Одиссея генерала Яхонтова

Неужели здесь, касаясь этого парапета, когда-то стоял Пушкин. Ну как можно спать такими ночами. Яхонтову потом казалось, что в Ленинграде он вовсе не спал. Ночами он кружил по центру, днем забирался на рабочие окраины, где, пожалуй, в старые времена никогда и не бывал. Как странно, но только сейчас он осознал, что не для всех жить в Петербурге означало квартировать на Каменноостровском, служить на Дворцовой и гулять по Невскому. Нет, не для всех! Но как-то не думалось тогда, что большинство, подавляющее большинство петербуржцев — это жители угрюмых безобразных домов на Выборгской стороне за Финляндским вокзалом, это те, кто живет поближе к Гавани и далеко за Обводным каналом. Яхонтову понравились люди ленинградских окраин. У них был бодрый и уверенный вид. И это, сделал заключение Виктор Александрович, тот плюс, который перевешивает все минусы. А он видел и минусы, несмотря на сказочно-восторженное ощущение того, что он на Родине. Он видел бедность одежды, неухоженность строений, жалкий по сравнению с Америкой ассортимент товаров в магазинах. За исключением книжных. Яхонтов был поражен, потолкавшись в нескольких книжных магазинах и понаблюдав, кто что покупает. В Америке о таком буме не могло быть и речи. Здесь расхватывали не какие-нибудь пошлые дамские романы или бесконечные детективы — здесь раскупали серьезные книги. В отличие от Запада здесь на книгах указывался тираж. Если не побывать самому в таком магазине, подумал Виктор Александрович, можно и не поверить, что столь огромные тиражи можно распродать.

Он вглядывался в лица покупателей. Ему казалось, что в их чертах, мимике, общем выражении странно смешиваются признаки простолюдинов и интеллигентов. Он видел этих людей в поздних трамваях, когда они усталые ехали домой после работы и учебы на рабфаке. Он слушал их разговоры, в которых тоже причудливо, как ему казалось, смешивалось крестьянское и студенческое. Яхонтов думал — не эти ли молодые люди своей жизнью, своей собственной судьбой преодолеют тот «вековой разлад», который был осью его размышлений о России.

Таких же молодых людей он увидел во всех городах. Всюду грохотала стройка — шел первый год первой пятилетки — росли заводы, фабрики-кухни, дома для рабочего люда. Всюду он видел энергичных, уверенных людей, которые, скорее всего, просто не осознавали, сколь они бедны, как плохо они одеты и обуты, как мало товаров у них в магазинах. Потом он устыдился этих своих мыслей, сообразив, что невольно сравнивает их жизнь с жизнью Америки. А это неверно, неверно в принципе. Надо сравнивать 1929 год в России не с 1929-м в США, а с 1921-м, например, здесь же, в России. А в двадцать первом здесь была страшная разруха, во многих губерниях убивали за кусок хлеба, ели траву, а порой и человечину. Он забыл свои собственные расчеты. Нельзя, Виктор Александрович, стыдно.

Из Ленинграда он проехал в Москву, оттуда в Нижний Новгород, потом в Сталинград (Царицын) и Владикавказ. Дальше его путь лежал в Тифлис и Батум. (Позднее их стали именовать на грузинский манер Тбилиси и Батуми. Впрочем, а почему бы городам Грузии не называться на грузинский манер?)

Из всех других городов его тура (не считая Ленинграда и Москвы) ему больше других по старым временам был памятен Батум. И здесь произошла необычная встреча с прошлым. В 1929 году в СССР отмечали 50-летие И. В. Сталина. Яхонтов купил несколько журналов и брошюр с материалами о юбилее. В лекционных поездках по США он научился столь же эффективно обрабатывать источники, как и в библиотечном зале. Этот опыт пригодился ему и сейчас. И вот, читая какую-то брошюру, Яхонтов узнал об одной детали в биографии советского лидера, которая его поразила. Оказывается, в начале века Сталин руководил стачечной борьбой батумского пролетариата. В статье говорилось и о «царских сатрапах», которых призывали штыками охранять эксплуататора Манташева, давать ему возможность бессовестно эксплуатировать рабочих его нефтеперерабатывающего завода.

Яхонтов усмехнулся: все было именно так. Много лет спустя он писал, вспоминая о своей службе на Кавказе в начале века:

«Однажды я был встречен на пороге дома денщиком, который сообщил мне приказ командира — немедленно прибыть на железнодорожную станцию. Через полчаса я узнал, что наш батальон спешным порядком переводится в Батум, где вспыхнула забастовка рабочих.

По прибытии в Батум батальон наш в полном составе выстроился на центральной площади. Цель была достигнута: рабочие, не подготовленные к вооруженному столкновению с войсками, вынуждены были прекратить забастовку.

Вечером того же дня всех офицеров, и меня 3 том числе, пригласил к себе на обед управляющий нефтяного короля Манташева, на заводе которого и происходили волнения рабочих. Все мы охотно приняли его приглашение, нисколько не задумываясь, что это была некрасивого рода «взятка», облеченная лишь в приличествующую форму признательности и благодарности «защитникам», то бишь нам…

Дня через два мы уже возвращались обратно в Кутаиси. В поезде я всю дорогу мысленно задавал себе один и тот же мучивший меня вопрос: что стал бы я делать, если бы на площади, где выстроили наш батальон, появились забастовщики?..

Эта «командировка» надолго оставила у меня в душе неприятный осадок».

В двадцать девятом году Яхонтов побывал на той же площади. Рядом девушка-экскурсовод рассказывала по-русски с грузинским акцентом группе экскурсантов — видимо, с Украины — о той самой забастовке. «Вот там выстроились вооруженные до зубов царские сатрапы" — говорила она и показывала не совсем верно, где они тогда стояли. Яхонтов, разумеется, не стал ее поправлять. Он думал о том, сколь прихотливы судьбы людей. Манташев доживает свой век где-то на западноевропейских курортах. Денег у него много. В 1919 году он выгодно продал свои нефтяные акции сэру Генри Детердингу, который, надо думать, не сомневался, что он станет хозяином кавказской нефти. Это в его интересах вторглись тогда в Россию англичане. Их вышибли. Сэр Генри остался с носом, но жалеть его не надо — он того не стоит, да и без кавказских предприятий он остается мультимиллионером.

Бывший «царский сатрап» Яхонтов, некогда с оружием в руках явившийся сюда на защиту интересов господина Манташева, стал… Кем ты стал, Виктор Александрович? Американцем? Домовладельцем? Лектором? Ты лоялен к Советскому Союзу, ты дружественно к нему настроен и полемизируешь с его врагами? Ну-ка расскажи о себе этим экскурсантам. Поймут ли они тебя? Не скажут ли они тебе, что ты был против Сталина и его соратников-революционеров? И вообще, чем вы занимались до семнадцатого года, гражданин Яхонтов В. А.? Служили сначала царю, а потом Керенскому?

Из Батуми он отплыл на пароходе в Ялту, где теперь в царском дворце в Ливадии отдыхали крестьяне. В Симферополе Яхонтов сел на поезд и вернулся в Москву. Его тур, собственно, кончался здесь. Дальше ему нужно было в Китай. Билет, купленный заблаговременно, лежал в кармане. Интересно будет снова проехать по Транссибирской и КВЖД. Для книги, которую он пишет, очень нужно побывать в Китае. Ну, а там пароходом до Сан-Франциско и поездом в Нью-Йорк «домой» (впрочем, не пора ли перестать мысленно ставить это слово в кавычки? Нет, и все-таки кавычки нужны!).

Но этот план сорвался. Китайские генералы устроили серию провокаций на КВЖД, и железнодорожное сообщение между СССР и Китаем прервалось. Яхонтову пришлось аннулировать свой билет. В принципе, конечно, он мог проехать до Владивостока и через Японию вернуться в Штаты, но без служебной необходимости надо было думать о деньгах. Дешевле было ехать поездом до Берлина, там — в Гамбург и на пароход. Но Яхонтов не выдержал и поехал через Ленинград. Еще раз постоять над Невой, хоть один только раз!