В поисках советского золота

Кто-то верно подметил, что русские коммунисты, как все реформаторы, «обременены теорией». Они начали с теорий, высказанных коммунистическими пророками почти сто лет назад, когда индустриальные и прочие условия были совершенно другими, и полагали, что те навек останутся правильными. Они упорно цеплялись за них долго после того, как смышленый двенадцатилетний подросток догадался бы, что там не осталось смысла.

Я уже упоминал некоторые теории: одна была, что затраты при советской системе не играют роли, потому что высокие затраты на одном предприятии компенсируются низкими затратами на другом. Другая теория — что нехорошо заставлять мужчин и женщин работать интенсивнее за счет сдельной оплаты и трудовых контрактов. Третья идея — ни в коем случае не стоит взывать к индивидуальному чувству приобретательства, потому что это замедлит приход социализма.

Шли годы, я наблюдал, как фантастические представления выбрасывают за борт. Трест «Главзолото» внес более чем существенный вклад в освобождение советской индустрии от теоретических помех, лишенных здравого смысла.

Нашему главному директору не занимать было храбрости, и он не колебался выступить против доктрин в коммунистическом главном штабе. Ему удалось завоевать поддержку Сталина и Орджоникидзе, который был номинальным начальником треста «Главзолото».

При всех наших преимуществах, и уверенности, которую нам придавало знание, что мы с самого начала были в привилегированном положении и при необходимости могли рассчитывать на поддержку сверху, нам приходилось очень медленно вводить любые меры, которые казались не в ладах с разбитыми теориями коммунистов девятнадцатого века.

При обсуждении сдельной работы, например, мне просто заткнули рот, когда я пытался ее ввести на золотых рудниках в 1928 году. Однако мы продолжали попытки, и в 1929 году получили разрешение испытать модифицированную систему трудовых контрактов при подготовительных работах на Кочкарском руднике. Нам пришлось применять ее осторожно, при упорном сопротивлении и постоянной враждебной критике, и мы не могли развивать ее до 1935 года, когда так называемое стахановское движение сокрушило оппозицию.

Когда мы наконец наладили систему, и она стала стимулировать резкое возрастание производительности и соответствующее уменьшение затрат на рабочую силу, как любой здравомыслящий человек мог предсказать с самого начала, другие управляющие-коммунисты стали внедрять ее на своих предприятиях, хотя некоторые долгое время колебались и невзлюбили саму идею.

Трест «Главзолото» одним из первых принял форму, которая сегодня свойственна большинству советских индустриальных трестов. Тип организации, что мы разработали, с учетом, разумеется, улучшений, предложенных в других отраслях промышленности, в настоящее время настолько общепринят в России, что его нетрудно перенести из одной отрасли советской промышленности в другую, совершенно непохожую, потому что организация везде почти одинакова. Описывая «Главзолото», я характеризую организацию советской индустрии целиком.

Однако необходимо иметь в виду, что трест «Главзолото» все еще «в авангарде», как русские любят говорить. Его организация проще и очевиднее, чем наблюдается в отсталых отраслях.

Припоминаю беседу с американцем, изучавшим колхозы в России. Он рассказал, что посетил десятки хозяйств в различных уголках страны, и все еще не понимал, на что направлена сама система, пока не оказался в немецкой Волжской республике, где население в основном состоит из немецких колонистов, живущих в России со времен Екатерины Великой. Один немец пару дней водил его везде и показывал колхоз, и на исходе второго дня моего американского друга осенило. Он первых раз понял не только принципы, лежащие в основе колхозного движения, но и насколько эффективно их можно применять. Хотя раньше он считал, что система никуда не годится, из немецкой Волжской республики уезжал почти энтузиастом.

Дело в том, что немцы досконально поняли принципы самой системы коллективного хозяйствования, и смогли их объяснить новичку, в то время как люди, которых мой американский знакомый встречал в других краях России, наверное, ясного представления о ее принципах никогда и не имели, потому, естественно, не могли объяснить другим или применять как следует. Я убежден, по собственному опыту, что многие руководители промышленности в России так же не знают принципов, которые, по идее, лежат в основе организации индустрии, и пытаются просветиться, читая всякую ерунду, написанную непрактичными теоретиками в девятнадцатом веке.

Так получилось в результате того, что модернизированная и механизированная промышленность оказалась в руках управляющих-коммунистов без какого-либо промышленного опыта и без особого интереса к организации индустрии.

Неудивительно, что целые отрасли промышленности разваливались при таких управляющих, или что некоторые из них становились заговорщиками, решив, будто революцию «предали», заменив разбитые теории здравым смыслом.

Должен сказать — хотя я не становился ни на чью сторону в коммунистических внутренних политических спорах — я не испытывал симпатии к людям, говорящим о «предательстве» в России. Мой опыт был ограничен только промышленностью, да и то одной отраслью, горнодобывающей. Но как инженер и человек полностью беспристрастный, я негодовал главным образом против тех, кто преднамеренно занимался вредительством на рудниках, портил ценную технику и рудные месторождения. Каковы бы ни были их мотивы, такие действия непростительны.

К счастью для меня, в тресте «Главзолото» было гораздо меньше таких людей, я натыкался на них главным образом, когда работал в других металлургических отраслях. Наш трест пользовался преимуществом разумного руководства с того момента, когда Серебровский начал его создание в 1928 году. Он привел с собой много хороших управляющих и инженеров из нефтедобывающей промышленности, которой руководил раньше, и смог сохранить весь штат до настоящего времени. Он мало кого потерял из ведущих инженеров, будь то из-за перехода в другие тресты или из-за чисток, которые время от времени сотрясали руководящий состав в некоторых отраслях советской промышленности. Трест «Главзолото» не потерял даже многих политработников, главных пострадавших в чистке национального масштаба, начавшейся летом 1936 года и продолжающейся в 1938 году.

Факт остается фактом: советские тресты до сих пор очень сильно зависят от личностного фактора. Главный руководитель имеет громадную власть, и он заполняет организацию своими людьми.

К тресту «Главзолото» это относится так же, как к другим. У нас главный руководитель волей случая оказался таким, как надо, и окружил себя похожими людьми. В некоторых других отраслях, хотя бы на тех же медных рудниках, где я работал, главные руководители оказались неподходящими, и наводнили свои организации дураками и преступниками, так что увольнение главного руководителя неизбежно влекло за собой увольнение значительной части управляющих.

Позвольте дать краткое описание организационного устройства треста «Главзолото», в целом похожего на все другие советские тресты. Это справедливо не только для треста как такового, с главной конторой в Москве, но и для каждого филиала, любого конкретного рудника или группы рудников.

Трест возглавляет директор, которому непосредственно подчиняется главный инженер, он заместитель директора. Директор почти всегда коммунист, политик, который может одновременно быть, а может и не быть первоклассным промышленным руководителем. Главный инженер и заместитель директора — специалист, часто именно он фактически руководит предприятием, если директор слишком невежествен или слишком занят политической работой. Но последнее слово всегда остается за управляющим-коммунистом.

Трест «Главзолото» теоретически подчинен народному комиссариату тяжелой промышленности, но из-за враждебности между Серебровским и Пятаковым, и личного интереса Сталина к нашему тресту, фактически он всегда был во многом автономным.