Айседора Дункан: роман одной жизни

В семье Чарлза появились дети. Первая, Элизабет, родилась в 1871 году. Через два года — Августин, потом Раймонд и, наконец, Айседора, которую отец прозвал Мопсиком, за то, что ее личико было слегка приплюснутым, а носик торчал вверх, совсем как у мамы.

Вот уже несколько лет Чарлз жил на средства жены. Каждый вечер он выпивал свою порцию виски в салунах на Сакраменто-стрит, играя в покер, и до утра спорил о возможных доходах от шахт Офира в Мексике или Виргинии. Он все больше отдалялся от Мэри и детей, неделями не ночевал дома, особенно когда подряд приходили фул и флешь-рояль. Тогда он шел ужинать с какими-нибудь шумными яркими красотками в «Эксельсиор».

Однажды, прогуливаясь в порту, он увидел, как причалил пароход «Хризополис». Когда огромное колесо его замерло, по сходням, осторожно ступая, сошла великолепная красавица. Она впервые приехала в Сан-Франциско. Чарлз галантно предложил ей показать город. Сперва она была сдержанна, потом заинтригована и, в конце концов, покорена прекрасными манерами этого джентльмена, остававшегося денди до мозга костей, несмотря на превратности судьбы. Барышня позволила взять ее под руку. Она была наследницей богача из Лос-Анджелеса и приехала посетить Йосемитскую долину. Ее сопровождали темнокожая гувернантка и верный пес Лабрадор. Через несколько дней она стала его любовницей.

Мэри и раньше догадывалась о неверности мужа, но, почувствовав, что на этот раз речь идет о серьезном романе, решила не сдаваться. Замужество для нее давно уже стало одним из тех повседневных несчастий, к которым в конце концов привыкают. Обычно после бурных сцен наступало своего рода примирение, когда и та и другая сторона старались не трогать друг друга. Но появление женщины, признаваемой всеми второй супругой… Это уже слишком! После открытого объяснения Дунканы решили разойтись. Было решено, что Чарлз поедет жить в Лос-Анджелес, где отец его юной подруги предложил ему место директора одного из предприятий, а Мэри останется воспитывать детей в Сан-Франциско.

— Береги Мопсика, — пробормотал он, когда они виделись в последний раз.

— Ее зовут Айседора, — отрезала мать.

ГЛАВА II

Чарлз Дункан сидит с дочкой на террасе кафе-мороженого, что на Монтгомери-стрит, и наблюдает, как она расправляется с огромной порцией мороженого, увенчанного горой взбитых сливок. Не спеша, терпеливо, маленькими кусочками она поедает лакомство, наслаждаясь с такой невозмутимой серьезностью, что отец не может сдержать взрыв хохота. А Айседора, поглощенная своим важным занятием, даже не поднимает головы. «До чего же она похожа на мать, — думает он. — Тот же овал веснушчатого лица с высокими скулами, тот же аквамариновый цвет глаз, такой же упрямый лоб и так же смешно вздернутый нос».

С тех пор как они увиделись час назад, они почти не разговаривали. Чарлз предложил ей пойти в центр Сан-Франциско. «Пойдем на Монтгомери-стрит, хочешь?» — спросил он. Она утвердительно кивнула. В глубине души идея прогуляться за руку с таким красавцем-отцом наполняла ее неописуемой гордостью.

Воспользовавшись тем, что девочка уничтожила наконец свой ванильный айсберг, он решился задать ей несколько вопросов.

— Сколько тебе лет, Мопсик?

— Почему вы называете меня «Мопсик»? Ведь это порода собак. Я знаю, у нашей соседки миссис Эллсуорт есть такая, с короткой шерстью и плоской мордой… Мне восемь лет.

— А твоим братьям? И сестричке?

— Элизабет — четырнадцать, Августину — двенадцать, кажется… а Раймонду — десять.

— Вы дружно живете?

— О, да! Даже все соседи зовут нас «клан», «клан Дунканов». А мне больше всех нравится Раймонд. Он всегда рассказывает всякие истории. Недавно рассказал про путешествие Одиссея. Так здорово!.. Фантастика!.. Он хочет когда-нибудь поехать в Грецию… И я тоже. Вы бывали в Греции?

— А кем он хочет стать, когда вырастет?

— Не знаю. Может быть, художником. Или актером.

— А ты, Айседора?

— Я? Я буду танцовщицей.

Интерес, с которым отец слушал ее ответы, расположил ее к подробному рассказу об их повседневной жизни. Так Чарлз узнал, что после его отъезда Мэри жила, давая уроки фортепиано детям богатых родителей. Прирабатывала вязанием шерстяных вещей для торговцев одеждой.

— Иногда я ей помогаю, — добавила девочка.

— Ты умеешь вязать?

— О, нет! Умею продавать. Недавно продала целую корзину рукавиц, шапок и свитеров, что связала мама. Я пошла по соседним домам, стучала в дверь, предлагала купить и принесла денег больше, чем маме предлагал постоянный продавец.

Рассказала она и о том, как ее посылали за покупками, когда в доме не было еды и не хватало денег. Она приносила котлеты на всю семью, не потратив ни цента. Удавалось ей и получать дополнительный кредит у булочника, а это было непросто, потому что слыл он ужасным скупердяем. Все эти приключения ничуть ее не унижали, а, наоборот, доставляли удовольствие. Ей нравилось играть, заключать пари, рисковать… Когда выигрывала, неслась домой с криками радости.

— Ну, теперь пора домой, — сказал Дункан.

В трамвае, по дороге на Десятую улицу, Чарлз спросил ее, давно ли они там живут.

— Нет, что вы! — отвечала она. — И года не прошло. Мы ведь часто переезжаем. Когда мне было пять лет, мы жили на Двадцать третьей улице. Мама не смогла заплатить вовремя, и нас выставили. Мы перебрались на Семнадцатую улицу. Но и там хозяева рассердились. У мамы было мало учеников, да и вязанье плохо расходилось. Мы нашли квартиру подешевле на Двадцать второй улице. Но прожили там только три месяца. Какое-то время жили в Окленде. А потом перебрались сюда.

— Тебе не надоело переезжать все время?

— Наоборот! Я не люблю, когда всегда одно и то же!

Перед входом в дом Чарлз крепко прижал ее к себе и поцеловал. Айседора почувствовала, как слезинка скатилась по его щеке.

— До свидания, Мопсик. Я приду завтра в это же время, пойдем опять есть мороженое.

Но ни завтра, ни в последующие дни Чарлзу не открыли в доме Мэри. Миссис Дункан категорически запретила Айседоре видеться с отцом. Так ее первое свидание с ним оказалось и последним. Стало известно, что вскоре он вернулся в Лос-Анджелес, и больше Айседора ничего не слышала о нем.

Через год она получила письмо. Отец прислал ко дню ее рождения подарок — стихотворение, посвященное ей. С тех пор к образу красивого мужчины с душистой бородой и с ухоженными тонкими руками прибавился еще более притягательный образ поэта, художника, влюбленного в красоту, чье стихотворение, вдохновленное Грецией, она постоянно повторяла про себя:

Несмотря на свое отсутствие, а вернее, благодаря ему, Чарлз Дункан оставил в душе дочери неизгладимый след. Чего-то ей стало не хватать, что-то надломилось. Появилось ощущение своего отличия от других. Обычно девушки видят в замужестве высшее счастье, а перед ней был живой пример его оборотной стороны… Таинство брака, связывающее людей друг с другом на всю жизнь, представлялось ей теперь самым ужасным проявлением рабства. В двенадцать лет у нее в руках оказалась книга писательницы Джордж Элиот «Адам Вид». В отличие от большинства романов, заканчивающихся обязательно счастливым браком, в этой мрачной мелодраме, преисполненной морали, рассказывается о девушке, умертвившей собственное дитя, потому что оно было рождено вне брака, а затем и вовсе сбившейся с пути истинного. Это было откровением для Айседоры. С этого дня она решила посвятить свою жизнь освобождению женщин. Она будет бороться за их право заводить детей, не заключая союза, самого унизительного, какой можно придумать для свободного человека.