Я буду жить до старости, до славы...

Name: Я буду жить до старости, до славы...
Author: Берггольц Ольга Федоровна--

На нашем литературном портале можно бесплатно читать книгу Я буду жить до старости, до славы..., Берггольц Ольга Федоровна-- . Жанр: Биографии и мемуары / Поэзия. Онлайн библиотека дает возможность прочитать весь текст и даже без регистрации и СМС подтверждения на нашем литературном портале bazaknig.info.

Жанр: Биографии и мемуары / Поэзия

Название: Я буду жить до старости, до славы...

Автор: Берггольц Ольга Федоровна

Дата добавления: 15 январь 2020

Количество просмотров: 405

Читать онлайн

Я буду жить до старости, до славы... читать книгу онлайн

Я буду жить до старости, до славы... - читать бесплатно онлайн , автор Берггольц Ольга Федоровна

«Я буду жить до старости, до славы…» — писал молодой ленинградский поэт Борис Корнилов. До старости он не дожил: его убил советский режим. Но слава у него была уже при жизни. Он стал одним из самым ярких поэтов поколения, входившего в литературу в конце 20-х годов XX века. Песню из кинофильма «Встречный» на его слова пела вся страна: «Нас утро встречает прохладой, Нас ветром встречает река…» После гибели поэта эту песню стали объявлять как народную.

В первую часть книги входят избранные стихотворения и поэмы Б. Корнилова, а также новонайденные материалы из архива Пушкинского Дома.

Вторая часть содержит уникальный дневник Ольги Берггольц 1928–1930 гг. — периода их брака с Корниловым и письма Бориса Корнилова к Татьяне Степениной (его первой любви) и Ольге Берггольц.

Третью часть книги составили материалы из личного архива Ирины Басовой, дочери поэта: воспоминания ее матери Людмилы Григорьевны Борнштейн — второй жены Б. Корнилова, а также переписка Л. Борнштейн-Басовой с Таисией Михайловной Корниловой (матерью Бориса Корнилова), поэтами Борисом Лихаревым и Михаилом Берновичем. Эту часть книги открывает эссе Ирины Басовой «Я — последний из вашего рода…».

В четвертую часть вошли материалы следственного дела Бориса Корнилова из архивов ФСБ.

Книга содержит редкие и неизвестные фотографии и автографы.

Предваряет книгу эссе Никиты Елисеева «Разорванный мир».

Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала

ВПЕРЕД

Перейти на страницу:

1934

[79]

Елка

Рябины пламенные грозди,

и ветра голубого вой,

и небо в золотой коросте

над неприкрытой головой.

И ничего —

ни зла, ни грусти.

Я в мире темном и пустом,

лишь хрустнут под ногою грузди,

чуть-чуть прикрытые листом.

Здесь все рассудку незнакомо,

здесь делай все — хоть не дыши,

здесь ни завета,

ни закона,

ни заповеди,

ни души.

Сюда как бы всего к истоку,

здесь пухлым елкам нет числа.

Как много их…

Но тут же сбоку

еще одна произросла,

еще младенец двухнедельный,

он по колено в землю врыт,

уже с иголочки,

нательной

зеленой шубкою покрыт.

Так и течет, шумя плечами,

пошатываясь,

ну, живи,

расти, не думая ночами

о гибели и о любви,

что где-то смерть,

кого-то гонят,

что слезы льются в тишине

и кто-то на воде не тонет

и не сгорает на огне.

Живи —

и не горюй,

не сетуй,

а я подумаю в пути:

быть может, легче жизни этой

мне, дорогая, не найти.

А я пророс огнем и злобой,

посыпан пеплом и золой, —

широколобый,

низколобый,

набитый песней и хулой.

Ходил на праздник я престольный,

гармонь надев через плечо,

с такою песней непристойной,

что Богу было горячо.

Меня ни разу не встречали

заботой друга и жены —

так без тоски и без печали

уйду из этой тишины.

Уйду из этой жизни прошлой,

веселой злобы не тая, —

и в землю втоптана подошвой —

как елка — молодость моя.

1934

Прадед

Сосны падают с бухты-барахты,

расшибая мохнатые лбы,

из лесов выбегая на тракты,

телеграфные воют столбы.

Над неслышной тропою свисая,

разрастаются дерева,

дует ветра струя косая,

и токуют тетерева.

Дым развеян тяжелым полетом

одряхлевшего глухаря,

над прогалиной, над болотом

стынет маленькая заря.

В этом логове нечисти много —

лешаки да кликуши одни,

ночью люди не нашего бога

золотые разводят огни.

Бородами покрытые сроду,

на высокие звезды глядят,

молча греют вонючую воду

и картофель печеный едят.

Молча слушают: ходит дубрава —

даже оторопь сразу берет,

и налево идет, и направо

и ревет, наступая вперед.

Самый старый, огромного роста,

до бровей бородат и усат,

под усами, шипя, как береста,

ядовитый горит самосад.

Это черные трупы растений

разлагаются на огне,

и мохнатые, душные тени

подступают вплотную ко мне.

Самый старый — огромный и рыжий,

прадед Яков идет на меня

по сугробу, осиновой лыжей

по лиловому насту звеня.

Он идет на меня, как на муки,

и глаза прогорают дотла,

горячи его черные руки,

как багровая жижа котла.

— Прадед Яков… Под утро сегодня

здесь, над озером, Керженца близ,

непорочная сила Господня

и нечистая сила сошлись.

Потому и ударила вьюга,

черти лысые выли со зла,

и — предвестница злого недуга —

лихоманка тебя затрясла.

Старый коршун — заела невзгода,

как медведь, подступила, сопя.

Я — последний из вашего рода —

по ночам проклинаю себя.

Я такой же — с надежной ухваткой,

с мутным глазом и с песней большой,

с вашим говором, с вашей повадкой,

с вашей тягостною душой.

Старый черт, безобразник и бабник,

дни, по-твоему, наши узки,

мало свиста и песен похабных,

мало горя, не больше тоски.

Вы, хлебавшие зелья вдосталь,

били даже того, кто не слаб,

на веку заимели до ста

щекотливых и рыжих баб.

Много тайного кануло в Каму,

в черный Керженец, в забытье,

но не имет душа твоя сраму,

прадед Яков — несчастье мое.

Старый коршун — заела невзгода,

как медведь, подступила, сопя.

Я — последний из вашего рода —

по ночам проклинаю себя.

Я себя разрываю на части

за родство вековое с тобой,

прадед Яков — мое несчастье, —

снова вышедший на разбой.

Бей же, взявший купца на мушку,

деньги в кучу, в конце концов

сотню сунешь в церковную кружку:

— На помин убиенных купцов, —

а потом

у своей Парани —

гармонисты,

истошный крик —

снова гирями, топорами

разговоры ведет старик.

Хлещет за полночь воплем и воем,

вы гуляете — звери — ловки,

вас потом поведут под конвоем

через несколько лет в Соловки.

Вы глаза повернете косые,

под конец подводя бытие,

где огромная дышит Россия,

где рождение будет мое.

1934

Ленинградские стихи

ВПЕРЕД

Перейти на страницу:

Рекомендуем к прочтению

Шестьдесят лет спустя

Избранное

Генерал Корнилов

Жить и умереть в Париже

Сид Вишес: слишком быстр, чтобы жить...

Граница Света