Человек, который бросил Битлз

Но этой мечте не суждено было сбыться. Как и многим другим моим задумкам. «Топ Тен» был похож на длинный низкий амбар. Интерьер был простенький, но в нем была какая-то грубая красота — по крайней мере, так мне хотелось думать. Мой клуб стал популярным заведением в ту же минуту, как только я его открыл. В первые же дни у нас играли многие известные группы. Я делал бизнес на кока-коле, и денежки исправно стекались в мою казну.

Но через восемь дней клуб сгорел дотла. Хорошо еще, что это случилось сразу после закрытия, когда все посетители ушли, иначе без жертв не обошлось бы. Пожарные ничем не могли помочь. «Топ Тен» на Сохо-стрит прекратил свое существование. Всего после открытия — через неделю! Накрылся мой замысел создать музыкальный дом БИТЛЗ.

В ночь перед Рождеством я бродил среди обгорелых досок и черных от сажи кирпичей, среди обломков гитар и усилителей в поисках вещей, которые могли бы еще пригодиться. Пошел снег. Тонким серебристым одеялом накрыл он обгоревшие остатки моего клуба. У «Эмпайр-театра» на Лайм-стрит оркестр Армии Спасения играл рождественские калядки. Я почувствовал комок в горле.

Тут я увидел Битлов. Они брели по снегу в мою сторону. Они пришли посмотреть на свой музыкальный дом, о котором я столько рассказывал. Они уже знали о беде. «Привет, ребята!» «Хай, Эл!» «Судьба жестоко обошлась с тобой, Эл.» «Вот он, наш новый дом.» «То, что от него осталось.» «Проклятое невезение.» «Такова жизнь.»

Мы стояли и смотрели, как снежинки медленно опускаются на руины «Топ Тена». «Ничего, Эл. Мы будем играть у тебя в любом другом месте.» «Будь уверен.» «Мы с тобой, Эл.» «Спасибо, друзья.»

Мы пошли в театральный паб у «Эмпайра» и, попивая пиво, стали вспоминать гамбургские дни. Они были не прочь опять туда поехать. Но после всего, что было, пустят ли их туда? «Помоги нам, Эл.» «Сделай что-нибудь.» «У полиции мы теперь в немилости.» «Из-за пожара.» «И проклятого Кошмидера.»

Я обещал прозондировать почву насчет Гамбурга, а пока что устроил им несколько неплохих гигов: в зале «Гросвенор», вместе с Сеньорами, и в «Лизерлендской Ратуше». Это были уже не те начинающие, робкие музыканты, с которыми в августе я путешествовал в микроавтобусе. Они играли теперь уверенно, мощно, убедительно. Они стали кумирами мерсисайдской молодежи.

Импресарио Брайан Келли хорошо помнит «Лизерлендский» гиг БИТЛЗ во второй день рождества. Он заплатил им тогда 8 фунтов за вечер.

Когда БИТЛЗ вышли на сцену и взяли первые аккорды, толпа ребят повалила из глубины зала к сцене. Вышибалы, стоявшие на посту у входных дверей, подумали даже, что началась драка, и бросились наводить порядок. Но драки не было. То были первые признаки зарождающейся битломании.

Брайан Келли все это видел, и в первый же перерыв пришел к ребятам за кулисы. «Послушайте, ребята. Не хотите ли сыграть здесь еще несколько раз — скажем, в ближайшие два месяца?» К тому времени Битлы выработали для себя тайный язык, который ставил непосвященных в тупик. Они посовещались на этом жаргоне, после чего Леннон сказал: «Мы согласны. По рукам!»

БИТЛЗ взяли штурмом весь Мерсисайд, точнее — его молодежный спектр. Они играли в залах, принадлежавших местным церквям и в муниципальных залах по всей округе. Их популярность росла с каждым днем.

В то время почти все группы выступали в одинаковых униформах — чаще всего это были мохеровые костюмы и узкие галстуки. Битлы же по прежнему выходили на сцену кто в чем, в своей обычной одежде. Постепенно все другие группы, подражая им, переоделись в поношенные кожаные куртки и истоптанные сапоги.

В первые месяцы 1961 года БИТЛЗ стали неоспоримыми лидерами мерсисайдского рок-н-ролла. БИТЛЗ, БИТЛЗ, БИТЛЗ — это слово передавалось по тинэйджеровскому телеграфу. Подростки считали их своей группой. Битлы знали это. Знали это и импресарио. Я тоже знал. Но мы никак не могли предполагать, что очень скоро эти ребята завоюют и сердца взрослых. Конечно, и я, и Боб Вулер — мы были уверены в их грядущей популярности. Но чтобы в таких грандиозных масштабах? И, опять же, когда? Через миллион лет? Нет, такое нам даже во сне не виделось.

Многие тогда упустили свой шанс. Мы видели, что назревает буря, но не сумели вовремя поставить паруса. Нет, я не жалуюсь, господа. Вовсе нет.

Между тем Битлы мечтали о Гамбурге. «Эл, ты не забыл, что мы хотим снова в добрый старый Гамбург?» «Эл, мы любим этот город.» «Конечно, Ливерпуль — тоже отличный город, но…» «„Блер-Холл“ все-таки не Репербан.» («Блер-Холл» — это один из залов, где они играли.) «У меня жуткая ностальгия по „Гретель и Альфонсу“.» «Ну как, Эл, а? Как насчет Гамбурга?» «Да, да, я помню. Я делаю все, что в моих силах.»

Я действительно делал, что мог. Я знал, что Петер Экхорн жаждет видеть БИТЛЗ в своем «Топ Тене», клубе на Репербане. Они любили Петера. Я тоже любил Петера. Все любили и любят Петера. Славный тип. Высокий, стройный, с кривой усмешкой. Когда с ним говоришь, он иронически ухмыляется. Вбирает в себя то, что слышит. Прикидывает, рассчитывает, кумекает. Осторожная, хитрая бестия.

Чтобы ребятам разрешили работать в Германии, надо было задобрить правительственных чиновников. С этой целью я написал письмо немецкому консулу в Ливерпуле. Вот оно:

Получив положительный ответ из германского консульства в Ливерпуле, я стал собирать необходимые справки. Поскольку ребята не достигли совершеннолетия, нужно было получить письменное согласие от ближайших родственников. Выработать хорошие условия контракта тоже было не так просто. Наконец, все бумажки были собраны, контракт с Экхорном подписан, и Битлы с легким сердцем отправились в Гамбург, чтобы играть в «Топ Тен»-клубе.

Кстати, именно в этот приезд БИТЛЗ записали пластинку с ведущим артистом «Топ Тена» Тони Шериданом. Она называлась «My Bonnie» и была выпущена фирмой «Полидор».

Глава двадцать первая

Начало конца

В «Топ Тене» играла еще одна моя группа — Джерри и Пейсмейкеры. Все ребята были дружны между собой. В этот приезд в Гамбург Стюарт Сатклифф познакомился с красивой немецкой девушкой, Астрид. Она приходила каждый вечер и садилась как можно ближе к сцене, а в перерывах Стюарт спускался к ней, и они сидели, взявшись за руки.

Стюарт продолжал заниматься живописью и даже поступил в местный художественный колледж. Преподаватель, профессор Эдуардо Паолоцци, с восторгом отзывался о его работах. Он считал, что у Стюарта большое будущее, и советовал ему целиком посвятить себя занятиям живописью.