посвященный теме борьбы с беспризорностью, начинался стихами С. М. Городецкого. Вероятно, потому, что читавший это "вступление" Качалов был показан на экране, некоторые из зрителей, смотревших "Путевку в жизнь", приняли его за автора. Через девять лет, в 1940 году, В. И. получил письмо от бывшего беспризорника, который к этому времени был уже стахановцем шинного завода в Ярославле. Историю резкого перелома в своей судьбе он связывал с воздействием этого фильма. Это был рассказ о себе и о людях, которые помогли ему стать на путь труда: "...В день Вашего рождения я, бывший беспризорник, хочу Вас поздравить с 65-летием Вашей жизни. Ваше выдающееся слово звучит по всей Стране Советов. Ваши слова в кинокартине "Путевка в жизнь" дали мне толчок к новой жизни. Вы своими словами потрясли, то есть пробудили сознание многих людей, чтобы эти люди жили и работали на пользу страны социализма".

   Во время летних гастролей в Ленинграде спектакль "Воскресение" прошел с огромным успехом ("Чудесная тишина внимания, которой мы не избалованы в Москве"). 2 июля 1931 года скончался В. В. Лужский. Качалов, всегда очень тепло к нему относившийся и очень ценивший его большой талант, писал из Ленинграда: "Да, Лужский. Жалко его, больно за Перету {П. А. Калужская, жена В. В. Лужского.}. Досадно и грустно, что не услышим больше его импровизаций. Жалко, потому что рановато все-таки ушел из жизни, которую прожил хорошо, со вкусом, с удачей. Удача у него была большая, во всем,-- вот кроме грудной жабы..."

   3 июля Качалов участвовал в торжестве на одном из ленинградских заводов: смотрел новую турбину, приветствовал рабочих и выступал со стихами "Перекличка гигантов". "Живу в суете, -- писал он, -- но как-то приятно, почти радостно отдаюсь ей, -- вероятно, потому, что уж очень люблю Ленинград".

   Сезон 1931/32 года был очень тяжел для Василия Ивановича. Он ходил на репетиции "Мертвых душ", но легко простужался, заболевал трахеитом, усиливались его обычные бронхиты.

   29 мая 1932 года на траурном заседании в Вахтанговском театре, в связи с десятилетием со дня смерти Е. Б. Вахтангова, Качалов выступил с воспоминаниями. Он рассказывал о юноше Вахтангове и первом знакомстве с ним, о его тонких, метких пародиях на знаменитого московского профессора-химика Каблукова, на Качалова -- Анатэму и на Качалова -- Гамлета. "Во всех этих пародиях,-- говорил В. И.,-- Вахтангов никогда не разил беспощадно, а всегда в них жила какая-то любовность, великая мягкость большого художника". В. И. подчеркивал, что вахтанговские пародии в самих пародируемых лицах всегда вызывали "не обиду и протест", а восхищение,-- "может быть, еще потому, что в этих набросках чувствовался будущий большой режиссер".

   Со здоровьем не ладилось. В И. перестал ходить на репетиции "Мертвых душ". Это его угнетало. 2 июня он писал в Ленинград своему другу С. М. Зарудному: "У меня в этом сезоне пропала вера в свое здоровье. Да и вообще в свое благополучие, в свою удачу, в свою счастливую звезду. Мне положительно не везет в этом году. Такое у меня настроение, как будто наступила расплата (может быть, и справедливая, но от этого ведь не легче), расплата за все мое старое "везение". Отошел совсем от "Мертвых душ" (отсюда актерская скука). "Мертвые души" продолжают репетировать с Топорковым -- Чичиковым, и репетиции ведет сам Константин Сергеевич, который, говорят, бывает гениален на отдельных репетициях, но часто болеет и утомляется. Генеральные репетиции будут только в сентябре, когда возобновится сезон. Если буду здоров и приготовлю за лето Чичикова, то, может быть, буду репетировать и я -- с осени".

   Июль и начало августа 1932 года Качалов с Леонидовым лечились в Баденвейлере, где проводила лето семья Станиславских. Качалова звали концертировать в Париж и Америку, но он решительно отказался. 4 июля он писал: "Здесь очень тихо, пустынно, воздух чудный. Балкон мой выходит в парк, совершенно безлюдный. Белки во множестве гоняются друг за другом, почти влетают на балкон, а уж воробьи и чижи прямо хозяйничают на столе и подъедают мои завтраки... Доктор, весьма средний и умеренный немец без особых примет, если не считать фехтовального шрама на щеке, тихий, сосредоточенный, но очень настойчивый и упорный. И, конечно, сам Мироныч {Так в шутку В. И. звал иногда Л. М. Леонидова.} -- милейший, в чудном настроении духа, -- вот и вся моя компания. Ходим для развлечения к Станиславским, хотя они живут еще скучнее нас, потому, что еще больше лечатся,-- даром, что там есть молодые".

   Лечение как будто шло на лад, хотя именно с этого лета у Василия Ивановича определилось предрасположение к диабету, который так изнурял его в последние годы жизни. "Уж очень много дождя,-- писал он в июле.-- Говорят, это не дождь, а горные туманы, но все равно от них скучно. При такой тишине, при таком безлюдьи солнце прямо необходимо. И когда светит солнце и не видишь людей, то делается даже весело, чудно как-то. Тогда даже наплевать, что нет людей. Зато белки носятся, как оголтелые, серны скачут очаровательные, птицы всевозможные, воробьи, чижи. А когда дождь, то ползают только большие, жирные улитки по дорожкам парка. И я. И целыми часами не видишь ни одного человека. Лечиться, так лечиться".