Айседора Дункан: роман одной жизни

После премьеры посыпались ангажементы. Нью-йоркская элита приглашала ее выступать в своих салонах. Миссис Астор, одна из богатейших женщин США, прислала приглашение в свою резиденцию в Ньюпорте, изысканном курорте. Под аккомпанемент матери Айседора танцевала, а Элизабет и Августин декламировали стихи Омара Хайяма. Ее зрители — сливки американского финансового капитала. Достопочтенная миссис Астор, раздражительного характера которой побаиваются все, проявляет к Айседоре признаки интереса и даже расположения. Ее приглашают к себе танцевать и другие знатные дамы Ньюпорта. За несколько дней Айседора становится любимицей великосветских кругов, «фешенебельным шиком», своего рода достопримечательностью, которую надо обязательно посмотреть, если не хочешь отстать от моды.

Снобизм — величайшая опасность для любой творческой личности. Уж лучше оставаться в неизвестности, чем стать предметом увлечения. Но Айседора слишком умна, чтобы поверить в искренность эфемерного интереса к ней, и терпеть не может светских сплетен о себе, а еще больше — легкомыслия богатых американок, невежество и эгоизм которых можно сравнить только с их претенциозностью. Если бы она хоть что-нибудь выигрывала от этого… так нет же. Ее гонораров едва хватает, чтобы снимать номер в гостинице.

Постепенно она осознает, что опять попала в западню. Театральные деятели ее по-прежнему не знают, аристократы тянут на сомнительный путь эксгибиционизма. И никому нет дела до ее эстетических взглядов. Америка в них уже не верит. Никогда не воспримут ее так, как она того заслуживает, то есть как революционера от искусства. Только старая Европа может ее понять. Во всяком случае, так она полагает. Именно в Европе, и только в Европе сможет она вызвать отклик у людей, наделенных призванием, и осуществить свою мечту о воспитании молодых учениц.

Вот уже несколько лет, как она ощущает, что ее ожидает двойная миссия: создать новый современный танец, который перевернет все привычные представления об этом искусстве, древнем, как мир, а затем — провозгласить новую эру, с помощью танца создать иные отношения между людьми, более благородные, бескорыстные, братские. Со всем жаром своих двадцати двух лет верит она в возможность вернуть потерянный рай. Уверенная в своей гениальности, она стремится ни много ни мало, как внушить миру свое собственное видение человечества. Ее танец призван начать развитие общества по пути освобождения от всякого принуждения, то есть стать таким, каким было общество Древней Греции, по крайней мере как она его представляла себе. Кроме того, она считает, что сия искупительная миссия должна быть возложена исключительно на женщину. Ибо если танец — борьба за свободу, а она именно так его себе представляет, то одна из первых задач на этом пути — эмансипация женщин.

Мечтая о Европе (а она все чаще думает о ней), она прежде всего обращается мысленно к Англии. В конце XIX века Лондон переживает своего рода «золотой век». Прерафаэлиты Уотте, Бёрн-Джонс, Россетти символизируют собой великие тенденции современности. Бердсли, Уистлер, Суинберн, самый «греческий» из английских поэтов, Оскар Уайльд, жертва викторианского общества, недавно вышедший из Редингской тюрьмы, сделали из Лондона своего рода Афины «нового искусства». Особенно притягивает Дунканов квартал Челси, столица эстетизма. Именно там Суинберн предавался своим экстравагантностям, там Бёрн-Джонс написал истощенного Микеланджело в затененном доме, обшитом темными панелями, с витражами, еле пропускающими свет. Здесь живет писательница Верной Ли, окруженная целым роем девочек, переодетых пажами а-ля Боттичелли. Челси, где когда-то царил Оскар Уайльд, где еще царствует актриса Эллен Терри, приятельница Уайльда; Россетти, ищущий утешения в алкоголе и наркотиках после потери своей вдохновительницы Элизабет Сидел; Уистлер, самый британский из американцев и самый большой фантазер. Челси избрал для себя богами двух теоретиков искусства: Рескина, отца эстетического социализма, взгляды которого так близки Айседоре (не случайно она говорила, как и автор «Амьенекой Библии», что искусство — это вид морали), и особенно Пейтера. Ибо если Рескина почитают, то Пейтера обожают и называют мастером странностей, очень напоминающим Бодлера. «Прекрасное всегда странно», — говорил автор «Цветов зла». Оскар Уайльд, учившийся в Оксфорде у Пейтера, скажет о его книге «Возрождение»: «Для меня это самая большая ценность, вершина декадентства. Когда книга была завершена, люди должны были услышать трубные звуки Страшного суда».

В ожидании «великого переезда» Элизабет удвоила количество учениц, и Дунканы теперь могут поселиться в двухкомнатном номере на первом этаже отеля «Виндзор». Стоит он девяносто долларов в неделю. Несмотря на уроки танцев и гонорары Айседоры, свести концы с концами все же не удавалось. Однажды вечером Элизабет с сестрой сидели в раздумье, где достать нужную сумму, чтобы завтра во что бы то ни стало заплатить за жилье. «Только чудо может спасти нас, — воскликнула Айседора в каком-то экзальтированном состоянии. — Например, пожар в гостинице». Элизабет пожала плечами. Через двадцать четыре часа отель «Виндзор» был охвачен пламенем пожара. Элизабет, проявив хладнокровие, спасла своих учениц, выведя их гуськом из горящего дома. Но Дунканы лишились всего, что у них было: скромные украшения, костюмы, книги, вещи, фотографии, семейные реликвии — сгорело все. Лишившись крыши над головой, они укрылись в гостинице «Букингем», расположенной на той же улице, что «Виндзор», а через несколько дней оказались точно в таком же положении, в каком были по приезде в Нью-Йорк, — то есть без цента. «Это судьба, — сказала Айседора с обычным своим фатализмом. — Теперь мы обязательно должны ехать в Лондон».

Без постоянной работы, без денег, без вещей, они живут одними мечтами. К счастью, этого у них в избытке. Лондон для них теперь — земля обетованная. Но как добраться туда? Неизвестно. Известно лишь, что скоро они будут там. Причем с небольшой поправкой в программе: поедут не пятеро, а четверо. Дело в том, что во время турне Августин влюбился в шестнадцатилетнюю девчонку, исполнительницу роли Джульетты, и объявил «клану» свое намерение жениться на ней. В ответ раздались вопли протеста. Его обвинили в отступничестве, даже в измене. Мать запирается в своей комнате, Элизабет перестает с ним разговаривать, Раймонд катается по полу в нервном припадке. Несмотря на свое отвращение к браку, лишь Айседора проявляет понимание. Она пытается утешить несчастного брата и обещает познакомиться с его будущей супругой. В тот же вечер Августин затащил ее на пятый этаж меблированных комнат, где она увидела рахитичное существо в черной коленкоровой блузе. Бесцветные глаза, нездоровый румянец на щеках воскресили в ее памяти Мод Уинтер. Айседора подошла к ней, протянула руки и прижала ее к своей груди. Августин признался, что они уже поженились и ждут ребенка, но об этом еще никому не решились сказать.

Выходит, великое переселение будет совершаться без него. «Значит, он этого недостоин», — заявляет Элизабет, а весь «клан» отныне занят лишь мыслями о том, где достать денег на путешествие. Айседора вспоминает о женах миллионеров, у которых она танцевала прошлым летом. Поскорее найти уцелевшую записную книжку с адресами, сиротскую шаль на голову и… в путь. Сначала — Пятьдесят девятая улица, особняк с окнами на Центральный парк, к миссис Роузберри. Респектабельная старушка (вылитая королева Виктория) сочувственно выслушивает жалобный рассказ Айседоры: пожар в гостинице… «мы все потеряли… бедная мама больна… братья без работы…», словом, монолог из мелодрамы. Старуха покачивает головой, приговаривая: «Бедняжка, ах, бедняжка…», роняет слезинку и наконец подписывает чек. Айседора подпрыгивает от радости и, только дойдя до Пятой авеню, заглядывает в чек: пятьдесят долларов. Крохи!

Не заходя домой, Айседора направляется к миссис Кулидж, известной деятельнице из среды крупных финансистов, видом и поучениями напоминающей вдову англиканского пастора: «Бедная деточка, лучше бы вы учились классическим танцам, тогда бы не оказались в таком положении. Очень жаль, ведь у вас есть талант…» Айседора поначалу скромно выслушивает нравоучения, с виноватым видом опустив глаза. Но после того как хозяйка, воспользовавшись напускной покорностью посетительницы, начинает пичкать ее историями о самонадеянных, а потому падших девицах, Айседора принимается оправдываться, сперва насмело, а потом все с большей убежденностью, не обращая внимания на старуху, продолжающую излагать общие места из буржуазной морали. Потеряв терпение, Айседора встает: