Как сражалась революция

Командующий Южным фронтом Михаил Васильевич Фрунзе был в эти дни в городе: ему сообщили, что я прибыл из тыла Врангеля. Руководитель Закордонного отдела ЦК партии Украины Немченко (Павлов) представил меня товарищу Фрунзе.

Серьезный урок революционной бдительности получил я во время этого свидания с Михаилом Васильевичем. Фрунзе встретил меня настороженно.

—    Вы товарищ Папанин? Здравствуйте! Вы из тыла Врангеля?

—    Да,— ответил я.

—    Вы член партии?

—    Да,— ответил я.

—    Чем докажете?

—    В Центральном Комитете Коммунистической партии Украины должны меня знать, я был комиссаром оперативного отдела штаба морских сил Юго-Западного фронта.

Товарищ Фрунзе тут же поручил своему секретарю связаться с Феликсом Коном, который в то время был секретарем ЦК партии. Через несколько минут раздался телефонный звонок. Из ЦК сообщили: «Папанин — член партии, и последняя его работа — комиссар оперативного отдела штаба морских сил».

Но и это сообщение не удовлетворило Фрунзе.

—    Телефон телефоном, получите в ЦК официальную справку, — сказал Михаил Васильевич своему секретарю.

Откровенно говоря, мне стало не по себе. Вот, думаю, с таким трудом, с таким риском пробирался в Советскую Россию, а тут сразу недоверие, такой холодный прием!..

Невольно вспомнился Ростов, Реввоенсовет Кавказского фронта, где первоначально к нашему предложению высадить десант в тыл Врангеля отнеслись как к авантюре. Неужели и здесь нас считают авантюристами?

Мои мысли были прерваны появлением секретаря, передавшего товарищу Фрунзе пакет, присланный из ЦК партии.

Быстро прочитав полученную из ЦК справку, Михаил Васильевич еще раз пристально посмотрел на меня и, обращаясь ко мне, дружеским тоном сказал:

—    Ну теперь давайте поговорим.

Долго и подробно расспрашивал меня о повстанческой армии. Его интересовало буквально все, до самых мелочей: он придавал исключительно большое значение повстанческому движению в Крыму. Товарищ Фрунзе интересовался количеством бойцов в повстанческой армии, чем мы вооружены, есть ли деньги, как питаются партизаны, как относится к нам местное население. Я еле успевал отвечать на вопросы. Внимательно выслушав меня, Фрунзе спросил, какая нужна помощь красным партизанам Крыма. Я подробно изложил, что необходимо Мокроусову и что требовалось для второго десанта.

Тут же при мне Фрунзе по телефону отдал приказ о выделении средств и оружия для крымских партизан и поручил членам Реввоенсовета Южного фронта товарищам Гусеву и Бела Куну оказать мне полное содействие в скорейшем получении оружия и средств и организации десанта в Крыму. Затем, вызвав Москву, связался с Реввоенсоветом Красной Армии, получил от них разрешение на выдачу мне двух катеров и дал указание командованию Азовской флотилии выделить в мое распоряжение два катера-истребителя...

Тепло распрощавшись с Фрунзе и руководителями Закордонного отдела ЦК Компартии Украины товарищами Павловым и Гавеном, я стал готовиться в обратный путь.

Окрыленный такой поддержкой, я с радостью возвращался к своим браткам, увозя с собой все необходимое для бойцов повстанческой армии и неизгладимое впечатление о славном полководце Красной Армии Михаиле Васильевиче Фрунзе.

Встреча с Фрунзе многому меня научила. Стала понятна его настороженность при первом приеме. Именно так и должен был поступать старый большевик, прошедший суровую школу революционного подполья.

На помощь партизанам Крыма

На третьи сутки я уехал в Ростов, а оттуда в Таганрог, из Таганрога в Новороссийск. Здесь стали собирать бойцов. Много пришло добровольцев. Крепко хранили военную тайну, никто не подозревал, что готовится десант в тыл Врангеля. Из политотдела пришел ко мне Всеволод Вишневский.

—    Ванечка,— сказал он мне,— неужели ты меня оставишь здесь? Возьми меня с собой!

Мы крепко сдружились с Вишневским в 1919 году, когда воевали на Украине в бригаде бронепоездов, и очень любили друг друга. Всеволода Вишневского я назначил командиром нашего десанта. Стоял ноябрь. Беспрерывно штормило, и упускать время было нельзя. Ночью мы погрузились и отошли от берега.

Первыми вышли в море суда «Рион» и «Шахин». Несколько позднее за ними шел и я с отрядом моряков на катере-истребители «МИ-17».

Шли с потушенными огнями. Шторм. Темнота. Мелкий снег с дождем, норд-остовый ветер... Кто знает Новороссийск с его норд-остами, тот может себе представить условия нашего перехода. Шторм становился все сильнее и сильнее. Долго кружились, разыскивая в темноте «Рион» и «Шахин», но, убедившись в бесполезности поисков, решили не возвращаться обратно и взяли курс прямо на Крым. Нельзя было терять ни одной минуты, так как я вез оружие, патроны, бомбы для повстанцев. В пути встретили белогвардейское судно «Три брата». Я остановил его и, чтобы белогвардейцы не возвратились обратно и не донесли врангелевскому штабу о нашем десанте, взял хозяина судна и его компаньона заложниками, а экипажу предъявил ультиматум — в течение 24 часов не подходить к берегу. Непрекращавшийся шторм вымотал всех. Огромные волны беспрерывно перекатывались через палубу. Чтобы не снесло меня волной в море, я был привязан веревками к рубке. Заливало все. Все люки на истребителе были задраены. В помещениях стояла такая духота, что нечем было дышать. Бойцы измучились. Они страдали от жажды: не было воды, так как во время шторма сорвало с палубы анкера.

Большую помощь во время перехода оказал мне мой старый боевой товарищ по 1919 году, бесстрашный Всеволод Вишневский, который шел со мной в качестве моего помощника по политической части и старшего пулеметчика.

В самые тяжелые, ответственные минуты у Вишневского находились слова ободрения, которые глубоко западали в души бойцов.

—    Браточки, крепитесь, не то еще переживали...— успокаивал он изнывающих от жажды бойцов.

Велика сила большевистского слова. Еще крепче сжимались пересохшие губы, еще зорче смотрели вперед глаза этих простых беззаветных героев, готовых в любую минуту отдать свою жизнь до последней капли крови за Советскую власть, за пролетарскую революцию.

В темноте мы подошли к тому месту, где впервые высадились с Мокроусовым — к деревне Капсихор. Огромные валы волн выкатывались на берег, с грохотом разбиваясь о прибрежные скалы... Что нас ждет на берегу, никто не знал.

С маузером в руке я выпрыгнул за борт. Набежавшая волна с силой подбросила меня вперед, и через несколько секунд я был уже у берега. За мной последовали остальные бойцы. Потом перетащили на берег весь наш груз пулеметы, винтовки, патроны, бомбы. Договорились, что пойдем па Алушту. Вскоре наше появление на берегу было известно всей деревне.

—    Банка приехал,— радостно кричали татары, сбегаясь к нам со всех сторон. Они знали, что я уезжал в Советскую Россию, и с нетерпением ждали моего возвращения, верили, что вместе со мной придет необходимая помощь, которая навсегда избавит их от ненавистного Врангеля.

Подъем среди татарского населения был исключительный.

Отряд наш быстро вырос. Пришло много татар, все они просили оружия. Мы раздали им винтовки и двинулись к Алуште, по дороге обезоруживая отступающих белогвардейцев.

Подходим к городу и видим — спускается с другой стороны ударная огневая бригада 51-й дивизии. Вместе с ней добивали бегущих белогвардейцев.

В день высадки нашего десанта пал Перекоп.

Героическая Красная Армия разбила наголову Врангеля. Об этом я узнал от захваченных мною белых офицеров. В тылу белых царила паника. Повстанческая армия во главе с т. Мокроусовым вышла из леса и двинулась на Феодосию, чтобы отрезать путь для отступления белых.

Вскоре после взятия Алушты я был вызван обкомом партии, вместе со своим отрядом, в Симферополь. Здесь, в обкоме, неожиданно еще раз встретился с т. Фрунзе. Он был в серой шинели, без знаков различия. Михаил Васильевич, увидев меня, приветливо заулыбался и протянул мне обе руки.

—    Ну, как добрались? Очень рад, что у вас все благополучно разрешилось,— сказал он, энергично пожав мне руки, и быстро зашагал в кабинет секретаря обкома т. Землячки Розалии Самойловны.