Маршал Малиновский

Глубокой осенью Антанта окончательно сломила сопротивление кайзеровской армии. Теперь союзники получили возможность использовать свои войска против молодой Советской Республики. Началась иностранная военная интервенция. На юге России Антанта добилась объединения Донской и Добровольческой армий под командованием генерала Деникина.

В это время вспомнили о русских, их срочно вывели из иностранного легиона, где Малиновский воевал наводчиком, а затем начальником пулемета, и разместили в деревне Плёр, недалеко от города Сюзанпа. Сначала было решено направить всех к Деникину, но оставшиеся в живых комитетчики, в том числе Малиповский, призвали солдат отказаться воевать против своих братьев в революционной России. Наконец, в июле 1919 года стали записывать желающих вернуться на родину. Малиповский и еще человек двадцать пожелали отправиться в Одессу. Никому не верилось, что тревогам и лишениям на чужой земле скоро придет копец. Месяц ожидания показался вечностью.

И вот группа русских солдат в конце лета 1919 года погрузилась на пароход «Поль-Лека» и покинула Францию. Русских поместили в темном трюме. Французским морякам было запрещено всякое общение с ними. На палубе все время находились люди в штатском, создавая видимость безучастных пассажиров. По всему чувствовалось, что отправка русских была тщательно подготовлена г обеспечена соответствующими инструкциями на случай неповиновения. Тем более, что вывозились самые стойкие из оставшихся в живых: около трехсот человек.

В дороге Родион пытался представить, что происходит в его родном городе и с чего начнет он там свою жизнь. Это никак не удавалось: слишком противоречива и непонятна была обстановка. Но Малиновский твердо решил стать на сторону революции и не боялся об этом говорить расположившимся рядом солдатам.

Состояние почти полного неведения крайне угнетало. По прибытии в Суэц выяснилось, что об Одессе не может быть и речи. «...Тогда куда же пас везут? Мы требуем ответа. Давайте сюда капитана!» — кричали солдаты при появлении в трюме французов. В ответ — молчание. Для выяснения положения была избрана делегация во главе с Малиновским, которую после неоднократных отказов принял капитан парохода.

— Мы уполномочены узнать: куда плывем?

— Во Владивосток,— сказал канптан.

— Чем можете подтвердить свои слова?

— Ничем другим, как высадкой.

— В Африке?

— В Сингапуре мы предоставим возможность убедиться самим. И передайте солдатам пусть не поднимают шума.

На остальные вопросы ответа не последовало. Члены делегации поняли, что от капитана больше ничего не добиться, и на этом беседа была закончена.

После того, как миновали Африку и взяли курс па Восток, было похоже, что капитан сказал правду. Теперь всех беспокоил вопрос — в чьих руках власть во Владивостоке и что их там ожидает.

Через некоторое время русские солдаты заметили, что обстановка па пароходе смягчилась и французские моряки стали общительнее. Видимо, окончательно убедились, что пикакого взрыва негодования со стороны русских не будет.

...Намного позже Р. Я. Малиновский понял, почему тогда они не пошли па Одессу и такой безлюдной и таинственной была их отправка в марсельском порту. Оказалось, что в июне — июле 1919 года в Бизерте, Итее, Тулоне восстали моряки возвратившейся из революционной России черноморской эскадры, которые двумя месяцами раньше выступили против антисоветской пнтервенцип и потребовали немедленной отправки па родину. Команды флагманского корабля «Жан Бар» и линкора «Франс» в Севастополе, крейсера «Вальдек-Руссо», миноносцев «Мамелюк» и «Фоконно» в районе Одессы подняли крас-пые флаги. Правительство Клемансо подавило восстание и вынуждено было эвакуировать свои войска, опасаясь новых выступлений и перехода их па сторону Советской власти. В французских портах к восставшим морякам присоединились рабочие. Поэтому боясь выступления интернированных русских солдат, их решили отправить в занятый японцами и белогвардейцами Владивосток.

...В середине октября пароход прибыл во Владивосток. В иорту было безлюдно. Потом неожиданно появились белогвардейские офицеры, начавшие агитацию за вступление в контрреволюционную армию.

Неясность обстановки, распространение клеветнических слухов о красных и скорой гибели их не сломили революционного духа бывалых солдат. «Если выстояли там, на чужбине, как же можно продаться дома, на своей земле!» — думал Малиновский. Необходимо было предпринять меры, чтобы выпутаться из создавшейся ситуации, уйти от предательства.

Малиновский и группа одесситов стали просить, чтобы их отпустили на побывку по домам, мол, они заслужили такое право в боях за старую Россию во Франции. Разрешение с трудом удалось получить в комитете Пленбеж. Первую радость за долгие годы скитаний на чужбине никто нс скрывал. Но кругом были белогвардейцы. В своп двадцать один год Родион Малиновский понимал, что па родной земле его еще ждут новые испытания.

...Солдаты, которых отпустили на побывку, сели в поезд, направлявшийся в Омск. Суровое время давало о себе знать. Эшелоны охранялись от нападения партизан и почти не останавливались на станциях и полустанках. При проверке документов в Иркутске колчаковцы стали задерживать отпускников, появившихся в такую тревожную пору. Малиновский с группой солдат успел бежать. На станции они осторожно выяснили, что почти все железнодорожники настроены против белогвардейцев. При содействии кондукторов одного из товарпых поездов группе Малиновского удалось благополучно доехать до Омска. Остальные добирались разными способами.

В находившемся на осадном положении Омске ютились где придется. Родион узпал, что колчаковцы по утрам разрушают ледоколом лед на Иртыше для остановки частей Красной Армии, которые успешно продвигались на Восток. Было решено перейти реку до взлома образовавшегося за ночь льда.

В первых числах ноября 1919 года Малиновский пересек Иртыш. Где-то рядом должны были переходить реку по льду его товарищи: движением поодиночке достигалась большая гарантия добраться до своих.

С трудом переставляя ноги по снежной целине, Родион шел по полю, ориентируясь по телеграфным столбам. Оп зпал, что вдоль железной дороги и линии связи тянется шоссе, по которому в беспорядке отступают белогвардейцы, поэтому часто оглядывался, стараясь первым увидеть человека и вовремя от пего скрыться. Рваные ботинки с обмотками, истрепанная и грязная шинель, такая же папаха и подвязанный веревками вещевой мешок за спиной придавали Родиону вид старого путника. Так он шел день, ночь и еще день... Питьевой водой служил снег, а завалявшиеся сухари приглушали чувство голода. В вечеру шум со стороны шоссе стих. Малиновский повернул к дороге, прошел несколько сот метров и, зарывшись в запорошенный снегом кустарник, стал наблюдать: никакого движения. Невыносимо клонило ко сиу. <Пет! Нет! Только не это» — промелькнуло в полудремотном сознании. Оп еле поднялся и, пошатываясь, вышел на дорогу. Укатанная и промерзшая, она позволяла ускорить шаг. Вдруг его остановил резкий окрик:

— Стой! Кто идет? Руки вверх!

Подняв руки, Родион ответил:

— Свой!

Люди подошли вплотную. Малиновский увидел шлемы с красными звездочками, и у пего от радости захватило дух. Один из красноармейцев начал обыскивать Родиона, другие стояли наготове. Вдруг Малиновский вспомнил, что па нем форма царского солдата и в кармане лежат французские награды. До этого они выручали его, а теперь могут подвести. Так и случилось. Особенно подозрительными показались бронзовые кресты с мечами «Круа де Гер», полученные за бои во Франции. Все зло заключалось именно в них, поскольку задержавшие его красноармейцы посчитали, что такие награды получали только офицеры. Все попытки Родиона доказать, что он не офицер и идет к красным, были бесполезны.

— Тащи его в кусты — и крышка! — послышались голоса.

Все кинулись к Малиновскому. Наперерез выскочил стоявший сбоку старший и, закрыв собою «лазутчика», громко сказал:

— Мы отведем его в штаб, пусть командир разберется, кто он.